Берег мой. Книга 1

К дверям комнаты они подошли одновременно. Сергей учтиво посторонился, пропуская даму. Та шагнула на порог и покачнулась. Только мысль о том, что позади человек, держит полный чайник, и поэтому падать ему на руки несколько неудобно, заставила ее преодолеть слабость и пройти внутрь.

— Тут немножко накурено, — смущенно пробормотал Сергей. — И вообще не очень прибрано.

Она покачала головой, созерцая сквозь табачное марево обстановку. Угу, не прибрано. Комната была большая и страшно запущенная. На столах в беспорядке лежали бумаги и книги вперемешку с пепельницами, из которых вываливались окурки. Обеденный столик был в засохших потеках от пролитых жидкостей, засыпан сахаром и хлебными крошками и заставлен грязной посудой.

— Однако, — многозначительно произнесла Оксана.

Сергей хмуро и виновато смотрел на стол.

— Да, мне следовало сперва прибраться, — сказал он. — Так присмотришься и не замечаешь, а на свежего человека, наверное, производит потрясающее впечатление.

— Производит... Давайте, вы откроете окно, — решительно сказала Оксана. — А я приберусь тут малость. У вас, поди, нет женщин в комнате.

— Откуда тут женщины, — он пробрался к окну и распахнул фрамугу.

В комнату ворвался ночной, уже по-осеннему прохладный воздух. Дышать стало легче, зато застучали зубы, и во всем теле началась противная зябкая дрожь. "Слаба стала по ночам сидеть", — с досадой подумала она, и принялась собирать посуду.

— Да я сам, — запротестовал Сергей.

— Я и не претендую, — Оксана указала ему на стопку тарелок, увенчанную двумя чашками. — Это первая серия. А столом я, так и быть, сама займусь, вашему брату сие нельзя доверять.

— Вот связался на свою голову, посреди ночи посуду мыть, — проворчал он. — Хорошо, никто не видит.

Оксана рассмеялась. Смех вышел нервным, как обычно, от долгой бессонницы. И видок, верно, тот еще. Она осмотрелась в поисках зеркала, не нашла. Впрочем, у него не лучше.

При свете Сергей и впрямь выглядел неважно. Он был старше, чем ей показалось в темноте перехода. Серые глаза смотрели весело и живо, но густая синева под ними доходила до скул. В движениях его было что-то неуловимо суетливое, нервозное. Удивительно было, что при этом он так хорошо танцевал. Глядя на него, Оксана с трудом верила в происшедшее полчаса назад. Или не было ничего, примечталось?

Скоро все было готово. Сергей хотел усадить гостью в кресло, с продавленным сидением и засаленной, местами порванной обивкой, но Оксана категорически отказалась: несмотря на затрапезный вид, кресло обещало комфорт, а это сейчас было некстати. Сам вид его навевал негу. Оксана мужественно напомнила себе о ждущих в редакции десяти страницах, храбро положила в чашку две ложки растворимого кофе и уселась на самый жесткий стул со сломанной спинкой. Сергей, похоже, был свободнее в своих планах. Или посильнее духом. Кофе он тоже намешал крепкий, но устроился с удобством, полулежа в отвергнутом Оксаной кресле, еще и подшучивал над ее спартанством. Она молча улыбалась, прихлебывая горячий напиток. Подольше бы растянуть это удовольствие, не думать о злосчастных десяти страницах.

Разговаривать не тянуло. Сергей извлек из кармана помятую пачку и коробок спичек. Сунул в рот сигарету, но, взглянув на Оксану, заколебался. На лице его отразилась досада. Оксана догадалась, что он решает мучительную дилемму: либо покинуть уютное гнездо и идти в коридор или к окну, что примерно одно и то же. Либо — сохранить блаженную неподвижность, но отказаться от сигареты.

— Курите, — разрешила она. — Потом проветрим.

С кофе Оксана все же погорячилась. Кое-как отпила треть чашки, долила кипятка. Сергей вдруг фыркнул, не то со смеху, не то с досады.

— Только сейчас понял, какую ошибку мы сделали.

— Какую?

— Надо было к вам идти кофе пить. С чайником и всем прочим.

— У нас есть чайник, — возразила Оксана. — И чашки мытые.

— Тем более.

Она подождала продолжения, но его не последовало. Сергей курил, созерцая чистый стол и горку вымытой посуды, и молча качал головой.

— В чем же ошибка? — спросила Оксана. — Какая разница, где? Пришлось четверть часа потрудиться, зато теперь у вас чисто.

— То-то и оно, что чисто. Завтра люди придут и скажут, что одно из двух: либо Кулигин с ума сошел, заболел опасной манией чистоплюйства. Либо, — он сунул сигарету в ближайшую жестянку-пепельницу и стал тщательно отряхивать пепел с колен.

— Либо?

— Ночевал тут не один, что вероятнее.

— Откуда они узнают, что это вы ночевали?

— Да уж узнают.

— Ну и что, что не один? — пожала плечами Оксана. — Раз не запрещено на ночь оставаться, то разве кофе пить вдвоем нельзя? Здесь не гостиница. Или? — она встревожилась. — Вам что-то серьезное грозит из-за меня?

— Да нет, — он попробовал свой остывший кофе и тоже долил горячей воды. — Сейчас на эти дела смотрят проще. Может, лет пять-десять назад и вышла бы какая история. Так что, — он залпом опустошил чашку, поставил ее со стуком и рывком поднялся. — Ничего мне не грозит, окромя сальных шуточек, — он с неожиданно озорной улыбкой уселся на стол и по-мальчишечьи заболтал ногами.

Оксана тоже допила кофе и встала. Пора было уходить. Не хотелось, ой как не хотелось...

— Что ж ваши друзья такие... — Она не нашла слова, неопределенно покрутила пальцами. — Вы скажите, что было, да и все. Единственно, про танцы, пожалуй, не надо говорить, — она покраснела и взялась за ручку массивной двери.

— Как, вы уже уходите? — Сергей соскочил со стола.

— Да, пора. Мне страниц десять нужно напечатать до утра.

— Вы что, работать сейчас собираетесь? — изумился он.

Оксана озадаченно нахмурилась.

— Конечно. Домой рано — вахтеры спят...

— Странный вы человек, Оксана Павловна, — он подошел ней к вплотную. — Говорите, что математик, а логически рассуждать не умеете. Или нарочно не хотите?

— То есть?

— То и есть. Мужчина и женщина встречаются глубокой ночью в пустом институте, танцуют вальс в темном переходе, знакомятся, пьют кофе, посуду моют вместе... Каково логическое завершение ситуации?

— Прощаются и идут по своим делам.

Оксана начала понимать, к чему он клонит. Сразу стало пусто внутри, из неплотно прикрытой фрамуги тянуло холодом. Ей вдруг опротивела эта захламленная комната, пропитанная смесью запахов мужского пота, табака и кофе. Как она соскучилась по уютной, чистенькой редакции! Даже о ждущих ее черновиках и шумной машинке вспомнила с нежностью. И новый знакомец потерял былую привлекательность, обыкновенный мужик, которому вдруг приспичило.

— Ну и где логика?

— Красиво встретились — красиво разошлись, — она все пыталась улыбаться, сдерживая раздражение. — Я пойду, правда, — она хотела открыть дверь, но мужчина стоял слишком близко. — Пустите, — тихо сказала она, опустив голову. Смотреть на него не было сил.

— И все-таки? — он приобнял ее за плечи, но она отшатнулась, будто от удара током.

Сергей опустил руки, выражение его лица было непонятным.

— Простите, — прошептала она в отчаянии. Грубо она себя ведет, но есть ли иной выход? Он ведь не настолько виноват, чтобы его обижать, но как иначе-то? — Вы не обижайтесь... пожалуйста, — она умоляюще посмотрела на него.

Он отошел.

— Да нет... Причем тут обиды. Просто я не понимаю: почему? Какая разница? Болтать все равно станут. Не докажете ничего теперь. Неужто вы настолько инфантильны, что этого не понимаете?

— Не понимаю, — покрутила головой Оксана. Речи Сергея казались бредом. Объяснимым, впрочем, учитывая его состояние. — И не хочу понимать. Пусть болтают. И если вам разницы нет... С чего вы вообще взяли, что станут болтать, кстати?

— Потому что мы взрослые люди, Оксана! Не студенты-первокурсники, почайпили и разбежались. Никто не поверит.

— Да почему?! — в отчаянии почти крикнула она. — Почему вы уверены, что должно быть именно так? Другие — плевать, но вы?.. Неужели в самом деле верите, что по-другому не бывает? Я понимаю, вам сейчас надо меня уговорить, но — на самом-то деле? Ведь это ужас — так думать!

— Почему? — удивился он. — В чем тут ужас? Совершенно естественная ситуация.

— Естественная?!

— Ну конечно.

— И вы так — каждый раз?

— Ну, — он смутился. — во-первых, я не каждый раз встречаю женщин в пустом институте ночью. Но в другой обстановке обычно так и бывает. Я был совершенно уверен, что вы это знаете, потому...

Оксана ошарашенно смотрела на него.

— Н-нет, — проговорила она.— Я не знала. Я думала, вы просто так...

Он улыбнулся свысока, будто говорил с ребенком. Маленьким и наивным. Учил уму-разуму, ага.

— Как же тогда... жена ваша? Вы ведь ее любите?

— При чем тут "любите"? — в его голосе мелькнуло раздражение. — Потом, она взрослый человек, без предрассудков.

— А если нет?

— Навряд ли.

Они замолчали. Оксана переваривала полученную информацию. Наверняка, этот тип просто невероятно развратен и подвинут на сексе, или просто сейчас ему надо, и можно подвести под это дело любую теорию. Но если нет... Тогда что же — и Димка? И он про нее такого же мнения?! И — Бурмин — про свою Ингу, и про себя? И Павел, отчим — таким был?!! Немыслимо... Нет, нет, невозможно. Просто этот потасканный импотент не в меру озабочен, вот и... Судит обо всех по себе.

— Ладно, пойду я, — она вышла из комнаты.

Сергей двинулся за ней. Оксана запаниковала, но он остановился на пороге и только спросил вслед:

— Так вы серьезно не хотите?

— Серьезно.

Насиловать ее он не собирался. Уже хорошо.

— Хотел бы я знать, почему.

То, как он это произнес, заставило ее обернуться и сделать пару шагов назад.

— Да хотя бы потому, что это — невероятно скучно. Кроме того, что гнусно, — с сердцем сказала она в надежде хоть что-то донести до этого озабоченного тупицы.

— Скучно?! — изумился он. — Неужели вы так часто оказывались в подобных ситуациях, что оно вам успело наскучить? Да не поверю!

Оксана возмутилась было, но тут до нее дошло, почему он так сказал. Она фыркнула и, не в силах удержаться, залилась хохотом. Сергей недоуменно шевельнул бровями, но, зараженный ее смехом, сам рассмеялся. На это веселой ноте они и распрощались. "Навсегда", — с облегчением подумала она, усевшись снова за свою машинку. Ну, давай, Анка-Оксанка, заряжай пулемет да мочи их, гадов!

4

Хорошее дело — субботний вечер, а еще лучше, когда ему далеко до конца.

Инга сообразила, что уже несколько минут неподвижно сидит без единой мысли, зато с улыбкой на лице, вполне идиотской. Это последнее время с ней то и дело случается. Ладно, сегодня хоть повод есть.

Она зевнула и потянулась, забытая на коленях книга с шумом свалилась на пол. Инга замерла в ожидании сонно-встревоженного: "Мама!" Но дочь не шевелилась. Инга перевела дух.

Одиннадцатый час. Можно позаниматься какой-нибудь милой сердцу ерундой. Например, перечитать полученное днем письмо. Она посмотрела на уголок конверта, торчавший из-под Юлькиной подушки. Дочка весь вечер носилась с письмом, ни за что не хотела расстаться. Инга подошла к диванчику, наклонилась, думая вытянуть конверт. Но передумала. Лучше завтра перечитать, на свежую голову.

В блок постучали. Инга прислушалась. Стук повторился. Три раза, значит, к ней. Коля. Или Светка. Больше некому в такое время. Инга надела кофту, проверила в кармане сигареты. Бросать надо. Бросишь тут, с такой жизнью.

Она угадала, это действительно был Коля Даровский, однокашник и верный друг, последний из бывших когда-то рядом. Он да Светка, больше никого тут не осталось от их развеселой гоп-компании.

В переходе Инга привычно сунулась на балкон, но Коля оттащил ее за пояс халата и затворил балконную створку — не лето. Устроились на подоконнике.

Субботний вечер был в разгаре. Хлопали двери, перекликались голоса, бренчала гитара. Стекла ритмично позванивали в такт уханью дискотеки. Лестница гудела от шагов то легких, то тяжелых, по ней топали, бегали, кажется, даже, прыгали... Гремел лифт. Но вся эта суета непостижимым образом обходила, обтекала, обегала их седьмой этаж.

Они тоже молчали, обычное дело. Но сегодня Ингу это не устраивало.

— Коль, а курить — грех? — спросила она.

— Курить — дьяволу кадить, — он покрутил в пальцах сигарету и снова затянулся.

— А чего не бросишь?

Он неопределенно шевельнул плечом.

— Ведь мы с тобой вместе начали, — проговорила Инга.

Она вспомнила первый курс. Девочки, мальчики, впервые оказавшиеся вдали от родителей и школьных учителей, так хотелось поскорее стать взрослыми, свободными...

— Дураки были, — сказал Николай.

— Думаешь, поумнели с тех пор?

Риторические вопросы не требуют ответа. Поэтому Коля заговорил о другом.

— Ты письмо утром получила, что там?

Угадал безошибочно. Именно об этом ей и надо поговорить.

— Получила. От Леши.

— Что пишет?

— Так... о работе немного. Говорит, на праздниках приедет. На две недели. Или больше.

Даровский как будто оставался безучастным, но Инга слишком давно его знала, чтобы понять, что он слушает с интересом и сейчас ждет продолжения. Верно, она сказала далеко не все.

Инга запахнула кофту, будто зябла.

— Не знаю я, Коля... Боюсь чего-то, будто. В то же время... Не знаю.

— Чего боишься?

— Да как-то оно... непонятно. И не верится. А он, похоже, всерьез намерен жениться, ты понимаешь что-нибудь?

Она закусила губу, сдерживая слезы. Коля взял у нее потухший бычок, сунул вместе со своим в банку из-под кофе и встал с подоконника. Инга достала вторую сигарету.

— Дай спичку.

— Не много?

Она нетерпеливо пощелкала пальцами:

— Ну дай... Скоро брошу, — хрипло сказала, затягиваясь. — Леша велел бросать. Обещала к его приезду, а тут... Ладно, потом.

Николай тоже закурил вторую.

— Ты знаешь, — заговорила она прерывисто, словно задыхалась. — Со мной что-то не то. Сама себя не узнаю. С одной стороны — жизнь налаживается, еще годик-полтора потерпеть, пока диссер, то да се, и нормально заживу. Муж будет хороший, надежный, у Юльки отец... Она его приняла, и он ее любит. Болеет... А кто сейчас здоров? Ерунда, у меня дед радикулитом с юности маялся, до восьмидесяти дожил, и материн приятель тоже осенью в больнице лежит, а летом дачку строит с сыном на пару. Особняк целый отгрохали, мать на днях фотографии прислала похвастаться... будущим фамильным замком. Золушка, тоже мне, — Инга зло фыркнула.

— Перестань, — сказал Коля. Он не любил, когда Инга критиковала мать.

— Да ладно тебе, я не о том. Я о том что... Что вот вроде все хорошо, а страшно. За мать, кстати, тоже страшно. Будто... будто не верю, что может у нас в жизни что-то хорошее быть. Вот про сестру услышала, про развод, не поверишь, прям удовлетворение, мол, так и надо. А от матери чем дальше, тем письма радостнее, а мне все страшнее. И теперь вот тоже... Светка говорит, это опасно — бояться-то, можно беду навлечь. Бороться с собой надо. Я и борюсь. Толку-то. Только ты мне не говори, что в Церковь надо идти, — поспешно проговорила она. — Я это от тебя много раз слышала. Не верю я. Ты знаешь.