— Товарищ комиссар..., — начал Алесь, но Андрыхевич лишь шевельнул бровью и на удивление быстро и бесшумно растаял в зелени с тремя десятками своих бойцов.

— Ничего себе!.. — вырвалось у Кольки. У него, что называется, "отлегло от сердца", когда стало ясно — в бой их не потащат. Алесь наоборот — выглядел злым и обиженным. Он уселся под кустом и что-то долго бурчал себе под нос, а потом, вздохнув, махнул рукой и сказал Кольке:

— Садись, порубаем, мне тут дали, — и вынул из кармана штанов сверток из материи.

Зверский голод, как-то подзабывшийся во время бешеных марш-бросков по болоту, тут же дал о себе знать. Колька плюхнулся рядом, скрестив ноги и сглотнул слюну.

В свертке оказалось две луковицы, нарезанное сало, черствый хлеб. Такого набора Колька еще никогда не потреблял, но сейчас и не заметил, как даже не съел — заглотил свою порцию, показавшуюся ему невероятно вкусной. Алесь, все еще жевавший подмигнул:

— Лучше этих, как их? Фрицевская еда, ты говорил?

— Петербургеры, — вспомнил Колька. — Лучше, — и подумал: а здорово было бы угостить Алеся в вагончике-закусочной возле школы! Он было представил себе такую картинку, но не успел ее просмаковать — неподалеку разом ударили несколько разноголосых автоматов, перебивая друг-друга, зачастили пулеметы — тоже разные по звуку, хлюпнули воздушными шариками несколько гранат, и донеслись крики на немецком. Алесь, побледнев, встал на колени, поднял автомат, скулы его затвердели. Перестрелка как-то быстро попритихла, но на нет не сошла — несколько стволов еще стреляли.

— Пойду, — сказал Алесь и, прежде чем Колька успел сообразить, как ему-то быть, Алесь уже мчался, пригнувшись и держа оружие наперевес, к кустам, только пятки мелькали...

...Оказывается, Попова Плешь и правда была плешь на голове — бой шел рядом, на другой оконечности острова. Колька не успел даже разлететься, как их обоих схватили в охапку и без особой нежности бросили наземь, сопроводив свои действия на русском и белорусском языках. Но и лежа можно было смотреть.

Картина боя на расстоянии казалась нестрашной и какой-то ленивой, если можно было так сказать.

Большинство егерей, кажется, погибла почти сразу — напрасно Колька недооценивал непритязательно выглядевших партизан. Но почти у самого берега, за камнями, лежал рослый пулеметчик и строчил — одной длинной, непрерывной очередью — по партизанам, не давая им передвигаться. А подальше на колене один егерь, зажав под мышкой автоматный ствол и не глядя стрелял назад, волок другого, перебросив его руку себе на шею.

— Виттерман! — вырвалось у Кольки. Он и в самом деле узнал пулеметчика. Алесь, мотнув головой, словно отгоняя муху, вставил вперед ствол автомата и открыл огнь из автомата — но было слишком далеко.

— Уйдет! — простонал мальчишка-партизан с такой злобой, что Колька поежился. Ему самому не хотелось стрелять, а наоборот — мутило и тянуло закрыть глаза, чтобы не видеть, как убивают люди других людей. Кащей знал, где прятать сапоги... Кольке страшно хотелось домой и не получалось заставить себя ненавидеть фашистов.

Пулеметчик теперь стрелял на бегу — спешил следом за командиром и раненым товарищем, то бежал, то поворачивался и стрелял, пятясь, короткими очередями. Партизаны перебирались следом за ним, и Кольке стало ясно то, что Алесь от злости не мог уяснить никак: никуда немцы не уйдут, некуда деваться.

Пулеметчик упал — на спину, выронив свое оружие. Виттерман остановился, повернулся лицом к партизанам и, оскалившись, бросил одну за другой три гранаты на длинных ручках — выхватил их одной рукой из-за пояса, зубами вырвал какие-то шнуры и бросал по широкой дуге. Кто-то истошно закричал — без слов, Виттерман попытался сменить магазин, не смог одной рукой, выдернул из-под куртки длинный пистолет и, наугад стреляя, поволок раненого к кустам. "Может, мне сон снится?" — вяло подумал Колька.

Оба егеря упали возле самых кустов. Виттерман попытался проползти еще сколько-то, хватаясь одной рукой за траву и подволакивая ноги, потом уткнулся лицом в руку с пистолетом.

Колька больше не мог смотреть. Он отвернулся, сглатывая кислятину во рту.

— Гото-ов, — зло протянул Алесь, — отбегался, сволочь фрицевская... Пошли, Никол, наша взяла.

Партизаны Андрыхевича перетаскивали своих убитых и раненых — их было совсем ничего — и убитых немцев тоже. Колька старался не глядеть на это. Ему вспомнилось, что мать прислала Виттерману шоколад, который он так и не съел... и не съест теперь.

— Жалко? — негромко спросил кто-то. Колька вскинул голову — рядом стоял Андрыхевич.

— Жалко, — кивнул Колька. — А вам — нет?

— Мне — нет, — помотал головой комиссар. — Но хорошо, что ты можешь жалеть, хоть и не заслуживают этого они... Алесь рассказал, как вы бежали. Как я понял, ясли бы не ты, нас раскрыли, и Алесь тоже погиб бы. От имени всего отряда выражаю тебе благодарность, — Андрыхевич козырнул под засаленную кепочку с пуговкой наверху. Колька смешался и пробормотал:

— спасибо... фигня... то есть, не стоит благодарности, так на моем месте поступил бы...

"У кого не хватило бы ума вовремя смыться, — раздраженно добавил он про себя. — Шумел сурово брянский рэп, нафик! Но теперь-то надо отсюда выбираться, пора!"

— Ты сам-то откуда? — задал вопрос Андрыхевич неумолимый, как возвращение кредитов, вопрос. Колька захлопал глазами, понимая, что косить под дурака удастся секунд двадцать, не больше. Он досадовал на себя, что не "застолбил" еще в разговоре с Алесем потерю памяти — от зверских побоев, тем более, что по голове его и правда били.

И, кстати, покойный Виттерман. Жалость к нему здорово уменьшилась.

— Я-то? — многозначительно переспросил Колька. — Да вообще-то издалека.

— По разговору из Подмосковья, — определил чертов комиссар. Да-а, вот тебе и невоенный вид! С лету подсекает, и намертво!

— Ну вообще-то да, — промямлил Колька. — Но вообще-то...

— Вообще-то я подумал бы, — добродушно и доверительно сообщил Андрыхевич, — что тебя немцы заслали. Но сейчас прикинул — зачем? Виттерман со своими у нас в печенках сидел, дороговато за внедрение, отряд-то наш не первого ранга. Да еще Антось в городе шурует теперь — не сходится.

— Не могу я рассказывать, — с отчаянием ответил Колька. — И вообще мне пора! Понимаете?

С этим "понимаете" у него получилось здорово! Андрыхевич подобрался, как гончий пес, смерил Алеся долгим внимательным взглядом и кивнул:

— Ясно... Алесь!

Алесь подошел, чертыхаясь. На бедрах у него крест-накрест висели два немецких подсумка, вместо рубашки была пятнистая куртка с подкатанными рукавами, но белорус по-прежнему стоял босиком.

— Не одни не подходят, холера! — пояснил он. — Слушаю, товарищ комиссар!

— Найдем тебе обувку, — пообещал Андрыхевич. — Вот что. Проводишь Николая куда он скажет. Нас найдешь... — комиссара помедлил и значительно сказал: — ТАМ найдешь. Считай себя в служебной командировке... А о том, как фрицам ухитриться угодить — после поговорим подробно. Приказ ясен?

— Ясен, — Алесь несколько сник.

— Выполнять.

— Есть выполнять, — вздохнул Алесь.

Вдвоем они отмахали уже километров пять по утренней дороге через постепенно пробуждающийся лес. Было совсем тепло, но не жарко, солнечно, и совершенно не верилось в идущую войну.

Вообще-то Кольке сосем не было ясно, куда и зачем его провожает Алесь. В принципе он мог стукнуть грязными кроссовками в любую секунду — и привет, пишите письма мелким почерком, адрес — до востребования ХХI век. Но почему-то он не делал этого — пылил рядом с белорусом, то и дело поправляя ремень винтовки.

Вот елки-палки! Всего сутки в этом мире — и жутковатые сутки, надо сказать. Он добыл сапоги-скороходы. Алесь ему знаком пол суток, не больше. Но почему-то грустно вот так взять и смыться и смыться. Именно грустно. Хороший парень этот белорус. кроссовки ему оставить ,что ли? Нет, нельзя, шпоры к пяткам привязывать — это вообще слишком.

— Давай сполоснемся, тут ручей, — указал Алесь и первым свернул в зелень. Колька догнал его уже на берегу речушки даже, не ручья. Зачерпывая воду и внимательно разглядывая противоположный берег, Алесь спросил: — А тебе... в общем, тебе правда куда-то очень надо? А то...

— Обязательно, — Колька встал рядом на колено, попытался пригладить всклоченные и склеенные грязью волосы, потом плюнул: фик с ним! — Понимаешь, я как раз на том острове, на нехорошем, одну вещь нашел. Важную... Без нее человеку плохо будет.

— А ты бы остался у нас? — по-прежнему не глядя на Кольку, предложил Алесь. — Куда тебе одному? И когда еще своих найдешь? Не можешь?

— Не могу, правда, — покачал головой Колька, снимая винтовку с плеча и укладывая ее на прибрежную траву.

— Жаль, — вздохнул Алесь.

— Ага, — согласился Колька и поднялся на ноги. Все-таки надо было уходить пора, а то потом будет еще труднее. Винтовку взять?.. а если не получится с ней? — слушай, — Колька чуть отступил. — Ты не удивляйся сейчас, просто слушай. — Под Сталинградом наши победят. И вообще в войне победят. А День Победы будет 9 Мая 1945года, еще не скоро, но будет.

— Откуда ты... — Алесь удивленно поднял голову, вытирая губы тыльной стороной ладони и кривясь от боли, но не договорил. Его недолгий знакомец и спаситель вдруг сделал еще шаг назад, поднял руку и сдвинул пятки — как беляк в фильм про Гражданскую.

И... ИСЧЕЗ.

ЧАСТЬ 2 .

КОЛЬКА МАК ЛАУД ИЗ КЛАНА МАК ЛАУДОВ.

Если вы идиот — это надолго.

Подтверждение это прописной истине было место, в котором очутился Колька. Он хорошо помнил, что собирался ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ. Отдохнуть в счет быстрой добычи сапог . Ну и... ну и подумать как следует, а стоит ли ему вообще продолжать эту историю с историей и географией? Малодушно? Побывайте в белорусском лете 42-года, и у вас отобьет охоту к подвигам! Но в последнюю секунду перед возвращением Колька подумал: а вот интересно, какой из себя меч-кладенец?

Ну и привет.

Шпоры отреагировали на случайную мысль, как цены — на слухи о денежной реформе, мгновенно и неумолимо.

Было сыро и холодно. Сыро и холодно со всех сторон, потому что вокруг плавал густющий волокнистый туман, похожий на растрепанную вату, а ногами Колька до щиколоток стоял в болоте.

Вернее — что еще обиднее — в БОЛОТЦЕ. Диаметром с полметра, оно угнездилось точно там, куда приземлился странствующий рыцарь. От такого невезения хотелось плакать. Но с другой стороны — его могло закинуть в январскую тайгу, так что худшего он избежал.

Утешив себя такими мыслями, Колька шагнул в сторону и посмотрел на часы. Было 7.08. утра. А вот интересно — в Белоруссии-то другое время, не как в Вавиловске, а часы показывали правильно. Может, они автоматически корректируются по местному времени? Хорошо бы...

Слева и справа поднимались крутые склоны, поросшие волокнистыми растеньицами — среди темно-зеленой листвы неожиданно ярко светились лиловые и розовые цветочки. Похоже, тут лето или весна. Да и не так уж холодно — это после белорусского лета и от сырости так казалось. Хотя пар изо рта идет.

Колька попытался вылезти на левый склон — и соскользнул. Подошвы кроссовок съезжали по растениям, пальцы тоже срывались. Та же история повторилась с правым склоном.

— Уродство, — с чувством сказал Колька и — делать нечего — зашагал по лощине. Благо, она ничем не заросла и идти было легко. Только туман пугал — он меняет очертания предметов, и мальчишка застыл на месте, простоял минуту, обливаясь потом, прежде чем сообразил, что лощина открывается — как коридорчик в комнату — в рощу, тихо шелестевшую по берегам речушки, протекавшей через более широкую лощину.

Среди деревьев туман был пореже. И — что интересно и приятно — не наблюдалось комаров. Подойдя к берегу, Колька присел на корягу и, достав из кармана тряпку с сухарями и воблой, начал перекусон, следя за тем, как в удивительно прозрачной воде, шевеля хвостами, стоят против течения крупные рыбы с алыми точками на боках.

Было очень тихо, только вдалеке кричали... овцы?! Странно, а звук идет как будто с неба... Туман ломает, наверное. Ну, где овцы, там люди — и, хотя наученный горьким опытом Колька не собирался бросаться в объятья первому встречному, но к людям выбираться опять-таки стоило.

Спешить, впрочем, некуда. Колька хрустел сухарем, беспощадно ошкуривал воблу, да по временам нагибался к ручью — попить, воблу партизаны посолили не иначе как собираясь использовать ее в диверсиях для вызывания непреодолимой жажды. Потихоньку от самог8о себя мальчишка пару раз пристукнул пятками — кроссовки, точнее — шпоры — не работали. Все правильно, и не будут работать, пока он не добудет меч.

Два сухаря и полторы небольшие воблы Колька аккуратно убрал в карман изгвазданных "домашних" джинсов. Не потому, что больше не хотел есть, а просто запас, гордясь своей предусмотрительностью. Потом — заставил себя умыться и помыть руки. Не то, чтобы искупаться, хоть и нужно это было, не хватило духу — вода отдавала льдом, а не просто холодом.

Ниже по течению речушки были перекинуты два связанных ремнем бревна — балансируя руками, Колька перескочил в несколько больших шагов на противоположную сторону. Тут туман, как ни странно, был реже — а оглянувшись, парень понял, что его и вообще растягивает.

Под ногами оказалась тропинка, по сторонам которой густо рос — как в Белоруссии — густой папоротник. Колька не мог понять, звериная это тропа или человеческая, но шел по ней, ощущая, как понемногу поднимается. Впереди тумана не было совсем, а меж деревьев светлело небо. Колька ускорил шаг, почти бежал — в сыром леске, странно беззвучно, ему вдруг стало не по себе — и, вылетев на опушку, задохнулся от неожиданности и удивления.

Житель города, он не мог себе представить, что бывает такое. Колька показался самому себе маленькой соринкой на большой зеленой тарелке. Во все стороны бесконечно и плавно, как волны странного моря, тянулись гряды больших пологих холмов, перетекавших один в другой. Только холмы — ничего больше. Одиночеством, безлюдьем и странным величием веяло от этого мира под высоким бледным небом. Здесь дул ветер — прохладный и непонятно пахнущий. От стояния на одном месте начала кружиться голова, как при езде по кругу, и у Кольки вырвалось:

— Где я?!

Но в то же время он смутно ощущал, что видел такой пейзаж. Нет, не в жизни, а в кино. И не раз. Точно, видел!

Присмотревшиеся глаза начали различать небольшие рощицы и озерца, тут и там раскиданные у подножия холмов, проплешины, черных мрачных болот. Левее, на двух вершинах — очень далеко, но ясно — мальчишка разглядел высокие башни, черные на фоне неба. Да нет, что фишка, почему ему кажется, что он это видел?! В каком кино?!

И тут его осенило — догадка была такой явственной, что Колька рассмеялся и хлопнул себя по лбу. Серии "Горца" и великолепный Мэл Гибсон в "Отважном сердце"!