Двенадцать звезд

— Ты что-нибудь помнишь из того, что было до Андасалкэ? Родителей, дом?

— Нет, ничего. Мне было меньше года, когда я попал туда.

— Но ты же помнишь имя?

— Только имя — Дайморд. И больше ничего.

"Странно, но уж будь добр, поверь мне!": Азраиль действительно помнил только имя.

Теперь эльф внимательно смотрел в глаза магу. "Проверяет, не лгу ли я. А я не лгу. Пока".

— Как ты оказался в Темной Башне?

— Мой воспитатель отправил меня в Мордор вместо своего родного сына, когда мне исполнилось двенадцать лет.

Нельзя сказать, чтобы Азраиль когда-либо огорчался по этому поводу. На что ему было рассчитывать в Андасалкэ — самой дальней и маленькой из всех старых колоний, песчинке на границе бескрайнего океана и бесконечных равнин?

— А как тебя звали в Андасалкэ и в Темной Башне?

Да уж наверное не Даймордом — чтобы человека Башни звали именем кого-то из Стихий Запада!

— Азарон, — произнес маг прежним тоном, расслабив руки, как будто ответ на этот вопрос не представлял для него никакой трудности.

По смыслу "Азарон" то же самое, что и "Азрахиль" — или "Азраиль", как произносится это имя на дальнем юге, — но встречается чаще.

— Чем ты занимался в Темной Башне?

Ага, настала пора потихоньку напрягаться. Пленник нервно повел головой.

— Я лекарь, хирург. Недавно меня начали учить магии — когда настоящих магов осталось мало...

Вот и объяснение инструментам и снадобьям в мешке.

— Почему ты бежал из Темной Башни?

Отлично. Даже если эльф не совсем поверил, уличить пленника во лжи он не может. Азраиль закусил губу и стиснул пальцы.

— Я хотел жить.

— Ты был один?

— Нет, я был со своим наставником, магом.

Эльф в зеленом чуть наклонил голову. "А, не ожидал, думал, что маг — это я..."

— С магом?

— Да.

— Как его имя?

— Налозир.

В Башне действительно был маг с таким именем. Только он лишился рассудка и умер с месяц назад. Пусть нимри думают, будто не нашли спутника Азраиля из-за того, что тот сильный и умелый черный маг.

— Как же вы выбрались из Темной Башни?

— Через подземный ход, который вел за первые линии осады. На юг от Башни.

Эльфийский лорд по-прежнему пристально смотрел на пленника, но в его взгляде уже не было той враждебности, что раньше. Теперь главное делать вид, будто ничего не заметил, будучи поглощен своими страхами. И Азраиль, тяжело сглотнув, продолжал:

— Наставник взял с собой орков, и, пока они дрались с людьми, мы ушли.

— Зачем вы зажгли в ночи огонек?

— Наставника ранили в бою, и он зажег свет, чтобы я мог перевязать его.

— Кольчуга, шлем — чье это?

— Его.

Эльф поглядел на Азраиля удивленно:

— Но ты же сказал, что твой учитель — маг?

— Да, маг. И воин тоже.

Это тоже не совсем ложь: Долгузагар умеет пару фокусов.

— Зачем же он взял с собой тебя, если ты не воин и только начал учиться колдовству?

Хороший вопрос. Если получится убедительно на него ответить, то эльф поверит во все остальное. Азраиль посмотрел Тиндолу прямо в глаза:

— Не всякий захотел бы и согласился бежать из Башни. Даже... даже после гибели Повелителя.

Чистейшая правда. Он, Азраиль, не собирается подыхать как загнанная в угол крыса. Он хочет жить и жить будет. Назло всем, включая Самого.

— Кто из вас управлял мертвыми орками?

— Мой учитель.

— А почему не ты?

Азраиль страдальчески улыбнулся.

— Мне было не до того, — и пояснил, когда эльф нахмурился: — Там пахло...

— Что произошло дальше?

— Когда один из дозорных уехал, мой наставник вылез из расщелины, где мы прятались, и напал на второго. Тут подбежал третий, и мне... мне пришлось вступить в бой.

Честное слово, у меня не было ни малейшего желания это делать, подумал Азраиль. Я бы с удовольствием отсиделся в укрытии, если бы Долгузагар мог справиться с обоими дозорными. Маг снова стиснул руки и провел языком по якобы пересохшим губам.

— Мы стали рубиться, и эльф... он ранил меня. Он сражался гораздо лучше... Я понял, что он сейчас меня убьет, — голос Азраиля дрогнул, и он докончил шепотом: — И я схватился за отравленный кинжал.

Он опустил голову. Очень мило: слабак, который так перетрусил, что прибег к отравленному оружию. И теперь испуган до полусмерти. Маг вспомнил свой неожиданно быстрый и точный выпад, царапину на щеке эльфа, гримасу, исказившую его лицо. И собственную радость, опьянение победы, когда противник, корчась, рухнул на землю. "Я могу и буду торжествовать снова и снова. Я уже почти одолел тебя, лесной выкормыш, хотя ты шире меня в плечах, а я безоружный пленник".

Азраиля передернуло, задрожали губы, сжались руки.

— Что было потом? — холодно и спокойно спросил эльф.

Маг судорожно вздохнул и поднял голову.

— Наставник перевязал меня, посадил на круп, и мы поехали на юг. Потом... я уже говорил, что было потом.

И он сжал губы, словно для того, чтобы они не дрожали, и посмотрел в сторону, будто пытаясь скрыть наворачивающиеся слезы. И прерывисто задышал.

Собеседник молча смотрел на него, Азраиль упрямо глядел в сторону, надеясь, что эльф видит, как его глаза влажно поблескивают в сиянии светильника.

"Что ж, настала пора проверить, не передумал ли ты отправлять со мной целое войско нимри". Маг чуть наклонил голову, и по его щекам медленно поползли две слезинки, искрясь и переливаясь в сиянии светильника. Отлично, мой мальчик, похвалил Азраиль сам себя. Да, не выдержал паренек, слабоват оказался, не хватило гордости вынести все до конца.

— Что... что со мной будет? — прошептал пленник. В его голосе звучали ужас и мольба: морадан обращался к эльфу как к тому, кто имеет право решать его судьбу.

Уж не сочувствие ли мелькнуло в прохладных серых глазах? Во всяком случае, эльф глядит теперь скорее задумчиво, нежели отчужденно.

— Что с тобой будет? Тебя будет судить король Людей Запада.

Азраиль, уже не скрываясь, всхлипнул:

— Тогда я погиб!

— Почему ты так думаешь? — удивился Тиндол.

Маг посмотрел на него сквозь пелену слез.

— Но чего еще ждать человеку Башни от его врагов? — произнес он прерывистым голосом, словно пытаясь сдержать слезы и дрожь.

Собеседник спокойно смотрел на него.

— Всякое бывает. Я могу написать письмо Верховному королю обо всех твоих обстоятельствах.

Пленник махнул рукой и, всхлипнув, отвернулся.

— Какая разница? Все равно он меня не помилует...

— Все зависит от тебя одного, — возразил эльф.

Азраиль вытер рукавом слезы.

— Лучше бы вы перерезали мне горло, пока я был без сознания, — сказал он. — Зачем, зачем вы стали меня лечить?

— Никто не должен умирать с закрытыми глазами, — произнес лорд Тиндол и внезапно, не прощаясь, повернулся и вышел, оставив светильник гореть на столе.

За его спиной Азраиль упал на кровать и принялся горько рыдать — не очень громко, но так, чтобы было слышно. Всхлипывая в подушку и постепенно затихая, маг одновременно улыбался сам себе: пожалуй, такая легенда сошла бы за правду даже в глазах Бешеного — если бы Азраиль озаботился перерезать глотки своим пленникам.

Самое забавное — это то, до какой степени придумка соответствует истине. Азраиль действительно плохой воин, совсем не такой статный и сильный, какими обычно бывают нумэнорцы. И тот эльф бы его зарубил. Насчет страха... будем откровенны, это тоже не совсем неправда. Но только глупец на месте черного мага не убоялся бы Исильдуровой справедливости. Врачевание? Наверняка он смог бы неплохо лечить — ведь он хороший пытчик. Палач, сказали бы эльфы. И маг, перевернувшись на спину, улыбнулся голубому своду. В Башне палачами называют самый низший разряд пытчиков: тех, что наказывают и казнят орков, — снисходительно разъяснил он потолку палатки. Мысленно, конечно.

Про "мальчика из дунэдайн" тоже, наверное, правда. Как иначе могло получиться, что в Андасалкэ ему никогда не называли имен родителей или кровных родичей? Да и сам Азраиль всегда знал, что у него нет ни отца, ни матери, просто нет: его с самого детства не удивляло, что его никогда не называют "сын такого-то", как время от времени величали других мальчиков. Потом, взять его имя: для приемыша с потопленного корабля не придумать лучше прозвания, нежели "Дитя моря". Еще Азраилю легко давался синдарин, которому он выучился в Темной Башне: как будто он не учил, а вспоминал этот язык.

Маг тихо удивился, как вовремя всплыло у него в голове его младенческое имя — Дайморд, Небесный Воитель. Может, это и в самом деле результат падения и сотрясения мозга? И Азраиль даже не то что бы вспомнил это имя. Он, собственно, никогда его не забывал. Просто оно, похороненное под грудой впечатлений и воспоминаний всей жизни, ни разу не извлекалось на свет. Ты знаешь, что оно там есть, но не лезешь за ним. А тут, видно, вся куча перетряхнулась, вот имя и оказалось сверху, усмехнулся Азраиль.

Маг отвернулся от светильника и от входа в палатку — незачем тем, кто войдет, видеть, как он довольно улыбается во сне, — и скоро отчалил во тьму.

Утром он проснулся сам. Светильник исчез, вместо него на столе стоял в пустом корытце кувшин с водой. Азраиль умылся, остро ощущая отсутствие мыла, гребня и полотенца, а также с неудовольствием заметив, что снова пробивается щетина. Голову тоже не мешало бы помыть. "Могли бы и вернуть мои собственные мыло и гребень", — сердито подумал он.

Только маг закончил омовение, как в палатку вошел вчерашний темноволосый эльфик с подносом в руках. Он кивнул пленному, поставил на стол поднос, забрал кувшин с тазиком и удалился.

За завтраком, неизбывно пахнущим эльфийскими травами, Азраиль, медленно и тщательно пережевывая пищу, прислушивался к шуму в лагере. Если конвой от Исильдура еще не прибыл, может, попробовать выпросить у нимри еще воды и мыло, чтобы помыть голову? Или хотя бы гребешок?

Но когда он закончил есть, полог палатки отлетел в сторону, и на пороге появились лорд Тиндол и целитель Батлин. Маг поднялся и склонил голову, чувствуя, как сильно забилось сердце. Тиндол кивнул ему, а лекарь сказал "Доброе утро".

Батлин подошел к морадану и заглянул ему в глаза. Потом легко прикоснулся к запястью мага.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил лекарь.

Азраиль криво улыбнулся.

— Сносно.

— Голова не болит?

В висках ощущались какие-то отзвуки боли. Должно быть, от страха.

— Немного.

Целитель кивнул.

— Что ж, это не удивительно. Через несколько дней само пройдет.

Когда мне отрубят голову, непременно пройдет, хотел сказать Азраиль, но промолчал. Впрочем, кажется, он подумал эту мысль довольно громко: эльф смутился и отошел к своему командиру.

— Все более или менее в порядке, браннон Тиндол, — сказал целитель и, напоследок кивнув Азраилю, выскользнул из палатки.

Маг сглотнул: с каждой минутой страх давил на него все сильнее.

— Отряд от государя Исильдура уже прибыл. Они придут за тобой, когда закончат трапезу, — слова эльфа падали на Азраиля как каменные плиты.

Маг пошатнулся и вдруг ощутил нестерпимое желание остаться здесь: ненавистная голубая палатка показалась ему лучшим из жилищ, а русоволосый эльф — прекраснейшим в мире существом.

"Неужели ты остался бы здесь, променяв возможность побега на вечный плен, если бы это зависело от тебя?" — презрительно спросил Азраиль у себя самого.

Нет.

Как бы то ни было, вряд ли люди станут убивать его в лагере нимри или по дороге. Чего он, в сущности, боится — здесь и сейчас? Страх не ушел, но немного утих.

— Я написал королю Людей Запада письмо с просьбой взять в рассуждение все обстоятельства твоей жизни, — продолжал эльф, не сводя спокойного взгляда с лица Азраиля

Пожалуй, маг бы проникся к Тиндолу благодарностью, будь сам он тем, за кого себя выдавал. Письмо эльфийского лорда — уж не родич ли он Трандуиля? — могло бы, наверное, спасти жизнь Азарона, лекаря и начинающего мага. Но не жизнь Азраиля, мага и пытчика.

— Это письмо отвезет один из моих эльфов.

Морадан не моргнул глазом, но внутри у него полыхнула злоба. Ты об этом пожалеешь, подумал он, ты об этом пожалеешь. Его затрясло от ненависти, и на глазах выступили слезы ярости.

— Не бойся, — сказал эльф. — Только в Темной Башне казнили за любую провинность. А теперь прощай. Не думаю, что мы свидимся снова.

Маг дернул головой — сойдет не то за поклон, не то за знак согласия, эльф склонил голову и вышел из палатки.

Азраиль тяжело опустился на ложе, пытаясь привести в порядок мысли и ощущения. Один эльф, один эльф... А если этот лорд Тиндол отправляет с ним всего одного эльфа, потому что в прибывшем отряде есть еще нимри? Скажем, какой-нибудь древний нолдо из дружины Гиль-галада... Снаружи под тяжелыми шагами захрустел песок, и маг встал, ощущая, что мир опять плывет у него перед глазами.

Полог распахнулся, и на пороге возник человек из кошмаров Азраиля. Впервые в жизни маг понял, что выражение "слабость в коленях" может иметь не только переносный, но совершенно буквальный смысл: в глазах потемнело и ему пришлось опереться о стол. Но дунадан неподвижно стоял на пороге и просто смотрел на пленного, не проявляя видимой враждебности.

Пришелец был ненамного выше Азраиля, но чуть ли не в два раза шире его в плечах. Впрочем, дело отчасти было в его доспехах: вороненой кольчуге, на груди которой митрильными кольцами было выплетено Белое Древо.

Даже сквозь туман ужаса, застилавший рассудок мага, он оценил достоинства этой брони: вороненые кольца не отсвечивают, а митрильные ярко блестят и при дневном свете, и при ночном освещении. Но стрелять в Древо бесполезно: митрильное плетение не пробьет даже стрела, выпущенная из стального лука.

Обладатель столь необычной кольчуги был уже не юн: морщины у глаз, седина в темных чуть вьющихся волосах до плеч. Неприятно проницательные серые глаза — не как у эльфа, а иначе. Лицо скорее бледное, широкий лоб, тонкие губы, крепкие челюсти. Немного похож на воспитателя Азраиля, капитана Андасалкэ. На поясе длинный меч и кинжал. Северянин, может быть, рыцарь из дружины Верховного короля?

Тут маг заметил, что дунадан тоже смотрит на него очень внимательно, и похолодел. А вдруг это родич кого-то из пленных? И ему описывали черного мага и палача по имени Азраиль: молодой, худой и невысокий, глаза серые, волосы светлые, длинные, чуть вьются? Или у них там есть список с приметами наиболее отличившихся? Или это Долгузагар нашелся и все выложил про своего спутника?

— Мне сказали, тебя зовут Дайморд? — прервал молчание человек в кольчуге с Белым Древом.

Говорил он на адунайском, и голос его звучал не так сурово, как можно было ожидать. Азраиль с трудом удержался от вздоха облегчения.

— Нет.

Собеседник явно удивился. Не давая ему задать следующий вопрос, маг продолжал:

— Я сказал, что таково мое имя. А зовут... то есть, звали меня по-другому.

Дунадан кивнул, видимо, вникнув в суть этого не совсем вразумительного объяснения.

— Азарон, да. Но как мне к тебе обращаться?