Иллория: спасти королевство (общий файл)

— Тут, ваша светлость, дельце особенное, — Голик снова поклонился и, не разгибаясь, добавил: — Голодный он. В город помчался.

— И что? — Лоддину не терпелось вновь остаться наедине со своими мыслями. — Накормить надо было. А по городу пусть погуляет.

— Так вы не поняли, ваша светлость. Он за обедом ничего не ел. Мы ему щец налили, сметанки положили, капутски квашеной, осетра маринованного, картошечки с маслицем и укропчиком, вина поставили самолучшего, — Голик сглотнул. — А он побледнел еще больше обыкновенного, на Ероху так странно глянул и в окошко выпрыгнул.

— Посол? В окно?

— Точно так.

— И побледнел?

— Точно так.

— И в город?

— Ага.

Лоддин замер и подумал, что сейчас его лицо наверняка стало бледнее лица посла.

— Срочно искать, пока он никого не покусал! Быстро! Пошел!

Голик бросился обратно к двери.

— И кровь приготовьте! Свиную! Побольше!

Писарь выскочил за дверь и Лоддин тяжело вздохнул.

Вот как бывает. Посол оказался вампиром, а он и не заметил. И ни бледность гостя, ни вытянутые зубы, ни светлые, почти бесцветные глаза ни о чем ему не сказали.

— Старею. Ох, старею.

Но и Советники хороши. Уж Ероха-то вампира от прочих отличить смог бы, зря что ли книжки читал? Видимо, зря. А ведь могли неладное почуять, когда он в первый раз на них бросился. Не от злости ведь, а по незнанию и от голода — шутка ли, от самой Северной Рандории ехать. В пути наверняка голодал, все больше мелочью питался: зайцами, лисами, а то и мышами, ведь селенья попадаются редко, а пасущиеся стада и того реже.

— Ну, ничего, — Лоддин направился к двери. — Сейчас его поймают, накормят и спать уложат, и все будет хорошо. Только бы не покусал никого.

Первый министр прошел полутемным коридором к внутренним помещениям дворца, вошел в личный кабинет, закрыл его на ключ и отправился к винтовой лестнице, которая вела в комнату на самой верхушке башни.

Подниматься по ступеням Лоддину было тяжело, сказывался возраст, больные суставы и вечные сквозняки. В замке было холодно, а осознание безвыходности ситуации, в которой оказалось королевство, только добавляло внутреннего холода. Войны, видимо, избежать не удастся.

Поднявшись наверх, первый министр с удивлением обнаружил, что люк открыт.

— Я, вроде бы, его закрывал, — пробормотал Лоддин, поднимаясь в комнату. — Ваше величество, с вами все в порядке?

В комнате никого не было, тишину нарушало лишь жужжание мухи, пытающейся вылететь наружу сквозь стекло.

— Ваше величество!

Сердце Лоддина замерло. Он быстро прошел через все помещение и заглянул за ширму. Там стоял письменный стол, на котором в беспорядке лежали бумаги, стояла нетронутая тарелка каши, письменный прибор и миниатюрная копия замка.

— Старый дурак!

Первый министр хлопнул себя по лбу и побежал обратно к лестнице. Короля следовало найти как можно быстрее, ведь сегодня на улице можно повстречаться не только с вором или разбойником, но и с самым настоящим вампиром!

* * *

Рынок — самое интересное место для мальчишки. Хоть у кого спроси. Чего здесь только нет: и сладкие петушки на палочках, и крупные, с два кулака, яблоки, и бублики, и глиняные горшки, стукнув по которым можно услышать почти что колокольный звон. И овцы с кудрявой шерстью, и лошади, и кони, и цыплята в плетеных крозинках. А как пахнет! Навозом, парным молоком, квашеной капустой, горячими пирожками с вареньем! А какой народ ходит! Самый разный, и смотреть на всех очень интересно.

Вон тот мужик, например, в крайнем ряду. Очень загадочный субъект. Стоит себе, теребит здоровенной рукой черную, как уголь, бороду, от морозца ежится. На нем одна рубашка, да плохонькая телогрейка, зато штаны хороши, да шапка. А все одно — холодно. Перед ним, прямо у ног, короб стоит, шалью цветастой накрытый. В коробе шевелится кто-то, а кто, не понять.

А ну, посмотреть?

— Дяденька, чего продаете?

— Поди, поди, постреленок. Покупателей спугнешь.

— А вам срочно продать надо? А сколько стоит?

— Сколько надо, столько и стоит. У тебя такого не водится.

Грубый дяденька. Вздохнуть, да отойти подальше. Но все равно интересно, что у него в коробе. Вряд ли куры — было бы слышно квохтанье. Цыплята? Пищали бы. Собачка? Ах, как хочется на собачку посмотреть!

— Дяденька, покажи собачку!

— Какую еще собачку? Нет у меня никакой собачки. Иди, куда шел.

Замахнулся. Ишь, какой неразговорчивый. Ну и ладно, а мы в сторонке постоим. Придет покупатель, вот тогда ему наверняка придется платочек-то приоткрыть, и в тот момент не зевать — подскочить, да заглянуть. А что кулаком грозит, так то не страшно. Не догонит.

Приглядеться получше, так, кажется странный дяденька. Очень странный. Не кричит, как другие торговцы, не зазывает, товар не расхваливает, стоит себе, в бороду фыркает. Знать, не всякому товар подойдет, а только тому, кто сам заинтересуется. Значит, не собачка вовсе в коробе-то?

Отойти подальше. Вдруг, гадюку какую в лесу поймал. Ну его, странного этого, на рынке и поинтереснее есть чего посмотреть.

Вон тетка баранками торгует. Знатные баранки, пузатые, маком обсыпанные, поджарые, румяные, а уж вкусные наверняка...

— Тетенька, а дай бараночку!

— Ишь, чего захотел! Ступай отсюда, не мешай торговле. Кому баранки медовые! Сахарные! С маком!

— Теть, ну дай одну, а?

— А денюшка у тебя есть?

Откуда у него денюжка? Не положено. Ему всегда все сами покупали, да готовое приносили, а денег давать не додумывались.

— Нету.

— Ну, раз нет, топай отсюда, барчук.

— Я не барчук.

— Барчук. Вон одежа какая! Одна шапка как вся связка баранок, да корова в придачу.

— Мне корова без надобности.

— А что, меняться будешь ли? Я тебе баранки, ты мне — шапку.

— Буду.

Поменялись.

Ах! Хороши бараночки! Жаль, много не съесть — обедал недавно совсем. Но на шею повесить — ух, хорошо! Словно съедобный воротник — иди, да кусай, а руки в карманы, чтобы не мерзли.

А там чего народ собрался? И музыка развеселая играет. Пойти посмотреть. Между плотно сомкнутыми боками не протиснутся, а вот между ног пробраться можно. Только баранки придержать, чтобы в снег не упали.

Ух ты! Представление! Скоморохи приехали! Красота! Особенно вон тот, самый высоченный, и в кого только таким дылдой уродился? В нем же два взрослых поместятся. Ах вон что! У него ноги деревянные! Ходули! Эх, распотеха! Да как же он на ногах этаких стоит? Подойти толкнуть — удержится ли? Нет, потом не убежишь через такую толпу, поймают, подзатыльников надают, или, того хуже, побьют. Ишь, прыгает как. Ему, небось, с высоты далеко видать.

А жонглер до чего хорош! Как ловко факелы горящие бросает, и не смотрит совсем, куда руку подставлять.

А вон и танцовщица с бубнами. Красивая девушка, платье пестрое, в цветах все, да в горошках, и как без шубки не холодно?

А энто кто, с шапкой идет? А! Представление закончилось, монетки собирают. Оп! Толпа поредела, не хотят платить, жмоты. А у меня только баранки. Ну, пусть баранками угостятся.

— Ты чего, малец? Сам свои баранки кушай. Понравилось представление?

— Ага.

— А хочешь на живого дракона посмотреть?

— Ух ты! А у вас есть?

— Есть. Пойдем.

Пойдем. А как не пойти, коли там живой дракон? И где они его держат? В той палатке? Мала больно. Драконы, они, с сарай величиной. Или даже с дом. А палатка, тьфу, мелочь.

Нет, точно в палатку идем.

— Вот, гляди.

Ящик уж больно маленький. Ба! Да это тот самый короб, что мужик с бородой продавал! Значит, у него там дракон был! Чудеса! Драконом на рынке торговать!

Ой, какой малюсенький! Ему же, бедняжке, холодно, наверное! А какой красивый! Зеленый-презеленый, как травка. И с крылышками.

— Хочешь подержать?

— Хочу!

Теплый. И сердечко трепещется, как у птички.

— Ай!

— Правильно. Не дави сильно, и кусать не будет.

— А чем вы его кормите?

— Знамо чем: мясом сырым, яйцами, да листьями для пищеварения.

— И много ли ест?

— Не больше щенка, но как подрастет, боюсь, не прокормим. Ну до этого дожить нужно. Драконы медленно растут, и живут по триста лет. А мы пока в Северную Рандорию отправимся. Они там драконов отродясь не видели. Много денег дадут.

— Дяденька, а можно мне дракончика взять? Я за ним хорошо смотреть буду! Честное слово!

— Куда тебе, малец, дракон? Нам он для дела нужен. Будем за денюжку показывать.

— Ну дайте! А я вам баранок!

— Ты ж баранки за так отдать хотел.

Усмехается. Не отдаст, стало быть, дракончика. Ах, как хочется!

— Не хотите баранок, так вот, шубку возьмите!

— Знатная шубка. А ты, малец, чей будешь? Где родители?

— Родители? — что бы такое придумать? — Коня покупают. А вот к шубке в придачу не хотите ли?

Где-то в кармане была золотая печатка. Жаль отдавать, уж очень на солнце красиво блестит, да дракоша получше печатки будет.

— А ну, дай посмотреть... И где, малец, ты этакую драгоценность взял?

— Ай, дяденька, пусти!

За ухо схватил. Больно!

— Украл? Королевская печатка-то. Уж я в энтом разбираюсь! Признавайся, а то к городской страже отведу!

— Не надо стражи! Не крал, честное слово! Моя это!

— Твоя?

Ай, ухо! Ухо!

— А чем докажешь, малец?

— Пойдем к Лоддину, он подтвердит!

— Кто такой твой Лоддин? Папаша?

— Он министр.

— Королевский министр? Это он тебе печатку дал?

Отпустил, наконец. Бедное мое ухо. Теперь краснее, чем замерзший нос. У, вреднющий!

— А ты, значит, дворцовый мальчик?

— Дворцовый.

— Так чего ж раньше не сказал? Тогда давай меняться.

— Правда?

Глаз не щурит, рот не кривит, не отворачивается. Не врет, вроде.

— Правда. Забирай. Вместе с коробом. И платок возьми, завернуть. А мне печатку. Шубу, уж так и быть, себе оставь, чтобы не мерзнуть.

— Вот здорово!

А короб-то тяжелым оказался, ну ничего, донесу уж как-нибудь.

— На вот, дракоша, баранками угостись.

В короб положить, чтобы нести удобнее. Не хочет баранок, отворачивается. Оно и понятно, мясо-то вкуснее.

Ничего, скоро покормлю. Идти недалеко — через рынок, потом по мосту, по главной улице, да направо. Или лучше подлиннее путь выбрать, но такой, чтоб никто не видел? Вернется Лоддин, а у меня такой сюрприз! Да, лучше подлиннее.

Вот тут проулочек очень даже удобный.

— Мальчик! Леденец хотеть?

— Нет, дяденька, я баранок накушался.

Красивый камзол у дяденьки, никогда такого не видел. И сапоги из меха — чудеса! Но дракошу надо скорее домой доставить.

— А собака смотреть хотеть? Большой собака! Злой!

— Злой? Нет, дяденька, мне злые собачки без надобности.

Вот привязался! Уйти поскорее.

— Эй! Не спешить! Камни драгоценные смотреть хотеть? У меня на камзоле блестят! Красота!

— Хотеть.

Камни блестящие — это завсегда интересно. И сапоги еще желательно бы пощупать, из настоящего ли меха, или привиделось?

Мех настоящий.

А дядька-то ничего. Добрый оказался. Сапоги позволил погладить, да камушки на камзоле посмотреть. Бледный только он чегой-то.

— Ты б, дяденька, на солнышко вышел. Солнышко, он полезное, а в теньке холодно.

Не отвечает. Нагнулся только, смотрит странно.

— Дядь, ты чего?

Короб схватить, да бежать.

— Ай!

Не успел! Больно уж ноша тяжела. За воротник схватил, подтянул к себе, за живот.

— Отпусти!

Лягнуть его хорошенько, да сапоги меховые смягчают.

— Помогите!

Завопить хорошенько.

— Помоги-и-ите!

Ох, отпустил. Странно.

А, вона в чем дело. Лоддин прибежал, да дядку за шею схватил. А чего у него в руках? Никак склянка какая-то с чем-то красным.

Страшный дядька в камзоле склянку ту увидал, на министра посмотрел, да присмирел.

— Пойдемте во дворец, — Лоддин, вроде, и не сердится вовсе, только грустный, да волосы вокруг лысины топорщатся, словно бежал очень быстро. — Вы уж простите, что не догадались, — дядьке говорит. — Но и вы могли бы предупредить.

Дядька не ответил. Невежливый. Министру отвечать положено, коли ответ требуется. Ну да ладно, без меня разберутся. Короб Лоддину отдать, пускай поможет донести.

Теперь уж быстро доберемся.

* * *

— Ни день, а кошмар какой-то, — пробормотал Лоддин, поднимаясь по лестнице в комнату на вершине башни. — Вы уже легли, ваше величество?

Власт действительно лег — самостоятельно разделся и нырнул под темно-синее пуховое одеяло, вышитое корабликами и лошадками.

— Я вами очень недоволен, ваше величество. Вы же знаете, что ради вашей безопасности вы не можете покидать эту комнату.

— Но ведь ничего не случилось!

— Не случилось! Едва не случилось самое страшное! Ну, почти самое страшное.

— Подумаешь! Ну, дядька, ну, бородатый...

— Ну, хотел шею свернуть, — продолжил за Власта Лоддин. — А если точнее, то не свернуть, а укусить.

— За что же меня за шею кусать? — мальчик обхватил ладонями шею. — Я ведь только сапоги его пощупал.

— Эх, ваше величество, — Лоддин тяжело опустился на скамеечку рядом с кроватью короля. — Зря, книжку не захватил, но и так расскажу. Вам в том мужчине ничего странным не показалось?

— Не-а.

— А если подумать?

— Бледный он был очень. Прям как снег.

— Правильно! А еще, если присмотреться, глаза у него светлые, почти белые, и зубы большие. Длинные.

— Это чтобы за шею кусать?

— Именно. Вампир он.

— Из сказок! — ахнул маленький Власт.

— Почти. Неизвестно, откуда вампиры взялись, только вот появились. Родился ребенок, который ни днем, ни ночью не спит, и молоко не ест, потом другой, а когда выяснили в чем дело, уже поздно стало. Кровь им вместо каши и варенья, а без пищи, известно, жить нельзя. Поначалу вампиров боялись, гнали в леса, забивали острогами, а потом поняли, что им не обязательно человеческая кровь требуется. Стали они жить с людьми, землю пахать, письма писать, да послами заделались. И самыми лучшими работниками стали, потому что им ни сна, ни отдыха не требуется — кровь им огромную энергию дает.

— Значит, этак любой вампиром оказаться может?

— Любой. Только если их не бояться и правильный подход найти, ничего они тебе не сделают. Им ведь и самим противно человеческую кровь пить. Коровья и свиная вкуснее.

— Ну, если они не кусаются, тогда ладно.

Лоддин улыбнулся. Ему нужно было с самого начала рассказать ребенку о вампирах, но кто же знал, что один из них появится в Иллории? В самом Кливре?

Первый министр погладил мальчика по светлым волосам. Надо было отругать пацана за то, что самовольно из убежал башни, но Лоддин не мог. Не полагалось по статусу, все же Власт — король, а он всего лишь его временный наставник, да и если бы полагалось, не стал бы Лоддин ругать мальчонку — и так все понимает, смышленый, да и его, первого министра, здесь вина. Если бы он, уходя, запер за собой дверь, никуда его величество не убежал бы.

— Лоддин, — сказал вдруг маленький Власт. — А где мой короб? Куда ты его дел?