Наследник (одним файлом)

— И как?

— Сложно, Максим. Ламия питается страхом. И отобрать у нее этот страх, ламия надолго исчезнет из этого мира.

— Нифига себе. — Я почувствовал, как мои глаза полезли на лоб. — И как я это могу сделать?

Грязнуля отвел глаза. Когда он заговорил, голос прозвучал настолько тихо, что мне пришлось напрячь слух что бы расслышать.

— Не знаю. Вот поэтому я и говорю, что ты не сможешь с ней справится.

— Невид, — Я повернулся к домовому. — Может ты что подскажешь?

Тот только развел маленькими ручками.

— Понятно. Значит, буду решать по обстановке.

— По какой обстановке?! — Голос Грязнули сорвался на крик. — Ламия тебя убьет!

— А что прикажешь мне делать? — Тихо спросил я. — Оставить ее бродить по дому? Как думаешь, дед бы это одобрил?

Ответом мне был взгляд полный тоски.

— Ты главное отвлеки ее. — Подал голос Невид. — Что бы я смог в квартиру попасть. А там, глядишь вдвоем осилим.

Я с благодарностью взглянул на дрожащего от страха домового. Что ни говори, а приятно иметь такого друга.

— Спасибо, Невид. Только не надо. Может у меня у самого получится.

Не успел я договорить этих слов, как требовательно заверещал дверной звонок.

— Кто там еще? — Удивился я, бросая взгляд на часы — пятнадцать минут первого. Ого, кому это я понадобился заполночь?

Распахнув дверь я опешил. На пороге, в одной ночной рубашке, вся зареванная, стояла Надежда.

— Максим, мне страшно. Можно я переночую у тебя?

— Конечно можно, какие вопросы! — Я поспешно посторонился с прохода. — Проходи. Сейчас я чайку приготовлю, ты вся дрожишь!

Не прошло и пяти минут, как я поставил перед Надей чашку крепкого, свежезаваренного чая.

— Вот, выпей.

Благодарно кивнув, она взяла чашку, по-детски обхватив ее ладошками. Робко протянув руку, я коснулся растрепанных волос. Неужели когда-то я мог каждый день делать это?

— Спасибо, Максим. — Надя робко улыбнулась. — Просто мне снова показалось...

— Тебе не показалось. Иди, ложись на диване, утром я тебя разбужу. Где твои ключи?

— Что ты собираешься делать? — Подозрительно спросила она, отодвигая чашку.

— Хочу переночевать в твоей квартире и посмотреть на того, кто мешает тебе спать.

Надя несколько секунд удивленно смотрела на меня, словно не веря своим ушам.

— Нет, Максим, не надо, не ходи. — Она бросилась мне на шею, пытаясь удержать от глупого по ее мнению поступка. — Мне страшно, не бросай меня здесь одну!

— Ну, ну. — Я снова погладил ее по волосам. — Здесь ты можешь ничего не боятся. И потом ты будешь не одна — с тобой останется Грязнуля.

Кот, подтверждая мои слова, потерся мордочкой о ее ногу.

— Вот видишь. — Успокоил я Надю. — Он защитит твой сон. Защитишь, а, Грязнуля?

— Умрр. — Утвердительно муркнул кот, заставляя Надю невольно улыбнутся.

— Ну, ради меня, не ходи. — Видя мою непреклонность, Надя сделала последнюю попытку. — Оно...

Она закусила губу понимая что проговорилась.

— Ты видела ее?

— Да. — В ее глазах снова блеснули слезы. — Только не ее. Его. Я сумасшедшая?

Я покачал головой.

— Иди. Ложись спать. Утром я все объясню.

Глава 8.

Едва переступив порог Надькиной квартиры, я, уже почти привычно, представил зеленую линию, тщательно обшаривающую квартиру. Пусто. Даже если ламия была здесь, теперь ее нет. Что ж, будем надеяться, что она ушла не навсегда.

Пройдя по комнатам, я выключил лишний свет — ламии он все равно не помеха, и в нерешительности остановился перед комнатой Надюхи. Успокаивая совесть тем, что делаю это вовсе не ради любопытства, решительно распахнул дверь.

Ничего не изменилось здесь с моего последнего прихода. То же самое покрывало на смятой кровати, те же мягкие игрушки, в беспорядке разбросанные по углам... Только исчезла с телевизора фотография, на которой мы были вместе.

Стараясь не смотреть по сторонам, я решительно шагнул к компьютерному столу. Нечего бередить память, лучше займемся делом. Мягко утопив кнопку питания в системном блоке, я с удовольствием вслушался в тихое шуршание кулеров оживающего компьютера. Щелкнул, включаясь, монитор и по черному экрану пробежали белые строчки загрузки...

От монитора меня отвлек скрип открываемой двери. Началось! Адреналин, мощной волной, хлынул в кровь. Сердце бешено заколотилось. Впившись немигающим взглядом в дверь, я глубоко задышал, стараясь унять дрожь в руках и коленях.

Приоткрывшись на несколько сантиметров, дверь замерла. Послышались негромкие шаги, удаляющиеся в сторону кухни. Врешь, не уйдешь! Перебарывая душивший страх, на подкашивающихся, ватных ногах, я подскочил к двери, резким движением распахнул и успел увидеть мелькнувший в зеркале силуэт ламии. Дикий, панический ужас пронзил сердце ледяным острием, пригвоздил к полу, опутал мысли, не давая думать ни о чем кроме постыдного бегства. Ну, уж нет! Я пришел не за тем, что бы сбежать.

С неимоверным трудом, передвигая налившиеся свинцом ноги, я преодолел коротенький коридор, показавшийся сейчас многокилометровым и замер на пороге кухни не в силах больше ступить ни шагу.

Ламия была там. Точнее — он. Едва сдерживая тошноту, я смотрел на стоящее ко мне боком существо. Отвратительный карлик, с лысой, покрытой струпьями головой, склонился над диванчиком, что-то вынюхивая длинным, крючковатым носом. Заостренные на кончиках уши подергивались, ловя каждый шорох. Стоило мне шевельнутся, как ламия стремительно развернулся. Маленькие гноящиеся глазки блеснули злобным торжеством. Длинный, покрытый слизью язык вынырнул из черного провала рта, облизывая, по мертвецки синие, губы.

— Пришел... — Едва разборчиво прошелестел шепот уродца.

Губы раздвинулись в некоем подобии улыбки, обнажая гнилые пеньки клыков. Выступившая слюна обильно закапала на пол.

Меня вырвало. Содрогаясь от приступов рвоты, я выхватил из кармана горсть риса и швырнул под ноги ламии.

Злобно зашипев, карлик бросился собирать маленькие зерна. Узловатые, скрюченные пальцы с длинными изогнутыми когтями непостижимо быстро и ловко ухватывали рисинки и складывали в аккуртную кучку.

— Одна, две, три, четыре... — Шептал ламия не в силах преодолеть наваждение.

Этой короткой передышки, мне хватило, что бы справится с рвотой и немного придти в себя. Когда последняя рисинка заняла свое место в кучке, я мог уже довольно твердо стоять на ногах.

— Теперь ты мой... — Злобно выдохнул ламия обдав меня вонью своего рта.

Готовый к этому, я бросил на пол вторую горсть риса. Но здесь меня ожидал сюрприз...

Проводив взглядом катящиеся по полу зерна, ламия глухо расхохотался.

— Дурак... Можно лишь раз...

И не обращая больше внимания на рис, шагнул в мою сторону. Слишком длинные для такого тела руки, метнулись вперед. Я инстинктивно отпрянул, в самый последний момент, избегая удара. Едва не коснувшись моего лица, когти полоснули по стене, вспарывая обои и оставляя в бетоне глубокие борозды.

— Не уйдешь... — Снова прошипел ламия. — Сначала ты... Потом девка... Потом все...

Не стоило ему этого говорить! Едва он упомянул Надю, как в голове, пылающим шаром, взорвалась ярость. Этот гнилой обрубок вздумал причинить вред моей Наде!

Все нравоучения Грязнули забылись. Им на смену пришла полученная годами труда, вымученная с потом и кровью наука. Управляемое рефлексами тело, бросилось вперед, выходя на вымеренную сотнями часов тренировок дистанцию. Продолжая движение, правая нога, словно выброшенная из катапульты устремилась вперед, смачно впечатывая подъем стопы в пах ламии.

Сила удара оказалась такова, что карлик, не устояв на ногах, опрокинулся навзничь. Покрытый струпьями затылок с треском ударился об острый край подоконника. Вместо крови, из рассеченной головы, в стороны брызнул дурнопахнущий зеленый гной.

— Не смей. Трогать. Надежду. — С расстановкой произнес я, подходя к карлику. Это была ошибка.

Рука ламии ударила меня в грудь, отбрасывая к противоположной стене. В глазах почернело. Преодолевая предательскую слабость, мне удалось встать как раз в тот момент, когда когти ламии снова устремились к моему лицу.

— Не-е-ет! — Я вскинул руки, в напрасной попытке заслонится от смертоносного удара. Сердце сжалось в ожидании неминуемой вспышки боли... Мгновения сменяли мгновения а боль все не приходила.

Наконец я осмелился открыть глаза и замер. Ламия, шипя от злости скреб когтями воздух, пытаясь разорвать возникшую между нами невидимую стену. Чуточку приободренный, я, наконец, смог перевести дух. Ну, сволочь, теперь получи!

Свернув воздух в тугой клубок, я бросил его прямо в оскаленную пасть. Ламию отбросило назад, но он снова бросился вперед, уткнувшись в невидимую преграду. Что ж, очко в его пользу.

Чувствуя, что стена меж нами не вечна, я лихорадочно перебирал в уме наставления Грязнули. Увы, ничего, что могло бы помочь на ум не приходило. Оставалось только одно — высосать из ламии страх. Вот только как это сделать?

Минуты шли, а решение не приходило. Тогда, видимо от отчаяния, в голову пришла сумасшедшая идея. Страх — это чувство. Но ведь я смог добраться до чувств домового! Может я смогу таким образом высосать страх?

Стараясь не думать о том, что произошло, когда я пытался сделать тоже самое с Грязнулей, я протянул мысленную присоску прямо к сочащемуся гноем разрезу на голове ламии. Прикосновение отозвалось во мне новой вспышкой отвращения. А затем...

Боль. Страх. Отчаяние. Поток хлынувших на меня ощущений был столь силен, что, не устояв на ногах, я медленно опустился на пол. Только не потерять сознание. Только выдержать... Справившись с дурнотой, я неуверенно, словно ступая по тонкому льду, начал отсеивать чувства, настроив себя только на страх. Ламия, почуяв неладное, забеспокоился. Вот оно! Ламия испугался. А я поймал его страх. Ну, поехали! Осторожно, боясь нарушить случайно контакт, я потянул в себя ниточку страха, вбирая его полностью, без остатка.

Ламия заверещал. Уродливое тельце на миг растворилось в воздухе, но я, крепко удерживая его страх — его суть, выдернул обратно в наш мир.

Еще немного, еще, еще... и ниточка кончилась. Пронзительно взвизгнув, ламия взорвался изнутри, окатив стены кухни отвратительной слизью.

Невидимая стена рухнула. В ноздри ударило непереносимое зловоние.

— Максим! Максим! Ты смог. Ты победил! — Едва расслышал я сквозь оглушительный звон в ушах, восторженные крики Невида. Подняв потяжелевшую голову, я поискал домового взглядом. Он обнаружился у входа на кухню. Из-за его плеча на меня восторженно уставилось несколько десятков пар глаз. Это ж, откуда он собрал столько домовых?

— Надо бы здесь прибраться. — С трудом выговорил я. — Не надо Надьке такое видеть...

— Приберемся! Конечно же, приберемся! — Воскликнул Невид с жаром. Пришедшие с ним домовые согласно зашумели. — Ты не беспокойся! Максим?!

Последний встревоженный крик вырвался из его горла, когда я, покачнувшись, навзничь рухнул на загвазданный пол.

Очнулся я уже на диване. Кухня, несколько часов назад больше напоминавшая заброшенную свалку, сияла первозданной чистотой. Пол, стены, холодильник, да и сам диван, трудолюбивые домовые вычистили так, что не осталось и намека на прошедшую ночью схватку.

Я с изумлением осмотрел пострадавшую от удара когтей ламии, стену. Ни следа от уродливых глубоких борозд. На обоях — ни царапины!

— Пришлось повозится малость. — Пояснил мне Невид. Отправив остальных домовых по своим делам, он терпеливо дождался моего пробуждения. — Ну да для нас это не проблема. Мы ж как никак поставлены за жильем следить. Тем, кто нам приглянется, и не такое можем сделать. Куда там нынешним евростандартам!

— И часто такое происходит?

Домовой вздохнул. Плечики поникли, на лице проступило огорчение.

— Теперь уже нет. Да и раньше бывало не часто. А сейчас, разве что Хозяевам помогаем.

— А кто такие Хозяева?

— Те, кто могут нам приказывать... Есть в соседнем доме один. Узнал откуда-то заветные слова, так теперь тамошнему домовому и жизнь не в жизнь. То одно принеси, то другое подай. Совсем замучал беднягу. Того и гляди преставится. А такой хороший домовой был!

От его слов, в моей душе полыхнула злость. Домовые, как один пришли мне на помощь, а какая-то сволочь третирует одного из них. Я недобро усмехнулся.

— Замучал говоришь? Ну-ну... Покажешь, где он живет?

Маленькие глазки домового блеснули из-под кустистых бровей.

— Мы в тебе не ошиблись. — Загадочно произнес он. И как я не добивался ответа, так и не пояснил, что хотел сказать этими словами.

Уже стоя на пороге Надькиной квартиры, я услышал его звенящий от гордости голосок:

— Мы даже окна помыли!

Окна действительно были чистыми.

Моя квартира встретила меня густыми ароматами свежеесваренного кофе, жареных тостов и шкворчащей на раскаленной сковороде, яичницы с салом. В животе глухо заурчало. Сглотнув обильную слюну, я аккуратно прикрыл за собой дверь. Замок предательски щелкнул.

— Максим! — Раздался радостный вопль Надьки. Из дверного проема кухонной двери показалось ее разрумяненное хлопотами личико. — Проходи. Завтрак готов.

Она снова скрылась на кухне. Прежде чем присоединится к ней, я заглянул в комнату. Грязнуля, вальяжно развалившись в кресле дремал. Уловив шорох открываемой двери, кот поднял голову. В желто-зеленых глазах промелькнуло одобрение.

— Невид? — Коротко спросил я.

Грязнуля кивнул и опустил голову на лапы — досыпать.

Завтрак был великолепен! Холостятская жизнь приучила обходится парой бутербродов на завтрак, да чашкой вчерашнего чая. А тут яичница, с пылу, с жару, горячий кофе — не какой-нибудь растворимый, а зерновой, сваренный так что диву даешься. Не кофе — амброзия!

Пока я насыщал беснующийся желудок, Надя присела напротив. Подперев рукой подбородок, она, с легкой улыбкой, наблюдала как я обжигаясь, уминаю завтрак.

Справившись с последним кусочком, я тщательно протер тарелку кусочком белого хлеба и с наслаждением сунул его в рот. Самое вкусное в яичнице, именно растекшийся по тарелке желток вперемешку с маслом, на кусочке мягкой булки.

Стоило мне сделать глоток кофе, как заботливая девчонка протянула прикуренную сигарету. Поблагодарив ее взглядом — надо же, не забыла мои привычки, — я сделал затяжку.

— Ну... что...? — Наконец осмелилась спросить Надя. В широко распахнутых серых глазах застыло продолжение вопроса: я — сумасшедшая?

Улыбнувшись, я протянул руку через стол и потрепал ее по румяной щеке.

— Все в порядке. Можешь больше ни о чем не беспокоится. Отныне твой сон никто не потревожит.

— А...

Я приложил палец к губам.

— Не спрашивай. Пожалуйста. Я все расскажу сам... Потом.

Надя покладисто склонила голову. Тревога исчезла из ее улыбки, возвращая лицу прежнюю беззаботную веселость.

— Тогда я пойду? Мне еще сегодня на работу бы не опоздать... Спасибо.

Мимолетно коснувшись губами моей щеки, Надя выпорхнула в коридор. Хлопнула дверь. Отхлебнув мигом, потерявший вкус кофе, я вздохнул. Такова се ля ви, как говорят французы. Надо и мне идти. Грязнуля небось уже заждался.