В шаге от края

17. Помеченные смертью

Вам когда-нибудь доводилось ждать, вслушиваясь в каждый шорох на лестничной клетке, вздрагивая от звука приближающихся к вашей двери шагов и расслабляясь только после того, как они стихнут? Если да, то вы можете себе представить, как мерзко и тягостно я себя чувствовала весь следующий день. Лана дала мне выходной и велела не высовываться. Притаившись в своей квартире, как мышь, я ждала... Сама не знаю, чего.

Внутренний прокурор добавлял мне мучений, твердя: убила, убила. Я уже начинала ему верить, но потом встряхивала головой: да нет же! Это была самооборона. Он домогался меня, ещё немного — и изнасиловал бы. Я была склонна верить Орлу, который сказал, что смертельным был удар об угол столика, а не мой удар бутылкой. Хотя, если бы не было удара бутылкой, не последовал бы и тот, роковой удар... Но и первого не было бы, если бы этот пьяный козёл не распустил руки сам.

Кто они — Лана и Орёл? Почему они не позволили всему этому разрешиться законным путём, почему предпочли избавиться от тела, как будто это было преднамеренное убийство? Этот вопрос всё сильнее не давал мне покоя. Кажется, я здорово влипла, приняв предложение Ланы работать у неё... Идиотка! Нет, наверно только я с моими куриными мозгами могла так влипнуть. Теперь ругать себя за опрометчивость и неосторожность было слишком поздно: последствия уже наступили, и какие последствия!.. И что теперь прикажете мне делать?..

А&$енно, как сказал бы сосед Миша. Но ему я ничего не могла рассказать. Какое там!..

Весь день я ждала, но ничего не случилось. Никто не позвонил, не пришёл за мной, и я легла спать... Но сон, конечно же, не шёл ко мне. Задремать удалось только под утро, снилась какая-то чушь — жуткие обрывки всего, что происходило со мной. Из тягостного болота сновидений меня вытащил звук будильника.

Ещё одно мерзкое пробуждение. Голова гудела и весила больше, чем всё остальное тело, во рту стоял отвратительный дух, от слабости хотелось упасть и никогда не вставать. Выходной кончился, нужно было идти на работу — к Лане. Я уже сама не знала, рада я этому или нет. С одной стороны, как ни странно, рядом с ней я чувствовала себя в большей безопасности, чем одна, а с другой... От неё самой веяло какой-то смутной опасностью. С Орлом — та же штука. От взгляда его спокойных, холодных глаз крупного хищника бежал холодок вдоль позвоночника, и вместе с тем присутствовало чувство защищённости — очень странное, необъяснимое сочетание.

Поёживаясь от осеннего утреннего холода, я выбежала на улицу. До остановки было рукой подать, но дойти до неё этим утром мне было не суждено.

...Вкус крови во рту. Кажется, в теле не осталось ни одной целой косточки: всё болело, как одна сплошная открытая рана.

— Значит, сука, не понимаешь по-хорошему. Что ж, будем по-плохому.

"По-плохому" — это когда от звука голосов, от вибрирующей в них ненависти голова готова взорваться, а в носу хлюпают кровавые сопли, смешиваясь на лице с едкими потоками слёз. В запястья врезался металл наручников, кисти рук онемели и почти не чувствовались. Боль — единственная реальность.

— Говори, овца!!! Что с Рудиком, где он?!

Частокол из ног окружал меня, то одна, то другая периодически наносила мне удар. Если пять минут назад я ещё могла корчиться и извиваться, то теперь только вздрагивала.

— Так, ребят, перекур...

Шарканье ног об мою душу, растерзанную и униженную до состояния коврика. Холод бетонного пола, тусклый свет и запах сырости. Подвал? Трубы... Кошачья моча.

— Ну, будем говорить?

Они вернулись, чтобы снова истязать меня. Потоки мата, ледяной шквал ненависти, презрения и безжалостности.

— Я ничего не знаю...

— Слышали мы это уже сто раз!

Удар за ударом. Плевок за плевком. Чьи-то злые пальцы больно впились в мои волосы и задрали мне вверх голову, чуть ли не отрывая её от тела.

— Суки, больно!..

— Больно тебе, да? Да?! А Рудику тоже было больно?!

Плавая в холодной жиже из мата, ненависти, боли и безысходности, я уже перестала видеть свет. Глаза застилал мрак с красными сполохами боли. Мне уже было плевать...Вскоре и боль притупилась. Только голова гудела от их злобы.

— А может, она и правда не знает, шеф?

— Врёт... Знает. Должна знать. Егор видел, как она очковать начала... Поднос чуть не выронила, сука.

Тот, кого назвали шефом, склонился надо мной. Холеный дядя, "папик". Седой. Кашне. Одеколон. Туфли. Стрелки на брюках. Боже, какие идеально наведённые, полные ненависти ко мне стрелки!..

— Ладно... Тебе, похоже, жить надоело. А как насчёт чужой жизни, а?

Чужой? — ёкнуло, хотя мне казалось, что во мне уже и ёкать-то нечему: всё отбито. Чьей? Ланы, Орла?

— Михаил Александрович Звонарёв, 1980 года рождения, проживает...

Домашний адрес, место работы, телефоны — всё это железной цепью протягивалось сквозь моё размягчённое, как отбивная, нутро. Сосед Миша.

— Гады... Вы его не тронете.

— А-а, вот мы как запели! Что, хахаль твой?

— Не вашего ума...

Новый удар почти не отозвался болью. Холодная ненависть дохнула в лицо:

— Говори всё, что знаешь, или твоему хахалю придёт каюк! Себя не жалко — его пожалей!

— Да пошли вы...

Нет, бить меня уже бесполезно. Я так ничего не скажу — только сознание потеряю, а это отнюдь не способствует разговорчивости.

— Или говоришь, или ребята едут по названному адресу, — жёстко хлестнул "папик", не оставляя мне выбора.

— Я его убила.

От слов, которые сползли, как подтаявшее желе, с моих опухших губ, пропитанное злобой и вонью кошачьей мочи пространство затихло.

— Повтори, что ты сказала.

Я выплюнула добавочную порцию подтаявшего желе:

— Я-ЕГО-УБИЛА. Что непонятного?

Наэлектризованное злобой пространство взвилось вихрем, подхватило меня и стало колотить затылком о пол, трепать и швырять, гремя:

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛА, ГАДИНА??? КАК ТЫ ПОСМЕЛА, СУКА НЕДО**НАЯ??? Я ТЕБЯ ЩАС УРОЮ, НА КУСКИ ПОРВУ, КИШКИ НА ШЕЮ НАМОТАЮ!!!

— Тихо, тихо, шеф... Сами не марайтесь. — Частокол из ног отгородил от меня разбушевавшегося шефа.

— Гадина... гадина... Тварь... проклятая...

Он отступил, но я слышала его тяжёлое, свистящее дыхание. Астматик или сердечник. Ему заботливо подносили ко рту таблетки, он ловил их трясущимися губами.

— Тихо, Арсений Палыч, вам нельзя...

— Тварь... — свистел он, как прохудившаяся гармонь.

Мои губы сплюнули остатки желе:

— Он сам ко мне полез... насиловать. За что получил бутылкой по черепу. Упал и ударился об столик. Это была самооборона.

Рачьи глаза вытаращились на меня с багрового лица.

— Что... что эта тварь... несёт?.. Размазать... Кишки выпустить!..

— Сначала надо проверить информацию, шеф. Убрать её мы всегда успеем.

Дальнейшее было бы делом техники — и проверка моих слов, и моя ликвидация. Помешало именно оно — "бы", раздавшись негромкими хлопками в полутёмном помещении. Три или четыре "бы" хлопнули и вспыхнули, оставив на лбах следы в виде круглых тёмных дырок. Частокол из ног поредел: из перпендикулярного мне положения они перешли в параллельное. Мутный, остекленевший взгляд, приоткрытые губы — да, это было то самое придурковатое выражение, сейчас совершенно противоречившее чётким и быстрым движениям. Она стреляла с двух рук, практически не глядя, и попадала точно между глаз: один выстрел — один труп. Никто не успел сделать ответного выстрела; максимум, что они успели — лишь достать оружие.

Рачьи глаза ещё моргали, их обладатель остался единственным, кто стоял на ногах — кроме неё, конечно. Он давился ещё не рассосавшейся во рту таблеткой, а Лана смотрела на него, держа пистолеты глушителями вниз.

— Ты... кто?

Одна рука с пистолетом поднялась.

— Привет тебе из ада. От Олега Негоды.

Последнее "бы" с сухим хлопком пометило шефа между глаз своей смертельной меткой, и он тоже перешёл в горизонтальное положение, став равным всем, кто был до него. Он лежал, изумлённо уставившись в потолок, с прилипшей к языку таблеткой.

Наверно, такое бывает только в кино: гора трупов и одна женщина с двумя пистолетами. Могло ли быть такое в реальности? Не знаю. Я уже не понимала, где явь, а где сон; может быть, женщина в чёрном была моим бредом? Может быть, мне чудилось, как она, уронив оба пистолета, обвела взглядом тела, помеченные смертью между глаз, и увидела меня — единственную, не помеченную круглым знаком? Её губы вздрогнули, и с них слетело:

— Олеся...

Не знаю, кого она видела, произнося это имя, но, наверно, не меня. Тем не менее, перешагивая через трупы, она подошла ко мне, опустилась на колени и бережно приподняла мне голову.

— Олесенька...

В её затуманенном взгляде проступила нежность и боль, пальцы щекотно ворошили мои волосы, а через тела уже перешагивал Орёл, на ходу убирая не понадобившееся ему оружие. Присвистнув, он усмехнулся:

— Качественная работа. Впрочем, кто б сомневался. — Остановившись возле шефа, он проговорил: — Мать твою, какого зверя завалили! А таблеточка-то уже не поможет, мда...

Секунда — и он склонился надо мной, открывая наручники.

— Ну, как наша девочка? Цела?

— Олеся, — в третий раз пробормотала Лана.

Орёл бросил на неё внимательный взгляд. Дотронувшись до её плеча, он сказал:

— Это же Лида. Не узнаёшь?

Теперь в глазах Ланы отразилось недоумение.

— Лида?

— Ну да. Она самая. Ну-ка, подвинься, надо её осмотреть.

Он ощупывал меня с ног до головы, спрашивая: "Здесь больно? Нет? А здесь?" Подняв меня на руки, он кивнул Лане:

— Всё, пошли.

18. Холодное блюдо

Потрескивал огонь в камине, отбрасывая уютный золотистый отсвет на полукруглую деревянную обшивку, создававшую эффект бревенчатых стен.

— Ну всё, пойдём, пока тебя совсем не развезло. Пока ещё можешь двигать ногами...

Орёл приподнял Лану, подхватив под мышки, и оторвал от уставленного закусками стола.

— Ух, да ты у нас совсем в хлам... Всё, пора баиньки.

Последовал трудный спотыкающийся подъём по деревянной лестнице, сопровождавшийся стонами Ланы и подбадривающими словами Орла. Через пять минут он спустился, подошёл и поправил шерстяной плед, которым я была укрыта. Диван был широк и мягок, обезболивающее уже действовало, а на веки давила тёплая дрёма. В окно тихо скрёбся дождь.

— Ты тоже давай баиньки, — сказал Орёл. — Всё плохое позади.

Тыльная сторона его пальцев коснулась моего подбородка, щеки. Он присел к столу и налил себе ещё стопку водки, но пить медлил. Хотя он выпил наравне с Ланой, казалось, хмель его совсем не брал — только в слегка отяжелевшей походке засквозила усталость. Лана, по его выражению, надралась как сто китайцев — впрочем, это ей было сейчас необходимо. Не самый лучший способ снять стресс, но наиболее доступный и первый, что пришёл в голову.

У меня в ушах всё ещё звучали негромкие хлопки, сопровождавшиеся краткими вспышками. Лана будто материализовалась из воздуха, бесшумно, как ниндзя, и за пять секунд уложила всех, кто был в том подвале. Взгляд её, когда она стреляла, не был направлен ни на одну конкретную цель, он охватывал и держал их ВСЕ сразу, а потому со стороны казался отрешённым и невидящим. Внезапность её появления — она словно "просочилась" в подвал — и поразительная быстрота и меткость стрельбы сделали своё дело: все, кто стоял, легли на пол с дырками между глаз.

— Кто такой Олег Негода? — спросила я.

Орёл чуть нахмурился.

— Откуда ты знаешь это имя?

— Лана назвала. Перед тем, как застрелить этого... шефа.

— Гм...

Орёл наконец выпил, закусил бутербродом с салями.

— Кто вы? — спросила я. — Почему Лана называла меня Олесей? Чем она занимается? Она... киллер?

Орёл устало усмехнулся.

— Ну что ты, нет... Нет, конечно. Давай все вопросы потом, ладно?

Я со стоном приподнялась на локте.

— Когда — потом? Лана перестреляла у меня на глазах кучу народа, а вы — "потом"?.. Да я... всю ночь не усну! Как я могу спокойно находиться под одной крышей с вами?!

— Уснёшь, тебе лекарство вкололи. Ты устала, родная. И я тоже... Пойду я, отдохну — тяжёлый день выдался. — Орёл встал, поправил мне подушку и по-отечески чмокнул в лоб. — Нас бояться не нужно, мы не те, кем ты нас считаешь. Ты в безопасности, больше никто тебя не тронет.

Погладив меня по голове, как ребёнка, он ушёл, и я осталась в комнате одна.

Что делать? Куда бежать? И стоит ли вообще предпринимать попытку к бегству? (да и способна ли я в таком состоянии, что более важно?..) Нахожусь ли я в руках опасных преступников, или не так всё просто? Все эти вопросы толклись в моём тупеющем и заторможенном от вколотого мне лекарства мозгу, и ни на один у меня не было ответа. То, как Лана расправилась с теми людьми, выдавало в ней профессионала высочайшего класса, вот только непонятно было, чему служили её навыки — добру или злу. И всё-таки какое-то шестое чувство подсказывало мне, что не всё здесь так просто, что не следует спешить с выводами. Хоть Лана с Орлом и производили жутковатое впечатление, но на злодеев они были не похожи. Ни тот, ни другая не тронули меня до сих пор и пальцем, напротив — они всячески заботились обо мне и охраняли меня, а сегодня ещё и спасли мне жизнь. Кем бы они ни были, зла мне причинять они, судя по всему, не собирались — это подсказывало мне внутреннее чувство, которое распознавало в них моих защитников, а не убийц. Стали бы убийцы спасать меня, укладывать на мягкий диван, бережно обрабатывать ссадины и мазать мазью синяки, колоть обезболивающее и укрывать тёплым пледом? Вряд ли...

Видимо, обезболивающее имело ещё и снотворный эффект, потому что глаза неодолимо слипались. Картинка — Лана, стоящая над горой трупов — казалась кадром из голливудского боевика, допрос с пристрастием — частью какого-то жуткого реалити-шоу, и последним, что я увидела, перед тем как провалиться в сон, были медленно стекленеющие от водки глаза Ланы и шёпот её губ, произносивших: "Олеся".

Разбудил меня звук чьих-то шагов на лестнице. Проснувшись, я, тем не менее, не открыла глаз, вся превратившись в слух.

— Тише, не буди её, — послышался шёпот Орла.

Кто-то — скорее всего, Лана — подошёл ко мне и некоторое время сидел возле меня на корточках: я кожей чувствовала взгляд. Чьи-то руки едва ощутимо поправили плед, укрыв меня им получше, и мой слух уловил еле различимый вздох.

Хлопнула дверца, завёлся мотор, машина отъехала и растворилась в шелесте дождя. В окно сочился серый свет осеннего утра; не хотелось ни открывать глаза, ни даже думать. Чуть пошевелившись в тепле под пледом, я ощутила боль в рёбрах. Частокол из бьющих ног. Все они теперь там же, где Рудольф, и никакие таблетки им больше не помогут. Шелестящая пелена дождя накрыла меня.

...Снова хлопнула дверца. Высунув из-под пледа нос, я разглядела входящего в дом Орла. Он сразу заметил, подошёл ко мне.

— Ты чего проснулась? Рано ещё. Спи.

— А который час?

— Семь утра.

— Сколько?!. Мне же к Лане...

Сев на диване, я опять ощутила боль и не сдержала стон. Присев рядом со мной, Орёл осторожно уложил меня обратно, поправил и подоткнул плед.

— Тихонько... Надо тебе ещё обезболивающее вколоть. А к Лане тебе уже не нужно.

— Как это не нужно? Я что, уволена?

— Нет, малыш, просто Лана уехала. Ей придётся залечь на дно на некоторое время. Сама понимаешь, после такого...

Сопротивляясь ласково удерживающим меня рукам Орла, я выкарабкивалась из-под пледа.

— На дно?.. Значит, вы всё-таки бандиты...

Орёл задумчиво заправил прядку моих волос мне за ухо.

— Нет, моя хорошая, не бандиты и не киллеры. А вот те, кого Лана постреляла — те были самой настоящей мразью.

— Думаю, пора ответить на мои вопросы, — сказала я решительно — ну, настолько решительно, насколько мне позволяло самочувствие.

Орёл улыбнулся.

— Ладно, но сначала — завтрак. Ты лежи, я сам.

И он всё сделал сам — не хуже меня. Горячие оладушки с мёдом и ромашковый чай буквально возвращали меня к жизни. Снова я ловила себя на мысли, что рядом с ним я чувствую себя в безопасности, под защитой его спокойной тигриной силы. В это дождливое осеннее утро он кормил меня завтраком, а Ланы уже не было с нами. Где она сейчас находилась? Очевидно, где-то в пути...

— Значит, хочешь правду?

Орёл убрал посуду, заставил меня снова лечь, сделал новый укол обезболивающего и заботливо укрыл пледом. После вчерашней попойки, по признанию Орла, у него потрескивала голова — он так и сказал, "потрескивает". "Тяпнув" рюмку для поправки здоровья, он уселся на ковёр, прислонившись спиной к дивану и похрустывая огурчиком. Ненастье между тем разыгралось не на шутку: сильный ветер швырял в окна длинные плети дождя. В такую пакостную погоду мне обычно хочется засесть дома у телевизора и целый день не высовывать носа на улицу.

— Невесёлая это история, — вздохнул Орёл, прижимая и поглаживая мою руку через плед. — И жуткая. Но, в общем-то, если ты это узнаешь, Лане это не повредит. Я почему-то верю, что ты не из болтливых.

— Я — могила, — пообещала я.

Орёл нахмурился, сжал мою руку крепче.

— А вот это не стоит. Рано тебе туда.

— Да это просто выражение такое, — улыбнулась я.

— И тем не менее...

Орёл помолчал, собираясь с мыслями. Он сидел вполоборота ко мне, облокотившись о край дивана и подпирая рукой голову, на которой уже чуть приметно проступала щетина.

— Некоторые детали я всё же опущу, тебе их не нужно знать, — начал он. — Олег Негода — мой друг. Почти брат. Мы вместе с ним служили в... ну, в общем, одной государственной структуре. Так получилось, что он встал кое-кому поперёк горла... Из тех, с кем мы боролись. А потом ещё и выяснилось, что кое-кто из наших... гм, высоких чинов был связан с этими людьми. Нет, их и людьми-то назвать нельзя после того, что они сделали... В общем, Олега угораздило встать на пути у тех и других. Оборотни решили остаться чистыми и отдали его на растерзание этим волкам. Эти отморозки схватили Олега вместе с его женой и мучили его, заставляя Олесю смотреть на это... выродки, фашисты.

Орёл на миг умолк, сжав зубы, а меня уже осенила леденящая догадка: Олеся...

— То, что они сделали с ним... мне кажется, в этом они даже переплюнули фашистов. Они... в общем, оскопили его. Уж прости за кровавые подробности. И у него на глазах убили Олесю. Ему тоже сильно досталось... Он был в таком состоянии, которое со стороны выглядит как смерть, но, тем не менее, когда его закапывали в лесу, он был ещё жив. Кто-то поленился сделать контрольный выстрел — видно, сочли, что в случае чего ему и так не выжить... А один местный мужик с собакой откопал. Собаке спасибо — почуяла живого. В общем, Олег чудом выжил. Я помог ему спрятаться в одной глухой северной деревеньке, далеко от цивилизации... Там он провёл полгода, оправляясь от ран. К тому времени я вышел в отставку и подался в частную охранную структуру. Достал денег, и Олег уехал за границу. Через некоторое время от него поступила просьба раздобыть ещё денег — ему не хватало на операцию. Я в лепёшку разбился, но добыл. Только потом я узнал, что это была за операция...

Несколько лет от Олега не было ни слуху ни духу, а потом ко мне пришла Лана. Душа старого друга в новом теле. Нет, никакой мистики... Олег изменил внешность и... пол. После того, что с ним сотворили эти изверги — может быть, он счёл возможным пойти на такой радикальный шаг. Это изменило его до неузнаваемости, теперь никто не мог заподозрить в нём того, кем он был когда-то. Олег всегда отличался стройной фигурой, и хирургам легко удалось сделать его тело женским, голос тоже подправили. Теперь он был Ланой Лакишис, частным детективом. И он поделился со мной своим планом: он собирался отомстить им всем. Олеся была беременна... а они убили её и не рождённого ребёнка.

Те, кто захватил тебя, и были теми извергами, убившими Олесю и искалечившими Олега на всю оставшуюся жизнь. Олег... То есть, теперь уже Лана охмуряла сынка их босса — в своих целях, конечно, чтобы подобраться к отцу. Так уж вышло, что Рудик получил от тебя бутылкой по кумполу... А дальше ты знаешь, как всё было. По воле судьбы всё сложилось как нельзя удачнее. Они следили за тобой, а мы — за ними.

— Значит, я была живцом? — пробормотала я.

По сурово сложенным губам Орла скользнуло что-то вроде виноватой улыбки.

— Ну... Да. Так получилось, и грех было не воспользоваться таким случаем.

— А если бы они меня...

Палец Орла лёг на мои губы, не дав мне договорить.

— Нет. Мы бы этого не допустили, — сказал Орёл серьёзно. — Прости, глазастик... Ты здорово натерпелась, но оно того стоило.

Его лицо приблизилось, и я почувствовала на своих губах его дыхание. Он потёрся своим носом о мой, а потом его губы властно и нежно обхватили мои, и мне подумалось: а может, и правда, стоило?..