Как бы подчеркивая свое нежелание хвататься за оружие по столь пустяковому поводу, сложил усталые руки на груди.
— Ну, что ж, мастер-стрелок Шутник гороховый. Вы удачно доказали, что вам лучше молчать, чем говорить. А теперь ваш безухий питомец отправляется спать. У него превосходное чутье и поэтому он идеально подходит для 'собачьей вахты'!
После этих слов я величественно простер левую руку над головой недоумевающего Трындеца и скомандовал 'Отбой!'. Бедняга повалился прямо в смрадный ковер своих трофеев, словно у марионетки обрезали все нитки разом.
— Ах ты, гнида! — Молчун вскочил с ножом в руке. Гляди-ка, проняло негодяя. Да и солдатики притихли.
— Ой, не надо. Ты так легко не отделаешься...— внешне я был спокоен, но меня разбирала нехорошая такая дрожь, что если не ударишь кого, эмаль на зубах крошится, да костяшки пальцев хрустят недобро.
Стрелок поборол себя. Самоконтроль у парняги — позавидуешь. Мне б таких чудо-богатырей полсотни, да с 'мастерворками' и в полном прикиде, да сплоченными-сытыми-обученными. Сейчас бы не мы по болотам хоронились. А жены Черных баронов непослушных детишек нашими именами бы пугали. Я гарантирую это.
— Мастер-стрелок Молчун!
— Я.
— Берешь двух самых веселых и отправляетесь менять пост у тропы.
— Есть, — глухо ответил боец. Выкликнул Афанасия и Матвея с чем и был таков.
После долгого перерыва сердце трепыхнулось и заколотилось с удвоенной силой. Нескучного дежурства тебе, Молчун. Если не свалите ночью, клянусь, что сделаю из вас бойцов. Но кто сделает офицера из меня? Пришлось кликнуть рекрута Нила и клещами вытягивать более чем безрадостную обстановку из него...
Но вот удалось выкроить небольшой перерыв, чтобы уделить внимание себе. Для чего удалился за природную ширму из камыша. Отогнав водоплавающего гада и тучку комаров, справил долгожданную нужду прямо в ряску. Усевшись на кочку, собрался потренироваться в наматывании портянок. Распустил шнуровку, стащил один сапог, затем другой. Хорошо, что волшебный листик вкупе с браслетом действовали на выбоину в моем мясе благотворно. Жутко не хотелось привлекать кого из рядовых, выказывая слабость и посвящая в тайну.
— Да-а-а, хреновые дяла-а-а, — протянул бесшумно подкравшийся Буян, глядя на мои стертые ноги. — Это где так сапоги носить учат?
В конно-водолазных войсках стратегического назначения, чтоб тебя! Пришлось озвучивать заготовленную на такой случай легенду. Ну, в самом деле, какой из меня офицер, даже младший? Солдат с браслетом мага в природе не бывает. Мог бы за медика сойти, если бы не оказалось на острове Фомы Немчинова, да и содержимое моего ранца, извлеченное при всех... А теперь прикинем, кто еще мог на законных основаниях находится в колонне войск, шедших на передовую, чтобы рядовым знать не обязательно?
— А нигде. Журналист я. Военный корреспондент 'Имперского вестника'. Сам видел что у меня в ранце бумага и письменные принадлежности.
— Это ты у нас навроде писарчука получаешься? — озадачился стрелок.
— Точно, писарчук и есть! Только без портянок, — ничуть не скривил душой я. Да и ладно, журналистом на войне назваться не стыдно, даже почетно. Особенно если мы про классика жанра говорим, например, Константина Симонова.
Буян раздосадовано хмыкнул. Никогда не слышали, как смешок тихим стоном оборачивается?
— Вот незадача. А ребятушки уже поверили, что с нами офицер. Хоть и младший, а все же надёжа. Ай-ай-ай. Как же теперь быть?
Понятно, отчего Буян враз погрустнел. Только-только у выживших просвет появился, как я этот луч света по собственной глупости уничтожил. Кто я в глазах Буяна? Шпион? Дезертир? Просто недоразумение? Нехорошие у него интонации пробились к концу речевки, не добрые совсем.
Я-то думал, что попал к простым, доверчивым людям. А вот он, мой личный особист со строгим прищуром, готовый из профессионального интереса дослушать нелепую легенду и вынести приговор ...
— Да, без командира нам никак не выбраться из этой болотины, — я посмотрел в ясные, но холодные глаза солдата. — Ты поможешь мне стать настоящим офицером.
Я не кривил душой. Не просил. Не предлагал. Озвучил решение.
— Все 'настоящие офицеры', которых мне довелось знать, были настоящими ублюдками, — в голосе Буяна просто звенела ненависть к военачальничкам всех мастей. Оно и понятно. Сколько на его долю выпало зуботычин и плетей от офицерья — наверное, и не сосчитать. В батальон сослали всякую шваль из военных тюрем Империи, восстановленную в чинах и званиях. И бросили умирать в Скверне. Поэтому и неподчинение Молчуна, и недоверие Буяна ко мне вполне объяснимы. Еще слишком мало сделано, чтобы претендовать на какой-либо авторитет у этих выживших вопреки всем обстоятельствам людей.
Я отвернулся и промолчал. Жалеть кого бы то ни было мне теперешнему и в голову не пришло. А тот балбес, с которым я расстался у костра на ролевке, чего доброго бы ляпнул, как ему жаль беднягу-Буяна.
— А те, кто мог колдовать, были ублюдками вдвойне, — его слова за малым не прозвучали как приговор.
Естественно. Я взял силы у дерева, чтобы спасти свою жизнь. А Буяновы начальники со способностями к магии, бессовестно отнимали жизненные силы у рекрутов, чтобы исцелить свое похмелье или заработать на добавку...
Мне оставалось лишь обернуться и вновь посмотреть солдату в глаза. Наша игра в гляделки длилась недолго — я мазнул взглядом по его широкой ладони, красноречиво лежащей на рукояти ножа, и укрепился в догадке: вякни я секунду назад про жалость или другую нелепицу, то уже бы хлебал перерезанной глоткой болотную жижу. Не за Трындеца с Молчуном. За обманутые надежды.
— Говори. Я слушаю.
— Я не убил тебя в овраге. Не убью и сейчас, — легко признался он.
— Ты надеялся, что я спасу госпожу? — выдохнул я.
— Да, — без колебаний соврал мастер-рядовой.
— А теперь надеешься, что спасу нас всех? — чувствуя настрой собеседника, позволил себе покровительственный тон.
— Да, — последовал четкий и правдивый ответ.
— Но ведь я не настоящий ублюдок. На что ты рассчитываешь, Буян?
— На удачу, — не растерялся боец.
Обдумывая услышанное, я невольно затянул паузу. По совокупности признаков в момент нашей встречи Буян точно знал, что княжна Кира Белоярова уже покинула этот мир. Камрад-подселенец продолжал радовать меня всевозможными откровениями, но упорно хранил в секрете информацию, известную любому молодому рекруту.
— Чтобы догнать удачу, нам всем придется побегать, мастер-стрелок. А у твоего командира просто беда с портянками!
Буян улыбнулся. Я тоже. В наших улыбках не было безумного оскала диких зверей. Просто сегодня мы сберегли свои глотки, чтобы завтра сообща резать чужие.
Несмотря на обезболивающее и магическую помощь, раненые стонали, мертвецки уставшие солдаты ворочались на импровизированных лежаках в полудреме, жабы переругивались с ночными хищниками, звенело кровожадное комарье, да еще странное чувство тревоги не давало мне сомкнуть глаз на переполненном острове. Рана почти не беспокоила. Фома осмотрел меня, как и было приказано в последнюю очередь, продезинфицировал кожу вокруг раны и налепил последний оставшийся берлист. Даже полкотелка солдатской каши в желудке не способствовали сну. Вместо полноценного погружения в необходимый организму продолжительный отдых, я, прислонившись к ранцу и закутавшись в одеяло, грезил наяву, 'срубался', клевал носом, но к великому своему раздражению оставался в сознании. А ведь завтра мне предстояло руководить организованным отступлением остатков батальона, транспортировкой раненых в сложных условиях непроходимого леса. Кроме этого наверняка придется повоевать.
Чтобы ночь прошла с пользой для отряда, нагрузил ранец разряженными гамионами к солдатским ружьям и отбыл на большую землю составить компанию часовым Молчуна и деревьям. Заклятые магией камни автоматически пополнялись за счет носителя, но там, где обычному человеку потребуется ночь и серьезное напряжение сил, я справлюсь за полчаса без особых последствий.
Обстановку на этот раз строптивый мастер-стрелок доложил как положено. Судьба нам благоволила, отряд не обложили и даже не обнаружили. Никакие диверсанты в кустах с кривыми ножами в зубах не таились, вражий зоопарк нас игнорировал. Молчун трижды за последнее время, несмотря на сумерки, отходил на сто-сто пятьдесят метров от 'зеленого лабиринта' и, затаившись, прислушивался. Помогало ночное зрение и тренированное обоняние бывшего браконьера. Опаснейшая авантюра — эти одиночные выходы, если учесть наличие у противника бойцовых котов и извергов, но обуздать непоседливую и деятельную натуру Молчуна мне, увы, пока было не по силам. Не во вред отряду и ладно.
С моего разрешения мастер-стрелок высказал предположение, что враг караулит нас в наиболее удобных местах: у Каменной Длани, где дорога огибает развалины старого замка, и в ущелье Рока — других альтернатив для рассеянных остатков батальона не существовало. Двигаться к вольному городу Грыму на соединение с главными силами после столь 'жаркого приема' — выбор суицидников. Как только враги добьют окруженный у Грыма экспедиционный корпус Армии Освобождения, вся баронская вольница, разнокалиберные банды наемников и мародеров хлынут по тракту Висельников. Чтобы сполна воспользоваться плодами своей победы и совершить грандиозный набег на колонии Объединенных земель и русинских княжеств...
Остальные направления для нас наглухо закрыты непроходимыми чащами и болотом. Протянувшаяся вдоль тракта скальная гряда попросту неприступна — малочисленные проходы в ней мало того, что под контролем, так еще и ведут в бандитские гнезда... Несмотря на туман, царивший в сознании, версия стрелка мне показалась состоятельной. Сил у сквернавцев после 'пирровой победы' на прочесывание всей пущи не осталось, а вот закупорить узкие места они могут себе позволить. Возможно, тот 'брутальный' полевой командир и рванул в обход болота, чтобы успеть к ущелью Рока раньше меня. Я бы так и сделал. Кто знает, сколько недобитых русинов в лесу попряталось? Чем терять бойцов в стычках во время прочесывания, проще всех беглецов поодиночке и группами 'принять' из засады — усталых, голодных, деморализованных.
Пользуясь служебным положением, напряг рядовых на организацию мне лежака. Лунного света для рубки еловых лап не хватало, поэтому выпал случай изучить еще одну функцию браслета — камень испускал направленный пучок света, с возможностью регулировки диаметра и интенсивности излучения. Все-таки нереально крутой подгон: тут тебе и умная аптечка, и переводчик, и 'кошкоотражатель' и фонарик, да все автоматически подзаряжается от моей магической энергии, запас которой, как, оказалось, весьма продуктивно восстанавливали деревья.
И не только они. Жизнь в другом мире продолжала радовать 'открытиями чудными'. Расторопный рядовой по имени Афанасий принес нам с Молчуном две металлических кружки исходящего паром травяного отвара. Мастер извлек из-за пазухи берестяную цилиндрическую посудинку из которой натряс себе в чай щепотку снадобья. Характерный запах мгновенно воскресил в памяти недавнюю находку в хабарнике наемника — серый порошок в широкой стеклянной колбе. Суфлер бодрствовал и не оставил меня в неведении и в этот раз. Загадочная субстанция под названием 'аш' поступала в остальной мир из самого центра Скверны, точнее из глубоких подземелий, куда никогда не ступала нога нормального человека. Суфлер не имел точной информации относительно происхождения порошка: преобразованный Скверной прах живых существ, споры неизвестного растения, алхимический продукт — все версии претендовали на правду.
Средство, метко прозванное за последствия 'бошколомом' увеличивало активный запас магической силы человека и стимулировало его пополнение. Пользовались им, как правило, люди не слишком одаренные, а так же те, кому приходилось постоянно применять в своей работе магию: врачи, алхимики, ремесленники, военные и другие. Регулярное употребление пахучего серого порошка вызывало привыкание, со временем кроме головной боли проявляются более серьезные побочные эффекты, начиная от расстройства памяти и заканчивая неконтролируемыми вспышками ярости вплоть до полного помутнение рассудка с потерей магических способностей. Однако, местные жители не привыкли консультироваться с врачами по таким мелочам, как повышенная раздражительность, а большей беды отмеренная доза Молчуну причинить неспособна, если мужик не начнет каждый день 'торчать'. Мастер заварил себе так называемый 'егерский чай' — сбор лесных трав и четверть дозы коварного порошка. Мне же не предложил снадобья не из вредности или жадности, а потому, что сильным природным магам 'аш' вреда наносил куда больше, чем пользы. Прихлебывая напиток, Молчун выпростал из-под униформы и сжал свободной рукой висящий на шее амулет.
Однако, гордец. Видел же, что я солдатам ружья заряжаю, а ведь его амулетик более деликатного обращения требует. Эх, одно дело 'вспомнить', как обновлять и усиливать контуры вложенного в артефакт заклинания, а другое уметь применять на практике. Ничего, господин подселенец, выберусь из болота, а там дайте срок, освою премудрость...
— Глазоотвод, — коротко пояснил Молчун, заметив мой интерес. — С одного 'туза' снял в прошлогодней кампании.
Понятно, на солдатское жалование такой не купишь. Устало кивнул, подтверждая назначение амулета — список моих талантов пополнился возможностью на небольшом расстоянии определять простейшие контуры заклинаний, вложенные в камни. Какое-то время мы молча пили чай, наслаждаясь относительной тишиной и спокойствием. Кто его знает, как сложится завтрашний день, но сейчас-то мы живы. Лелеем надежды и строим планы.
Мастер-стрелок поправил свою саблю — на гарде у лезвия сверкнул половинным зарядом утопленный в металл камешек.
— Не дает клинку тупиться, — с гордостью сообщил Молчун.
— Э-э, нет, боец. Это у тебя щит. Небольшой, но направленный. — Я обрисовал стрелку размер защитного поля его гамиона, немного расплескав свой напиток, и добавил, что при полном заряде амулет защитит от пистолетной пули. Пояснил, что хотел сказать словом 'направленный' — щит автоматически принимал положение параллельно телу. Как и все изделия для носителей, не имеющих полноценных магических способностей, вложенное заклинание срабатывало независимо от владельца. Все, что требовалось от Молчуна, это регулярно заряжать прожорливый камешек.
— Благодарствую, — мастер выпустил отводящий глаза амулет и озадаченно положил руку на эфес.
Есть контакт! Общение со строптивцем налаживается — с удовлетворением отметил я.
— Я вот что спрошу, вашбродь, только не сер-к-чайте... — стрелок икнул и осоловело повел глазами. Ничто не берется из пустоты, вот и 'аш' преобразовывал физические силы человека в заряды гамионов, ослабляя тело и разум.
— И не собирался, — соврал я, перебив стрелка. Долгожданный сон все не шел.
— Дальше-то как будем?
— Воевать будем, — Руки перебирали гамионы к солдатским ружьям, выбирая пригодные для частичной подзарядки. — Бить их будем, солдат.
