Учитывая, сколько крови льётся каждый год из-за этих клочков земли — тем более.
— ...Почему её убили? — тихо спросила Грушина. — Почему — её? Хироко никогда... она всегда была такой доброжелательной, такой трудолюбивой... просто пыталась честно работать... почему — её?
— Мы не знаем. — ответил я, и в этом было куда больше правды, чем мне хотелось бы. — Но обязательно узнаем.
Грушина молчала, опустив глаза. Длинные волосы упали водопадом, скрыв её лицо.
— Вы позволите осмотреть её комнату? — спросил я.
— ...Конечно, — сдавленным голосом произнесла Грушина. — Едва ли она уже... будет... против...
Она отвернулась.
Я промолчал и переступил порог.
* * *
Комната Хироко Вишневецкой была аккуратной. Отчего-то, несмотря на свои скромные размеры, она казалась едва ли не вдвое больше. Всю левую сторону комнаты занимал шкаф и узкая кровать (неудивительно, подумал я, что Вишневецкая переехала к Валленкуру при первой же возможности), затем маленький стол с висевшим над ним экраном и несколько шкафчиков на стене справа. Под стеной стоял одинокий вращающийся стул с тёмно-синей обивкой. Стены приобрели выцветший пастельный цвет.
Да, решил я, это было намного лучше капсульного отеля в Дэдзиме. Насчёт капсульного отеля на Минбане я не был бы столь категоричен, но от помещения, переделанного под гравитацию, я готов был ожидать худшего.
— Что мы ищем? — спросила Жюстина, входя вслед за мной. Дверь с негромким шипением захлопнулась за ней. — И кстати, я спускалась в их чёртов центр борьбы за живучесть, как ты мне сказал. Датчики там в полном порядке.
— А камеры смотрела? — спросил я, выуживая из кармана перчатки. Обыкновенные белые форменные перчатки, в таких случаях — совершенно незаменимые.
— Да смотрела я. — отмахнулась Жюстина. — Всё работает. Как бы наша убийца не испарилась из диспетчерской, это определенно было не через пожарную лестницу.
— Тогда остается только шлюз. — поджал губы я, натягивая перчатку. — А это дохлый номер, в космосе ищи-свищи.
— Так с чего мы начинаем?
Я призадумался. Взглядом я обшарил всю комнату, непроизвольно задержавшись на потолке. Так и есть — из дальнего угла чёрным глазком на нас таращилась камера.
— Начинаем мы, — вслух сказал я, — вот с чего. Ты обыщи шкаф. Я пока займусь столом.
— Что искать-то?
— Всё, что угодно. — я пододвинул себе стул. — У нас настолько мало улик, что сейчас сойдёт хоть что-то.
Фудзисаки фыркнула и распахнула шкаф. Я постучал пальцем по столешнице и не особенно удивился, когда компьютер сразу же, без дополнительных премудростей, включился. На столешнице проступила клавиатура; экран над столом зажёгся и затребовал пароль. Линза разобралась с этим очень быстро, и я забрался на рабочий стол.
За каждым использованием Линзы ведется строгий учёт — отслеживается и записывается каждое включение, и получить доступ к записям для Собственной Безопасности МВД было не просто, а очень просто. Я больше чем был уверен, что одна из этих милейших людей прямо сейчас заглядывала мне за плечо.
Меня это не беспокоило.
— М-м-м, какие милые трусики. — пробормотала Жюстина у меня за спиной.
— Положи на место. — бросил я. — Тебе своих мало?
— Уже и полюбоваться нельзя...
Я покачал головой.
Ничего очевидно подозрительного на компьютере Вишневецкой не было. Почту заполняли циркуляры и служебные записки Администрации, в основном непрочитанные. Учитывая, что такие циркуляры зачастую генерируются с минимальным человеческим участием, меня это нисколько не удивляло. В записной книге было много, очень много исходящих звонков Валленкуру: входящих тоже не меньше, но там наблюдалось хоть какое-то разнообразие. Из него я узнал только Грушину, а вот на одном звонке годичной давности моё внимание привлек адрес — Маруморийск, округ Рея: родители? Похоже было на то. Жуткая провинция, одно из тех орбиталищ по сто тысяч жителей, каких в Сатурнианской Гегемонии без числа. Я боялся даже представить себе жизнь в таком месте.
Я начал перебирать файлы: фотографии, фотографии, снова фотографии... надо будет поинтересоваться, сколько у диспетчеров Портовой Администрации оплачиваемых выходных, поскольку, судя по количеству снимков, Вишневецкая исходила вдоль и поперёк чуть ли не весь Титан-Орбитальный. Музыка, сериалы, даже небольшая аккуратная папка с порнографией, как и положено любой приличной девушке, была на месте.
И ничего, что могло бы намекать на то, почему Вишневецкую убили.
— Нашла что-нибудь? — спросил я, не оборачиваясь.
— Шмотки, шмотки и опять шмотки. — уныло ответила Фудзисаки. — После таких трусиков я ожидала чего-то более интересного.
— Они что, из одних завязок состоят?
— Ну-у-у... можно сказать и так...
— Они всё равно не вещественное доказательство, и перестань на меня так смотреть. — отрезал я. В своём фетишизме Фудзисаки даст фору некоторым сотрудницам пенитециарной службы. — Лучше проверь шкафчики.
— Ну ладно... — с сожалением протянула она и закрыла шкаф. Я же посмотрел на монитор.
Ладно. Я бы тоже не стал ничего хранить на устройстве с заводскими настройками доступа. Нет, компьютер заслуживал более пристального внимания, но эту работу я без зазрения совести оставил отделу киберпреступности. В отличие от меня, им за эту скучную и однообразную работу платят.
Итак, что остаётся?
У Вишневецкой могла быть при себе флешка — но тогда её скорее всего забрала убийца, и мы оказываемся в тупике. Или, что наиболее вероятно, Вишневецкая могла отдать такую флешку Валленкуру, если уж она переехала к нему жить. Или же...
Я отъехал от стола и выдвинул ящик. Кроме початой упаковки умной бумаги, в нём ничего не было. Я выдвинул второй ящик. Здесь были какие-то бумаги, открытки, кошелёк, из которого высыпались пластиковые сатурнианские марки. Карточки — это было уже подозрительно: наличные валютные операции отследить банально сложнее безналичных. Но здесь было слишком мало, сотня марок карточками по 25. Недолго думая, я обшарил и кошелёк — какие-то клиентские ваучеры ("Кафе Хайфиш"? никогда не слышал, должно быть что-то новенькое), фотография, предсказуемо, Валленкура (распечатанная, это серьёзно), и ничего больше. Я всё же вытащил Линзу и сделал снимки: ваучеры ещё могли понадобиться, магазины и гастрономические предприятия обычно хранят информацию о постоянных клиентах. Затем я перерыл остальные бумаги и открытки. Ничего.
Я наклонился и выдвинул третий ящик. Ящик был завален распечатанными фотографиями, теми же, что я видел на компьютере Вишневецкой. Господи, сколько же она их печатала? Валленкур, Валленкур, Валленкур... а он даже довольно милый, когда улыбается. Некоторые фотографии были сделаны дроном с камерой — Вишневецкая и Валленкур на мосту Кодама, Вишневецкая и Валленкур на фоне Правительственного особняка, Вишневецкая и Валленкур на площади перед Домом Промышленности, Вишневецкая и Валленкур в Музее ксенобиологии (лишайники и папоротники под стеклом прилагаются), Вишневецкая и Валленкур...
Мои пальцы нашарили что-то под последней фотографией. Я бережно оттолкнул её в сторону.
Это оказался листок бумаги — настоящей бумаги, коричневатой, грубой, похожей на упаковочную. Совсем неудивительно — писчей бумагой, по причине дешевизны и многоразовости бумаги умной, не пользуются даже в Сибири. Печать фотографий и то происходит на умной бумаге, пусть и несколько более тупой — но на ней с таким же успехом можно печатать видеозаписи. Где ещё было найти обычную, доисторическую, бумагу? правильно, в упаковке от чего-то. Или в туалете.
Я осмотрел листок. Наверху его карандашом было выведено:
12.03 — 3-4
TCD 51584
— Жюст, — позвал я. — Подойди-ка сюда.
— Что там? — спросила Фудзисаки, оставив шкафчик. Она заглянула ко мне через плечо: — Нашёл что-то?
— Возможно. Жюст, ты видела почерк Вишневецкой?
— Почерк? — переспросила Жюстина и задумалась. — Нет, — сказала она после короткой паузы. — Не видела. Думаешь, это её?
— Может быть. — ответил я, разглядывая листок. — А может быть и нет. Как ты думаешь, "TCD 51584" похоже на код транспондера?
— На него и похоже, — пробормотала Жюстина, — пять цифр, всё правильно... погоди, двенадцатого марта?
— За три дня до того, как Вишневецкую убили. — сказал я.
* * *
Грушина дожидалась нас в коридоре, где сплошной завесой стоял дым: она снова курила, теперь уже прямо здесь. Я решил удержаться от замечания.
Курение успокаивает нервы. От этого табак не становится меньшей гадостью (в конце концов, нервы можно успокаивать и другим способом), но Грушиной определенно нужно было успокоиться.
— Вы что-нибудь нашли? — подрагивающим голосом спросила она. Её глаза были покрасневшими и опухшими от слёз.
— Нашли. — я продемонстировал ей листок. — Вам о чём-нибудь говорят эти цифры?
— Н-нет... — Грушина прищурилась, присматриваясь, и покачала головой. — Нет, не говорят. Простите меня, пожалуйста, но я впервые вижу этот листок. Откуда он?
— Мы нашли его в ящике стола. — сказал я. — Госпожа Вишневецкая ничего вам не передавала в последние три дня?
— Я её даже не видела. — грустно произнесла Грушина. — В пятницу мы работали в разные смены, я её не застала... — её губы задрожали. — Моя подруга мертва, а я не помню, когда я последний раз видела её.
— Не волнуйтесь. — мягко сказал я. — Госпожа Грушина, я вынужден буду просить вас не покидать Титан-Орбитальный в ближайшее время. Полиции может понадобиться ваша помощь.
— Я и не собиралась... Где Сэйдзи? — вдруг спросила она. — Что с ним?
— Господин Валленкур, я полагаю, у себя дома. — ответил я. — Он первым обнаружил тело госпожи Вишневецкой.
— О боги. — прошептала Грушина. — Бедный Сэйдзи...
— Не сомневаюсь. — кивнул я. — Скоро сюда прибудет экспертная группа. Возможно, им понадобится ваша помощь.
— Я... я поняла. — ответила Грушина.
— И перестаньте грубо нарушать нормы техники безопасности. — добавила Фудзисаки. — Неработающие датчики не освобождают от ответственности.
— Здесь вытяжка. — сухо ответила Грушина.
— Наличие вытяжки — тоже. — парировала Жюстина.
Грушина гневно уставилась на неё. Я поднял руку.
— Спасибо за то, что уделили нам время, госпожа Грушина. — сказал я.
— Не стоит... — начала она и осеклась. — Простите, господин инспектор. Вы найдёте её? Убийцу Хироко?
— Найдём. — твёрдо сказал я и отвернулся. — Хорошего вам вечера.
Особого выбора у меня не было: либо я найду убийцу, либо Мэгурэ сдерёт с меня три шкуры. Я предпочёл бы первое.
Грушина осталась стоять посреди коридора. На двери комнаты проступили иероглифы "ПОЛИЦИЯ — НЕ ВХОДИТЬ", оставленные моей Линзой.
* * *
— Тебя завезти домой? — спросила Жюстина, пока лифт спускался вниз, в Титан-Орбитальный. На этот раз за штурвалом была она. Я пожал плечами.
— Завези, конечно. — ответил я. — И забирай машину. Завтра утром заглянешь за мной, и будем работать дальше.
— Замётано. — согласилась Фудзисаки. — А с чем работать?
— С записями. Я надеюсь, хоть завтра Ямагата с подручными возьмётся за это дело... — так как практически любое преступление имеет какое-то отношение к информации, отдел киберпреступности постоянно завален работой. — Ещё надо бы полюбоваться на труп Вишневецкой и на результаты экспертизы... да и Валленкура опять допросить. Особенно теперь, когда у нас есть это. — я многозначительно постучал по внутреннему карману плаща, где, зажатый между кобурой и подкладкой, покоился листок с цифрами.
— Думаешь, Валленкур знает, что там? — спросила Жюстина.
— Скажем так, я подозреваю. — ответил я. — Как минимум, я подозреваю, что ему известно, что произошло три дня назад.
— Если что-то произошло. — поправила меня Жюстина.
— Ты сама в это веришь? — спросил я. — Это листок. Что ещё могло произойти такого, чтобы его можно было доверить только бумаге?
— И потом оставить в ящике стола? — спросила в ответ Фудзисаки. — Страшная тайна, нечего сказать...
— Если не знать, где искать? — уточнил я.
Жюстина хмыкнула.
— Посмотрим. — только и сказала она. Я развёл руками.
Когда мы вылетели из лифтового вокзала в Титане-Орбитальном, уже темнело. Люминёр в небе стремительно гас, пока не угаснул совсем. Небоскрёбы Инненштадта и жилые башни Ракунана, Штеллингена и Среднегорского загорелись гирляндами габаритных огней. Внизу, в Акиниве, бежали по эстакаде поезда метро. В цилиндрическом орбиталище нету неба: вместо этого огни города загорались сразу всюду вокруг нас. Я мог, подняв голову, разглядеть через колпак кабины созвездия огней Шамп-Марез и Тэннодзи, остроконечную спицу Штеллингенской телебашни — даже, приглядевшись, затерявшуюся где-то вдали Цитадель. Выглянула из-за облаков чёрная гладь Швестерзее в обрамлении фонарей набережной, и реки, сияющими нитями разделяющие город.
Когда Фудзисаки высадила меня дома, на Инзельштрассе, было уже совсем темно. Вывеска "АКУЛОНа" сияла во всю свою неоновую мощь, кислотными бликами играя на оконных стёклах. Здоровое пятно зеленого света падало на пыльную крышку рояля.
Тёмная квартира казалась ещё более пустой и недружелюбной, чем обычно.
Я скинул плащ и прошёл в комнату, включая свет. Ненавистные кислотные блики тут же исчезли. На проклятую вывеску у меня выходят даже не одно, а все окна, и если из кухни можно наблюдать только букву "А" (и то из угла, занятого раковиной), то в спальне я имею сомнительное удовольствие наблюдать это зелёное великолепие каждую ночь.
Толкнув дверь, я вышел на балкон, поёжившись от холодка мартовской ночи. В орбиталищах смена времён года только отдалённо напоминает свой первоисточник, Землю далёкого прошлого. Здесь всегда темнеет одинаково поздно, в начале весны и конце осени холоднее, чем летом, дождь идёт строго по расписанию, а снег всегда выпадает за неделю до Рождества. Маленький рукотворный мир, лишённый всякой случайности.
И очень хрупкий.
Я поднял голову кверху, к чёрной тени погасшего люминёра и огням города в небе. Стояла на удивление ясная погода: обычно в Титане-Орбитальном небо затянуто облаками, через которые едва пробивается свет люминёра, а в некоторые дни так и вообще не разглядишь ничего дальше собственного носа. Орбиталище действительно не было рассчитано на такое количество людей — и хотя системы жизнеобеспечения не могли оставить нас без воздуха, за всё приходилось платить. Например, пасмурной погодой.
Мне стало зябко. Поёжившись, я вышел с балкона, мысленно велев кухне заварить чай. Да, именно так: чай, потом поесть (суп!), а потом...
А что потом?
Я вернулся в прихожую, поднял с пуфика у зеркала плащ и запустил руку во внутренний карман. Пальцы сразу нащупали шершавую бумагу — настоящую бумагу — злополучного листка Вишневецкой. Я перевернул его и вчитался в написанное.
Вишневецкая скрывала, что четвёртый узел был занят — цифры "3-4" наверняка обозначали именно его. И вполне возможно, что он был занят не только вчера. Можно ли держать стыковочный узел свободным несколько дней в крупнейшем порту Сатурнианской Гегемонии, со сменой дежурств каждые двенадцать часов?
