F20.Балансировать на грани

   — Я понимаю все риски, я перепроверяю качество выполненных им заданий. Но, как мне кажется, с тех пор, как он устроился к нам — ему становится лучше.

   Глаза Кати, сверлившие на мне дыру в течение всего вечера, снова округляются. Кажется, она подумала о том, что я не увольняю ее брата исключительно из личной симпатии. Потому что мне нравится спать с ним. Похоже, эта мысль посетила нас обеих одновременно, мы обе отвели глаза.

   Олег действительно появляется минут через десять, садится на углу стола, открывает меню. Никто не реагирует на его появление, только Инна Викторовна погладила сына по руке, кажется, с нежностью, на что он кивнул, слегка улыбнувшись.

   — Как ты себя чувствуешь, сынок? — тихо спрашивает она.

   — Как пациент Ясперса, — теперь улыбается натянуто и очень широко. — Таблетки как ничто другое помогают мне раскрыть страдающую душу для понимания и помощи, — бесцветным тоном бубнит, листая страницы с фотографиями блюд и напитков. Я особо ничего не поняла из речи мужчины, но судя по выражению лиц профессора и его жены, она (речь) имела некоторый смысл.

   — Я думаю, что тебе достаточно помогают, кроме того...

   — Тоже так думаю, — неестественно громко соглашается он, — как говорил Кьеркегор, страх — это головокружение свободы, только во время страха проявляется истинное существование. Что ж, я могу утверждать, что благодаря "помощи" я, наконец, познал себя. Чего никогда и никому не пожелаю.

   — Я всегда говорил, что твое увлечение экзистенциализмом до хорошего не доведет, — нарастающим голосом произносит профессор.

   — Теперь я с тобой согласен. Одно дело подозревать, что с тобой что-то не так, другое — знать абсолютно все о том, что с тобой происходит, и как тебя от этого лечат. Знание не всегда бывает во благо.

   — Какие таблетки ты сейчас принимаешь?

   — Гуманизм — основа нашего бытия, отец, — вместо ответа на прямой вопрос Олег кого-то цитирует. — Надеюсь, когда-нибудь она станет основой моей профессии.

   — У тебя нет профессии. В любом случае, копаться в чьей-то голове — это не профессия, это придурь.

   — Намного проще разрезать и зашить, или же напичкать таблетками и забыть, — горячо возражает Олег и резко замолкает, захлопнув рот. Секунд пять они с отцом смотрят друг на друга, выпучив глаза. Олег первый опускает свои, ссутулившись, зависает взглядом на одной точке. Впечатление, что он потерялся между своим собственным внутренним миром и реальностью.

   — Олег, Олееег, — зову я, коснувшись его плеча, но он не реагирует.

   — Оставь его, — махнула рукой Катя. — Скоро придет в себя. Давайте уже спокойно поедим, — и обращается к детям: — Какой момент в мультике вам больше всего понравился?

   Пока те наперебой рассказывают свои версии, несколько дополненные и приукрашенные, я смотрю на Олега, который, так и не шевелится, лишь изредка медленно моргает. С трудом борю острое желание поводить рукой перед его глазами, побоявшись, что этот жест может быть воспринят как издевательство над больным человеком.

   Через какое-то время он возвращается в наш мир, удивленно оглядывает присутствующих, затем пытается вникнуть в тему разговора, но слушает рассеянно, ничего не комментируя, в конце концов, сухо прощается и уходит домой.

   — Не нравится мне, что он живет один, — вздыхает жена профессора, провожая сына взглядом. Поджимает губы, когда тот останавливается, что-то говорит воздуху, потом дергает как будто за руку невидимого человека и тащит его к выходу.

   — Он действительно кого-то видит или притворяется? — робко интересуюсь я.

   — Никто этого точно не знает, но нейролептики должны блокировать слуховые и зрительные галлюцинации. Хотя, может, и они уже не помогают, — вздыхает женщина.

   — А вы не хотите поговорить с ним по душам? Спросить напрямую?

   — Я пробовала много раз. Он отвечает туманно, в духе своих философских теорий, которые его и погубили. Тот же Ясперс считал, что достижение предела бытия и мышления прозревается человеком в пограничных ситуациях, таких как страдание, борьба, смерть. Иногда мне кажется, что Олег решил провести эксперимент над собой, познать свой предел.

   — Что ты несешь, Инна! — рявкает профессор. — Хочешь сказать, что он специально сделал это с Алиной, чтобы через свои страдания подтвердить или опровергнуть эту, без всяких сомнений, лжетеорию? Жаль, этого философа нацисты не расстреляли, когда была возможность!

   — Там была ошибка, да? Он ошибся в дозировке лекарства для Алины, так? — решаю, что самый момент все узнать из первых уст.

   — Давайте не будем об этом! — восклицает Катя. — Мы уже пережили этот кошмар четыре года назад, сейчас только-только все стало хорошо. Не знаю как вас, но меня вполне устраивает сложившаяся ситуация. Олег работает, тянется к людям, — она многозначительно смотрит на меня. — Но я бы не хотела, — продолжает смотреть, — чтобы он подвергся еще одному стрессу, понимаешь? Хватит ему уже испытывать "свои пределы".

   Мне ничего не остается, только кивнуть. Кажется, родители Кати решили, что мы говорим сугубо о работе, что становится большим облегчением.

   Беда Олега наложила отпечаток на всю семью. Его трагическая ошибка в расчете дозировки лекарства, затем болезнь нанесли колоссальную травму Балям, на долгие годы оставляя рану открытой, нерв оголенным. Невозможно делать вид, что ничего не случилось, и обсуждать несчастье до сих пор невыносимо сложно. Очевидно, что Бали не представляют, как вести себя со своим сыном или братом, а он не знает, как выстраивать отношения с ними. Наблюдая за их неловкостью, спорами и даже короткими вспышками агрессии, я размышляла, почему мне всегда с ним так легко и уютно. Как будто бы я провела десятки, сотни часов в его объятиях, наизусть зная свои ощущения от прикосновений его рук, его губ. Знала и нуждалась в них.

* * *

   Слухи, долгое время ничем не подпитываемые, имеют свойство переставать обсуждаться. К сожалению, это не мой случай.

   В нашей, в своем большинстве мужской компании на меня обращают внимание многие мужчины, это заметно, приятно и совершенно нормально. Мне делают комплименты, улыбаются, даже шутят — само собой, в пределах разумного. После того, как я рассталась с Димой, кавалеры стали проявлять больше активности, приглашать на свидания, дарить подарки. Подобные ухаживания со стороны мужчин льстят, но не более того. Никто из коллег не расценивается мной как потенциальный любовник, или, Боже упаси, муж. Многих это, к сожалению, обижает. А тут такая сплетня! Служебный роман, да еще с кем! С сумасшедшим!

   Признаюсь, стоя на ковре перед своим непосредственным руководителем, самым главным человеком в компании, я растерялась.

   — Пойми, это совершенно не мое дело, но я должен знать, что происходит в фирме, — говорит Сергей. — Работа Баля меня устраивает, особых претензий к нему нет. Скажу больше, мне доставляет некоторое удовольствие понимание того, что мы помогаем человеку, от которого остальные отвернулись. Не буду скрывать, иногда на совещаниях с потенциальными клиентами я упоминаю Олега, если разговор заходит о миссии компании, но... Я бы не хотел, чтобы руководитель важнейшего для меня направления завалила проект из-за связи с душевнобольным.

   Внутри все словно обрывается. Вероятно, я краснею и бледнею одновременно, другими словами, покрываюсь пятнами. Обсуждать личную жизнь с начальством ужасно. Крайне неестественно и неловко. Я смотрю на своего директора и чувствую себя нашкодившей школьницей.

   — Мы просто друзья с Олегом, никаких романтических отношений между нами нет.

   — Я думаю, что иметь романтические отношения с шизофреником крайне странно. Ты такая привлекательная девушка, Алечка, половина нашей фирмы у твоих ног, а вторая половина это скрывает, потому что женаты, и я в том числе, — зачем-то подмигивает. — Думаю, тебе нет необходимости тратить время и рисковать репутацией из-за сомнительных отношений.

   — А я думаю, что вас не касается, с кем я завожу отношения, так как это происходит вне рабочего времени.

   Наш разговор затягивается на целый час, директор рассказывает случаи из своей жизни, приводит примеры несчастных служебных романов. Далее мы обсуждаем шизофрению и фильм "Игры разума", талант Рассела Кроу в частности. Потом снова переключаемся на сплетни о нас с Олегом, в конце концов, мне приходится сказать:

   — Я вас уверяю, мы с ним просто друзья. В любом случае, из-за таблеток он не может... ну, вы понимаете, — честное слово, я такое не придумала, кто-то когда-то говорил мне.

   — Да? — удивляется Сергей и удовлетворенно смеется. — Признаюсь, на какой-то момент я действительно поверил, что у тебя с ним что-то может быть.

   А потом вдруг добавляет:

   — Что делаешь в пятницу вечером?

* * *

   В пятницу вечером, в самом конце рабочего дня, когда все ушли домой, Олег делает мне массаж, а я, уткнувшись лбом в ладони, отдаюсь его рукам, получая несравнимое удовольствие и... корю себя за болтливость, за то, что обсуждала парня с директором, что рассказала лишнего, тем более, неправду.

   — О чем ты думаешь? — словно читает мои мысли. — Расслабься. Хочу, чтобы тебе было хорошо.

   — Тебе не кажется, что наши отношения крайне странные? — осторожно произношу я, прокручивая в голове слова директора. — Я могла бы сейчас ужинать с Сергеем, а ты... думаю, тебе тоже есть чем заняться вечером. Тем более, завтра выходной. Но ты пришел ко мне и... я отменила ужин, чтобы побыть с тобой. Но... между нами ничего нет и не будет.

   — Тс-с-с, — шепчет он, расстегивая пуговицы на блузке и раздевая меня до дозволенного ему максимума. Я снова не против. Откидываюсь на стуле, повинуясь его жесту. Он массирует ключицы и верхнюю часть груди, смотрит очень внимательно. — Я считаю, что любые отношения между мужчиной и женщиной, в принципе, странные. Эталона, к которому следует стремиться, не существует.

   — У каждого есть свой эталон.

   — Это миф, который, к тому же, делает людей несчастными, если в него поверить. Например, ты. Тебе нравятся мужчины такие, как Дмитрий, Сергей: успешные, уверенные в себе. Твердо стоящие на ногах. Когда ты с ними, то чувствуешь себя защищенной, хотя бы социально. Но хорошо тебе именно со мной. — Проводит сомкнутыми ладонями между моих грудей. И почему-то мне кажется, что он не позволит себе лишнего. — Ты тратишь время на меня, но не понимаешь почему. Тебя это раздражает, и ты мучаешься.

   — И что ты посоветуешь?

   — Посоветую не заморачиваться и делать то, от чего тебе хорошо.

   — А если завтра мне захочется провести время с Сергеем?

   — Я думаю, что нужно делать то, что тебе хочется.

   — Не всегда. А как же брак? Обязанности, верность?

   — Ошо считал брак высшим оскорблением любви. А любить, он говорил, могут только те, чья потребность быть любимым исчезла. Вот ты. Ты хочешь любить, или хочешь, чтобы тебя любили?

   Какой странный вопрос. Конечно же, мне хочется, чтобы... я задумалась.

   — Для чего тебе нужен партнер в жизни? Чтобы заниматься с ним сексом? Родить ребенка? Чтобы он тебя обеспечивал? Родители перестали давить, что ты не замужем?

   — Заводить детей и семью — правильно. Это нормально. Ты тоже был женат.

   — Да, был. Аля, понимаешь, — он наклоняется и трется своей щекой о мою, — на тебя слишком давит общественное мнение. И я говорю это не к тому, чтобы ты была со мной. Заметь, я никогда не намекал на подобное. Всего лишь хочу, чтобы ты разобралась в себе и перестала страдать, поступая против своей природы. Занималась лишь тем, от чего ловишь кайф. И неважно, что это. Позволяешь ли себя трогать шизофренику, спишь с женщиной или тремя баскетболистами одновременно.

   Я удивленно смотрю на него, наши глаза встречаются.

   — Поступай так, как тебе хочется. Это твоя жизнь, а не экзамен, который нужно сдать. Здесь нет эталонов, нет правил. Никто не имеет права тебя судить или осуждать. В рамках уголовного кодекса, конечно.

   — Ты так живешь, да?

   — Мы сейчас говорим не обо мне. Моя жизнь — это завал по всем предметам, если продолжать сравнение с сессией. Сейчас важно, как живешь ты.

   — Почему тебе это важно? Почему ты тратишь на меня время?

   — Потому что, — он быстро кладет ладони на мою грудь и слегка сжимает, — ты разрешаешь потрогать сиськи, — широко улыбается.

ГЛАВА 10. Олег

   Она смотрит на меня, хитро улыбается:

   — Олег, если я попрошусь сегодня поехать к тебе, ты подумаешь, что я хочу с тобой переспать? — спрашивает.

   — Разумеется, — отвечаю, возвращая руки к ее голове, массируя виски. Она блаженно закрывает глаза и откидывает голову. Рот слегка приоткрыт, блузка расстегнута, сквозь кружевной белый лифчик легко удается разглядеть ореолы сосков. Мой рот снова наполнен слюной, а член стоит колом.

   — А если я скажу, что хочу поехать к тебе, но не хочу с тобой спать?

   — Я тебе не поверю, — отвечаю, проглатывая комок в горле.

   — А если я поеду к тебе, будут спать рядом с тобой, но стану пресекать любые твои попытки заняться со мной сексом?

   — Хочешь узнать, изнасилую ли я тебя тогда?

   — Да. Ответь.

   — Нет, не изнасилую. Я не думаю, что получил бы от этого удовольствие.

   — Тогда можно я поеду к тебе?

   Ее небольшая машина без труда находит место на парковке возле дома, где я снимаю квартиру. По пути я сообщаю, что из еды есть только зеленый чай и орехи, поэтому мы заезжаем в супермаркет.

   В прихожей Аля разувается, проходит в единственную комнату, которая является и спальней, и гостиной, хотя я редко принимаю гостей. Точнее, это случалось дважды, когда приезжала сестра. Изучает обстановку: диван с неубранным постельным бельем, письменный стол, на котором лежат мои блокноты, ноутбук, книги и аптечка, далее шкаф и тумбочка для телевизора, правда, без телевизора. Кивает, идет на кухню. Пару секунд рассматривает содержимое холодильника, после чего произносит:

   — А говорил, только орехи и чай! Тут еще молоко и яйца есть!

   Пожимаю плечами, дескать, извини за наглую ложь, ставлю пакеты с едой на стол.

   Пока Аля готовит ужин, я смотрю на ее стройную фигурку, представляя свои руки на ее попке. Кажется, за полгода я научился понимать эту девушку, поэтому ее желание поехать ко мне не особо удивило. Удивило, конечно, но не шокировало, как могло показаться изначально. По какой-то причине она меня слушает. Слушает, что я ей говорю. И верит. Никогда не думал, что смогу одновременно быть шизофреником и примером для кого-то.

   — Иногда мне кажется, — говорит она, — что я сошла с ума. Ты только не подумай, я не смеюсь над тобой. Просто, я как робот изо дня в день выполняю определенный алгоритм действий, кручусь как белка в колесе. У меня нет даже минуты сесть и подумать, для чего я все это делаю.

   — Подумай сейчас. Мне, кстати, нужно выпить таблетки.

   Делая вид, что съедаю дрянь, не могу не улыбнуться. Давно я не позировал перед кем-то. Затем иду в ванную и смываю нейролептики в унитаз. Умываюсь.