Слава богу, девушка быстро соображала и, скромно потупив глазки, улыбнулась, будто ничего не произошло.
Хозяин, напыжившийся, как индюк, выждал минутку и дал команду:
— Ну, с Богом! — видимо эта фраза в соответствие с местным домостроем, одновременно заменяла и молитву, и напутствие домочадцам, так как все облегченно уселись на лавки и принялись за еду, черпая себе варево из чугунка в строгом соответствии рангам — сначала хозяин, затем мужики, а потом уже бабы и дети по старшинству.
Было заметно, что все-таки быт крестьян здесь довольно продвинут, так как ели они из глиняных плошек — каждый из своей, и даже ложки из твердого дерева были не только для своих, но и гостям нашлись. Пища была простой: каша, овощи, хлеб. Пока Яна устраивало все. Хозяин даже достал шкалик с вонючим самогоном и угостил нового батрака. Алекс отказался, сославшись на молодость.
Для Яна настало тяжелое испытание — вести беседу с Артемом и не проколоться в мелочах. Он как попугай передразнивал манеру хозяина вести себя за столом и беседовать, постоянно приговаривая: "Понимаешь, вот!" — или — "Это, однако, да!", — на что хозяин только довольно гудел в ответ: "Эт тебе не лаптем щи хлебать!" — или — "А то как?!" Беседы тоже велись обстоятельные, начинаемые вопросами вроде: "А что, травы нынче хорошо поднялись?" — или — "Как скотина, этот год, без потерь перезимовала?" Хозяин только заливался басистым соловьем, радуясь возможности похвастаться перед нищим мужиком, и не замечая некоторых нескладух в поведении и разговорах пришлых людей. Однако не обошлось и без вопросов со стороны любопытного крестьянина.
— А вы что же от своего мага-то бежите? — ни с того ни с сего спросил крестьянин и выжидающе уставился на Яна.
— Ох, бежим! Так далеко уже убежали, что и мест не упомнить. Наши места болотным волшером звались.
— Не знаю такого, — недоверчиво сказал Артем, наливая еще по стопарику
— Потому и не знаешь, что мы все лесами, да лесами. Не знаю, сколько уж и волшеров прошли. А жизнь у нас была — сплошное рабство и нищета. Лучше в дороге сдохнуть, чем так жить, — дальше Ян врал, как мог, а хозяин все въедался своей недоверчивой мыслью в мелкие детали. Тогда гость вдруг сообразил: надо врать по крупному, чтобы тебе поверили.
Он рассказал сказку про то, как болотный маг съедал крестьянских девиц и разводил сумасшедших драконов, питающихся, в свою очередь, зрелыми мужиками и откладывающими за это магу молодильные яйца, которые маг поедал, и поэтому оставался бессмертным со времен сотворения мира. Почему и пришлось удирать Сашеньке и Яну, чтобы не быть съеденными магом или драконами.
Это прошло на ура. Удивленный враль только заметил, как после его рассказа над столом зависла мертвая тишина. Все заворожено слушали бредятину, и создавалось впечатление, будто даже Сашенька поверила его басням. С этого момента он стал бесспорным лидером коллектива и впоследствии все домочадцы по очереди, время от времени приставали к нему с уточняющими вопросами на счет длины зубов у драконов и количества поедаемых магом девушек или яиц.
Другой проблемой стало, как и предполагал Ян, неравнодушие хозяина к новой батрачке. Однако изрядная скученность мешала тому приставать к Сашеньке. Спать улеглись рядком прямо на полу в горнице. Ян, видя расположение Саш друг к другу, хитро усмехнувшись, лег прямо посреди комнаты, указав Алексу лечь рядом и поместить Сашеньку у стены. Так что девушку "прикрывал" от посягательств "брат", а уж их обоих прикрывал "дядюшка" Ян. Хозяева спали в светелке, а дети на полатях у печи...
Саша тихо лежала у стенки и прислушивалась к дыханию Алекса. Мысли слепо бились о стену беспамятства, как ночные мотыльки в освещенное окно. Она чувствовала, как ее закручивает волна новой жизни и у них с Алексом складываются какие-то отношения. Но обычно связи между людьми строятся на опыте их жизни, и какой-то опыт у нее был — она могла сказать, что и как надо делать в разных ситуациях. У нее было четкое отношение ко многим вещам и событиям, но конкретные факты оставались стертыми из ее головы. Девушка чувствовала, что Алекс оказался точно в таком же состоянии одинокой души, выброшенной прихотью судьбы на берег чуждого мира. И это общее, какое-то ущербное состояние внутреннего мира сближало их сильнее любых внешних обстоятельств. Даже Ян не был так обделен — он хоть что-то помнил из своей прошлой жизни, а им было просто не на что опираться в мыслях и поступках. Она вдруг ощутила такую смертную тоску по неизвестному, утраченному ей миру, что слезы сами навернулись на глаза. Вдруг Саша ощутила легкое касание и поглаживание по волосам.
— Не грусти, я всегда буду с тобой рядом! — раздался еле слышный шепот в самое ухо.
Она повернулась лицом к Алексу и, разрыдавшись, молча уткнулась ему в рубашку, будучи не в силах скрывать своих чувств. Но теперь это были слезы облегчения, смывавшие тяжесть одиночества с души. Она прижалась к парню и затихла, как маленький ребенок, нашедший спасительное прибежище в объятиях мамы или папы. Кто были ее родители? — она не знала. Теперь Алекс заменил ей и родителей и весь прошлый мир. Они молчали. Юноша лишь тихонько поглаживал ее волосы, ни о чем не спрашивая и как бы молча отвечая на все незаданные вопросы. Ей было так с ним хорошо! Ее душа сейчас просто отдыхала, забыв обо всех тяготах и страхах неласкового мира. Девушка несколько раз порывалась что-то сказать или спросить, но останавливалась, понимая напрасность слов. Наконец в ней созрело то, что она хотела обязательно сказать Алексу. Она приподнялась и, потянувшись вплотную к его уху, шепнула:
— Саша, спасибо тебе за все.
— За что, милая моя? — послышался удивленный шепот.
— За все! За то, что ты есть, за то, что ты понимаешь меня без слов, за то, что ты снял с меня камень тоски и одиночества, — с жаром прорвались все ее чувства наружу.
— Но за это нет смысла благодарить. Ведь я люблю тебя и получаю те же чувства взамен. Без тебя мне в этом мире было бы так же одиноко, — Алекс отважился и, найдя в темноте Сашенькино, еще мокрое от слез лицо, осторожно поцеловал, почувствовав, как ее губы встрепенулись от переживаний, но не отодвинулись, а наоборот, ласково приоткрылись ему навстречу.
— Да, ты прав, я просто буду благодарить судьбу, а тебя любить, так же, как ты меня, — шепнула счастливо девушка, когда их уста все-таки разомкнулись. Они еще долго шептались и уснули, найдя друг в друге так нужную им опору в этом чужом для них мире.
* * *
Уснув, как бревно, Ян где-то посреди ночи почуял, что самогон оказался неплохим мочегонным средством. Приподнявшись на локте чтобы выбраться "до-ветру", он прислушался — похоже все спали. Ян улыбнулся — в темноте просматривалось, что Алекс совсем не по-братски обнимал во сне свою "сестру", доверчиво прильнувшую к нему всем телом. Их отношения быстро развивались. "Надо бы их поутру разбудить до того, как проснутся хозяева, чтобы те не подумали, бог знает чего".
Утром хозяйка все-таки встала первой, тихо выйдя из-за занавески, прикрывающей вход в светелку. Но и ребята не подкачали. Когда Ян открыл глаза, услышав легкие хозяйкины шаги, он быстро приподнялся, с одной панической мыслью: "Только бы молодежь не застукали!" Но ребята оказались молодцами — хотя и спали рядом, но уже без тесных обниманий, прямо как настоящие брат с сестрой. В принципе, можно было бы не врать на счет их братских отношений с самого начала, но Ян не мог без согласия молодежи объявить их мужем и женой крестьянам. Тогда бы ребятам, действительно, пришлось бы спать вместе, а он чувствовал, что им нужно время, чтобы постепенно пройти все те восхитительные этапы любви, какие проходят молодые и чистые души, да еще если борются при этом со всякими трудностями. Хотя бы с такими, как эта ночевка "по стойке смирно", когда "близок плод, да не укусишь". На счет близкого плода он, правда, ошибался, и совсем не в отношении Саш...
С работами, не смотря на опасения, не возникло больших сложностей. Они просто соглашались с хозяином на любой труд, и оказалось, что их руки помнят те работы, про которые они ничего не знали. Так, Ян неплохо управился с косой, а Саши сносно ходили за коровами и работали на огороде. Единственно, что не выдерживало — это руки. К вечеру все могли пощеголять новенькими мозолями. Ян "объяснил" хозяину, что они не были привычны к таким работам, в основном занимаясь изготовлением резины, поэтому и набили мозоли. Так что на следующий день они сменили виды работ и сумели заработать мозоли на новых местах, зато старые, при этом, немного зажили. А ночью Ян бдел над молодежью, разнимая их перед побудкой на приличествующее расстояние, чтобы не застукали хозяева.
На вторую ночь он сам столкнулся с одной молодой и горячей проблемой. Вернувшись из своего турне до-ветру и ложась в темноте, он с удивлением заметил, что место кем-то занято. Наклонился, чтобы рассмотреть, кто там, и его шею внезапно обвили горячие и ласковые руки. Он пошарил рукой и наткнулся на не менее горячее и упругое женское тело. "Ах ты, рыжая бестия! Твой же папочка нас застукает!" — только успел подумать Ян и хотел уже начать ругаться шепотом, как его губы залепил страстный поцелуй. Оторвавшись от губ юной насильницы, он зашептал, теряя всякий контроль, ей в самое ухо:
— Тебя же батька заругает!
— Не боись, ты не первый! А папка, слышишь, как храпит? Хоть галопом по горнице скачи! — страстно прошептали в ответ мягкие губы, а шаловливые ручки нетерпеливой девушки уже гуляли по всем достоинствам и недостаткам его тела.
Яну нечего было возразить на такой железный логический довод, и он покорился могучему велению изголодавшегосяорганизма, буквально упав в девичьи объятия. Может, спустя какое-то время ему и стало немного стыдно, но в тот момент он просто ничего не соображал. Оставалось только догадываться, все ли обитатели и гости дома проснулись от их далеко не мышиной возни.
Рыжая плутовка упорхнула бесшумной тенью на полати к сестричкам, а он остался лежать, обуреваемый противоречивыми чувствами. Тело пребывало в блаженной истоме, а в душе был какой-то горький осадок и разочарование от неправильности происходящего. У него не было никаких особенных чувств к простоватой деревенской девушке, да и становиться зятем этого крестьянина — не лучшая перспектива. С другой стороны и ей, кажется, ничего другого и не было нужно, так как на следующий день она вела себя, словно ничего не произошло.
Но когда на следующую ночь он проснулся от напряжения в определенном месте, вызванного умелыми ласками и нашел все то же исходящее желанием молодое тело у себя под боком, он понял, что отсюда надо бежать пока не поздно. Он все-таки не сумел справиться с зовом плоти и опять накинулся на эту необузданную фурию. После этаких ночных поползновений ему почему-то было стыдно смотреть Сашам в глаза, будто он своим поведением давал им обратный пример, как не надо строить отношения. Хотя вряд ли они о чем-либо догадывались — молодой сон крепок. Вообще, все было неправильно: несмотря на приятность телу и шпионские ночные интриги, он чувствовал себя какой-то скотинкой в загоне, к которой привели телку на случку.
Судьба сама решила за него проблему побега, ввергнув их в совсем уж неожиданные приключения. На третий день пребывания в гостях у крестьянской семьи, по проселочной дороге заклубилась давно не смачиваемая дождями пыль, и в село въехали три разукрашенных и вооруженных всадника. Один из них, спешившись, прошел по избам и потребовал собрать всех крестьян через полчаса в центре деревни. На пожню, где косили траву Ян с Артемом, прибежала запыхавшаяся Параша и громко запричитала:
— Папка! Маговы посланники прискакали, всех собирают, что-то важное говорить будут! Беги скорее, а то осерчают, будет от них мороки.
Артем, не говоря ни слова, сунул косу в кусты и припустил в село. Ян призадумался, бежать ли сразу за ним или лучше присмотреться, чем эти события обернутся. А рыжая деваха, не долго думая, кинулась к замявшемуся на месте Яну.
— Они за вами приехали, чует мое сердце! Бежать тебе надоть, — а сама уже повисла у него на шее. — Приласкал бы хоть на прощание! — пожаловалась деваха, видя, что Ян думает о чем-то своем.
А думать ему было над чем. Ребята оставались в поселке, и убегать одному, означало отдать их, фактически беззащитных в руки неизвестного мага. Ян сморщился от уже надоевшей ему мысли: "Опять не остается выбора". Параша, увидев скривившееся лицо, приняла это на свой счет и принялась мотать слезы на кулак. Ян сообразив, что ни за что обидел крестьяночку, поспешил ее успокоить:
— Да это я не про тебя — придется ребят идти выручать или с ними к магу отправляться, — и погладил девчушку по рыжей голове.
— А я уж подумала, что совсем тебе немила, — обрадовано, сказала девушка и без обиняков, скинула через голову сарафан, повиснуа у Яна на шее.
Что, спрашивается, оставалось делать истинному джентльмену, каковым где-то глубоко в душе считал себя Ян? Не отвергать же последнюю просьбу девушки, соблазнительно демонстрирующую свои развитые на чистом воздухе и деревенском молоке прелести, украшенные забавными веснушками и рыжими завитушками, да еще в столь поэтической природной обстановке. Пришлось немножко отложить поход в магово логово и попрощаться, так сказать, крепко, по-мужски с жаждущей ласки сельской прелестницей...
Подходя к селу, они встретили идущего навстречу Артема. Он хмуро посмотрел и сказал:
— Ведь чуял все время подставу! Никакие вы не "рожденные"! Одного только никак в толк не возьму: очень уж молоды твои "племяши". Ведь "пришедшие" тут появляются уже взрослыми, ну хоть бы двадцать пять годков им было, а этим двадцати нет, наверное. Ну что уж теперь, иди к маговым послам, ребят твоих они уже забрали, теперь тебя ждут.
— Не поминай лихом, Артем! Все-таки я честно хлеб отрабатывал. А что не сказал, откуда мы, так уж прости, не мог всей правды поведать, сам понимаешь! — Ян протянул крестьянину руку и дождался когда тот, не спеша, подал свою пятерню навстречу. Потом повернулся к девушке-огневке и пожелал. — И тебе всего хорошего!
Та, глядя восхищенно на Яна, пренебрегла строгостью папаши и бросилась на шею, поцеловав в щеку.
— Прощай хороший "пришелец"! Век буду помнить твою доброту!
До Яна стало доходить, что "рожденные" немного преклоняются перед "пришедшими". Видимо они понимали, что маги происходят из таких, тем самым делая из "пришельцев" высшую касту. "Хороша каста, если из нее рабов рекрутируют!" — Ян с некоторой жалостью оторвал от себя наивную девчушку и, махнув отцу на прощанье, пошел навстречу неизвестности. Все мысли крутились вокруг оставленных в деревне ребят: "Только бы их не увели без него!" Это по отношению к ребятам было бы настоящим предательством, которого он не смог бы себе простить.
Ян не опоздал — посреди улицы колобродил местный народ. В толпе выделялись три нарядно одетых человека явно не крестьянского сословия. Тут же стояли ухоженные кони в хорошей сбруе. Крестьяне, завидев Яна, притихли и расступились, ожидая дальнейшего развития событий.
