Цена империи

Но... Во всем хорошем, может таится зачаток будущей беды. Слишком много времени прошло с последнего наступательного похода ланов. Некогда отважные степные воители все чаще и чаще предпочитали мирные пути решения проблем, не желая лишний раз рисковать своей счастливой жизнью. Постепенно, соседи Великой степи перестали волноваться за свои границы. За восемь лет существования империя больше не предпринимала никаких попыток нападения, она росла, богатела, развивалась.

Всё чаще и чаще её диковинные разработки и несметные сокровища будоражили умы ближайших государств. Но если раньше их останавливала осторожность и страх перед могучей армией, то теперь жадность притупляла инстинкт самосохранения. Да и армия была уже не та. Восемь лет мира, довольства и сытой жизни, — достаточный срок, чтобы расхолодить даже самых непримиримых и жестоких головорезов.

А в это время в Дарайском королевстве, основном западном сопернике империи ланов, умер король. Взошедший на престол наследник, Норберт Свирепый, опасений отца не разделял и решил попробовать на зуб лежащие на востоке богатые земли Степной Империи

"Разве они опасны? — всё чаще размышлял он, слушая доклады шпионов. — Они разжирели и потеряли хватку. Аларих слишком озабочен развитием мирных ремесел. Да стоит ли ждать отваги и воинской сноровки от императора который пишет стихи, и даже не скрывает этих своих наклонностей? А ведь у них такие земли!"

И так думал не он один. Огромные, богатые земли вызывали зависть у всех соседей, и, по мере того как слабел страх перед бесчисленными туменами степных воителей, сильнее и ярче разгоралась жадность и тем больше крепло желание отщипнуть у Великой степи лакомый кусочек богатой страны. Идеи Норберта нашли много последователей, и все новые и новые страны, княжества, герцогства и королевства присоединялись к тщательно сколачиваемому им союзу.

И вот настал день, когда огромная армия союзников под предводительством Дарайского короля направилась в сторону Великой Степи. Первые стычки произошли на западной границе бывшей Ромейской империи. За первый месяц войны Империя потеряла шесть городов. Когда об этом доложили Алариху, он чуть не завыл от злости. Глянув на карту мира великий император гневно ударил кулаком по столу. Проклятый контракт. Проклятый Ллуарт, из-за которого он не мог сам вступить в битву. Два тумена отборных воинов, — все, что он смог набрать за столь короткое время, отдал Аларих Тилле, и как всегда веселый и улыбчивый Лис поцеловал жену, обнял дочь и сына, взмахнул рукой со сверкающей саблей и отправился в бой, пообещав, что вернется с победой, или не вернется вовсе.

Он не вернулся. Гонцы рассказали Алариху о последних минутах его друга. Тилла вел в бой воинов Степи, и армия противника была уже почти сокрушена отважными воителями, когда из глубины смешавшихся вражеских рядов показались странные устройства. Они походили на прикрепленные к огромным колесам бронзовые трубы.

Неизвестное оружие извергло из своих утроб огонь вместе с густым вонючим дымом, и тотчас на ряды воинов обрушился удар страшной силы. Как трава под косой крестьянина, пали отважные бойцы, пораженные силой неведомого оружия. И лишь поспешное отступление позволило спастись тем немногим, кто доставил императору эти печальные известия.

Тилла, сражавшийся в первых рядах, был разорван вместе с конем этой странной и неведомой силой.

Так говорили гонцы, стыдливо отводя взгляд от вопрошающего взора императора и затаенный страх сквозил в каждом их слове и движении.

— Что это? — спросил император у жены. — Это и есть та самая магия, о которой ты говорила когда-то?

— Нет, — покачала головой Верлерадия. — Будь это магией или деяниями богов, я бы знала и могла помочь. Но это, увы, дело рук человека.

— Понятно, — кивнул император, и нежно обнял своего сына. — Не беспокойся, любимая. То, что создано одним человеком, вполне может быть уничтожено другим.

— Ты идешь на войну? — с тревогой и ужасом спросила богиня, глядя в глаза своего императора.

— У меня нет иного выхода, Рада, — прошептал он, прижимаясь своим лбом ко лбу жены. — Если я вступлю в бой, то потеряю душу, но если не сделаю этого, то лишусь всех вас. Погибнет не только империя, но и мой народ. А больше всего я переживаю за тебя с сыном. Дарайский король не оставит вас в живых. А этого я не могу допустить. Я люблю тебя и маленького Атталлу, люблю больше всего на свете.

— Я тоже люблю тебя, мой император, — прошептала Верлерадия, сдерживая слезы в глазах. — Знай, лишенные души, не могут войти в священную рощу, а я не могу её покинуть. Но я всегда буду с тобой, а ты будешь в моем сердце.

— Я велю построить высокий дворец на опушке леса, — вздохнул император. — Оттуда я смогу видеть тебя.

— А сейчас, мне пора идти. Если б ты знала, как я хочу остаться. Но, видно, такова судьба мужчин — жертвовать всем: жизнью, душой, любовью ради защиты семьи и империи. И мне не избегнуть платы.

— Иди, мой император, — ласково заправила Верлерадия ему прядь выбившихся волос за ухо и погладила пальцами по щеке, — я буду ждать тебя, каким бы ты не вернулся.

Император поцеловал жену, обнял сына, затем взял в руки щит и направился прочь из рощи. У края поляны он не сдержался, в последний раз взглянул он на своих любимых и поспешно скрылся.

* * *

Из хроник летописцев империи Ромей:

Огнём и мечом прошлись по миру войска ланов, и вспомнили соседи, что такое страх, но было поздно. Вода в реках стала красной от пролитой крови, и не щадили разъяренные варвары ни детей, ни женщин, ни стариков. И только волки выли, справляя кровавый пир в опустевших городах и весях уничтоженных стран. А впереди безжалостного воинства шел император Аларих по прозвищу "Стальная Хватка", и пусты были его глаза, холодно взирающие на творящийся по его приказу ужас.

А когда не осталось в напавших на него странах никого живого, повернул он назад, и вновь воссел на резном престоле империи Великой Степи. И не было более подле него милосердной богини. Не мог более император входить в Священную рощу, затворившуюся для него пролитой кровью. Но велел он построить рядом со святым местом дивный дворец и каждый день любовался им с балкона...

Долго правил Аларих Первый, а когда почувствовал что силы его иссякают, передал престол свой сыну Атталу. А сам вошел в Священную рощу, и ступив на благословенную землю, упал наземь и умер. Говорят, что тогда, рядом с ним в последний раз появилась в земном обличье всемилостивейшая богиня, и подняв его тело на руки, унесла вглубь священного леса. Ибо даже самые страшные злодеи, коим и был Аларих, раскаявшись, достойны прощения.

А еще говорят, что не умер он, но был погружен богиней в сон зачарованный, чтобы избег он той страшной участи, что предназначалась ему за его деяния. И, если случится с империей, его трудами созданной, беда великая, то пробудит его Богиня, дабы спас он её, искупив трудом этим висящие на нем великие грехи. Но доподлинно то неизвестно, ибо молчит богиня, сколь не вопрошали её о судьбе первого императора.

А Аттала Справедливый правил долго и славно. И столь велик был внушенный Аларихом Первым ужас, что даже после его смерти, боялись люди сказать хоть одно недоброе слово в адрес восседающего на престоле сына, а родичи сами убивали безумцев, осмелившихся хотя бы помыслить о неподчинении императорской воли.

Эпилог.

Спустя семь лет после окончания Великой войны.

Одно мгновение из жизни бездушного.

Великий император всех народов мира сидел на балконе и наблюдал, как в священной роще молоденькая егоза-дриада играет в салочки с его сыном. Юная... Совсем юная девочка-подросток, еще даже не начавшая округляться в нужных для девушки местах. Сейчас, спустя годы, Верлерадия вновь выглядела так же, как и тогда, в лесу, во время их первой встречи. После расставания с ним она вновь вернувшись к излюбленному обличью.

Аларих печально вздохнул. Считая, что лишенные души не способны на чувства, богиня ошибалась. И ошибалась довольно сильно. Пусть не так явно, пусть не с той силой, но он все же скучал по ней, и приходил сюда, чтобы сверху понаблюдать за тем, как та, которую он любил, играет с их сыном.

Она всегда чувствовала, когда он появлялся на балконе и иногда махала ему рукой. В такие моменты Аларих в ответном приветствии салютовал сжатой в кулак рукой. И только сын видел, какой глубокой печалью наполнялись на мгновение глаза матери, совсем не соответствуя юному, даже скорее детскому облику их обладательницы.

Аларих же в свою очередь благодарил богов за незнание Рады о том, что бездушные не лишены всех чувств. Пусть думает иначе. Так ей будет лучше. Легче.

Прервав свои размышления. Император мира покинул балкон и сев за письменный стол из драгоценного розового дерева придвинул к себе толстую стопку ждущих утверждения смертных приговоров. Пора приниматься за работу. Но, прежде чем поставить свою подпись на первом из многочисленных "листков смерти" лежащих перед ним, Император вновь поднял голову и полными тоски глазами всмотрелся в выходящее к священной роще окно, не в силах оторваться от наблюдаемой сцены.

Громко смеется растрепанный, одетый в одну только набедренную повязку черноголовый мальчишка со сверкающими голубыми глазами и, ловко прыгая по низко склоненным ветвям деревьев, старается поймать весело визжащую и нарочито медленно ускользающую мать. Мать, которая выглядит его ровесницей...

-Будь счастлив, сын, — еле слышно прошептал император. Мне пришлось дорого заплатить за ваше благополучие, но ты, Аттал, будь счастлив, и правь спокойно. У тебя врагов не осталось. Я позаботился об этом, — и сжавшаяся в кулак рука сомкнулась на рукояти кинжала.