Приманка для дракона

— Отто! — теряя терпение, воскликнул граф. — Я хотел, собственно, сказать, что сопровождать драконоборца будешь ты.

Лицо секретаря недоуменно вытянулось, рот приоткрылся. Несколько раз моргнув, Отто все-таки взял себя в руки и спросил:

— И что я должен буду сделать?

— Зачем мне ваш секретарь? — недоуменно спросил Стефан.

— Отто неплохо знает окрестности, — терпеливо повторил Эгон. — Он будет сопровождать вас и следить, чтобы вы не заплутали. Помогать вам, наконец.

Драконоборец в очередной раз взглянул на секретаря, будто ожидая обнаружить в том внезапные перемены. Но нет, Отто не вырос, не стал шире в плечах, а несколько мелких темных веснушек и не подумали покинуть его нос. Секретарь по-прежнему выглядел моложе своих лет, едва ли не мальчишкой. Подмога драконоборцу? Этот хлюпик?

— Ваше сиятельство, пожалуй, я откажусь от помощи.

Эгон хлопнул по столу ладонью.

— Этот вопрос закрыт, господин Стефан. Вы — мой гость, следовательно, я в ответе за вашу безопасность.

— Не гость, а наемный работник, — поправил рыцарь.

— Тем более! — вскипел граф. — В таком случае вы просто обязаны подчиняться моим приказам.

— Господин драконоборец, я буду вам полезен, — вкрадчиво вступил Отто, пока Стефан не успел взорваться и накричать на графа в ответ. — Вот увидите. Я вырос здесь, в замке. В детстве часто бегал с приятелями в лес и на реку. Умею отличать съедобные грибы от ядовитых, свежевать кроликов и знаю травы, из которых получается бодрящий отвар. Вы не пожалеете, если возьмете меня с собой.

— А что вы станете делать, когда мы наконец-то найдем дракона? — ехидно осведомился Стефан. — Полезете в бой?

— Ни в коем случае! — замахал руками Отто. — Да что я, совсем ничего не понимаю? Я не собираюсь вам мешать сражаться с монстром, господин драконоборец. Вот увидите, я сразу же спрячусь как следует. И не волнуйтесь, на долю добычи я претендовать не намерен.

— Вот об этом я вовсе не переживаю. Даже готов отдать вам долю — в пределах разумного, конечно — лишь бы вы не мешались у меня под ногами во время схватки.

— Уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания сражаться с драконом. Я реально оцениваю свои возможности, господин Стефан.

— Хорошо, — согласился драконоборец. — Раз уж вы обещаете держаться от чудовища подальше, то можно начинать подготовку к походу. Когда выступаем? Предлагаю завтра на рассвете.

Но и граф, и секретарь уставились на него так, будто он сказал нечто в высшей степени неожиданное. Например, предложил устроить попойку в храме или молебен в кабаке.

— Что-то не так?

— Мы не сумеем подготовиться за столь короткий срок, — трагическим голосом возвестил Отто. — Я должен посидеть над картами, составить маршрут. Отдать распоряжение повару, чтобы приготовил нам припасы. Проверить, чтобы дела его сиятельства находились в абсолютном порядке. Понимаете, я ведь подвергаю себя опасности и должен позаботиться, чтобы мой, не дай боги, преемник смог быстро во всем разобраться.

— Вы ведь пообещали мне держаться в стороне от дракона, — нахмурился Стефан.

— Не сомневайтесь в моем благоразумии, господин. Однако же я должен все предусмотреть, просто на всякий случай.

— Отто прав, — вмешался Эгон. — Хороший секретарь — он, знаете ли, на вес золота. С бриллиантовой инкрустацией.

Стефана столь поразило то, что ему навязали в сопровождающие такое сокровище, что он даже не нашелся с возражениями. Поход на поиски дракона пришлось отложить на несколько дней.

Задыхаясь от гнева, барон Левренский разорвал на мелкие клочки обнаруженное им в комнате новое послание. Определенно, мальчишка нуждается в хорошей взбучке! Вот только как бы подстроить ему какую-нибудь пакость таким образом, чтобы не вызвать недовольство виконта? Над этим следовало хорошенько поразмыслить.

— Тина зеленого цвета, недоумок! — громко сказал барон, чтобы хоть как-то выплеснуть злость. — Или буро-зеленого, наконец! Нечего писать о том, в чем не разбираешься.

Но он прекрасно понимал, что пажа вряд ли интересовал подлинный цвет глаз Юты. Вот стоимость ее драгоценностей — дело иное. А в своих стишатах нахал просто использовал первые пришедшие ему в голову сравнения. Надо заметить, фантазия у него была довольно скудная. Вот уже во втором послании упоминался все тот же злосчастный пруд. Ну как только Юта могла купиться на этакую чепуху?

Барон бросил обрывки письма на пол, а потом принялся в ярости топтать их ногами, представляя, будто топчется по дерзкому пажу. Нанеся шерстяному ковру графа несколько особо сильных ударов каблуками, Джакоб опомнился и кинулся собирать бумажные клочки. Не хватало еще, чтобы остатки сочинения Агидиуса подобрала горничная. Вот тогда точно по замку пойдут гулять сплетни.

Джакоб вспомнил сцену в саду, свидетелем которой он стал. Пажу передали записку, которую тот долго и внимательно читал, а потом поднес поближе к лицу и даже, кажется, поцеловал. Утешало лишь то, что написала послание явно не госпожа баронесса. Во всяком случае, Джакоб никак не мог представить себе желающего прижаться губами к строчкам, вышедшим из-под пера его благоверной. Следовательно, у пажа имеется возлюбленная! Настоящая, а не глупая гусыня, которую мальчишка намерен ощипать. Барон дернул носом, точно собака, учуявшая запах лакомства. И как только он раньше не подумал? Необходимо узнать имя той особы, от которой получает письма наглец, а потом... А потом барон решит, что ему следует делать.

Главная трудность заключалась в том, что следить за Агидиусом было неудобно. Очень неудобно. И накладно. После долгого отсиживания в кустах вещи барона не то, чтобы пришли в негодность — нет, рачительный хозяин никогда ничего не выбросит просто так — но несколько потеряли должный вид. Да и бегать за быстроногим пажом тоже представлялось теперь Джакобу удовольствием сомнительным. Следовало привлечь к слежке кого-нибудь еще, само собой, без объяснения причин. "Золото, — подумал барон, — зачастую поясняет все куда как лучше, нежели слова". Лучник, без вопросов согласившийся выстрелить в Леону, служил замечательным подтверждением сей здравой мысли. Теперь же требовалось найти помощника, который согласился бы последить несколько дней за Агидиусом и не запросил бы слишком большую плату. Барону жаль было расставаться даже с небольшой суммой, но пущенная на самотек ситуация грозила обернуться куда более весомыми потерями. Потому-то барон, скрепя сердце, вытащил из кошеля несколько монет и отправился на поиски. Одну подходящую кандидатуру он уже приглядел, дело теперь обстояло за малым — договориться с выбранным парнем. Мысль о том, что кандидат в шпионы может отказаться от золота, Джакобу даже в голову не пришла. Он всегда твердо верил, что подобных людей просто не существует. А если кто-то и отвечает отказом, то это, несомненно, просто из желания набить себе цену.

— Проследить за пажом? — переспросил Бруно, в прищур разглядывая барона.

— Да, выяснить, с кем он встречается, о чем разговаривает, кому пишет записки. Что здесь непонятного? — барон начал сердиться. — Узнаешь и расскажешь мне.

Бруно подумал, надув щеки, а потом протянул грязную ладонь и сказал:

— Задаток!

Джакоб заколебался. Осторожность и жадность подняли головы в его душе. А вдруг парнишка получит сейчас монету, а потом не станет выполнять условия сделки? И останется барон и без сведений, и без денег.

— Никакого задатка, — твердо сказал он. — Вот как все выяснишь, так и получишь деньги.

— Так не пойдет, — пробурчал помощник псаря. — А если вы меня обманете?

Барон даже задохнулся от возмущения.

— Ты! Да ты! Да как ты только смеешь подвергать сомнению слово человека благородного! Смерд! Да я тебя!

Но гнев представителя знати не произвел на Бруно никакого впечатления. Паршивец пользовался покровительством графа и был прекрасно осведомлен о том, что барон над ним никакой власти не имеет.

— Ра вы не хотите платить, то я, пожалуй, пойду. А то его сиятельство желали сегодня борзыми полюбоваться. Надо бы подготовить все.

И юный негодник действительно развернулся и пошел к псарням.

— Стой! — заполошно закричал ему вслед барон. — Стой, кому говорю! Будет тебе задаток!

Когда шельмец вернулся, на его плутоватой физиономии было написано такое довольство собой, что барону стоило немалых усилий сдержаться и не отвесить Бруно хорошенького пинка.

— Вот и славно, — заявил пакостник, пряча полученную монету. — А теперь излагайте поподробнее, чего вы там разнюхать хотите. Уж не сомневайтесь, я все для вас разузнаю.

8

В сумерках грузную фигуру барона различить можно было с трудом, но Леона, пристально вглядывающаяся в глубину аллеи, ухитрилась не пропустить момент его появления.

— А вот и дядя, — сообщила она Эрне. — Пойдем, пора изображать из себя послушных благонравных паинек.

Эрна подхватила стоящую у ее ног корзинку с вышиванием и припустила ко входу в замок. Леона последовала за ней. И в дверях столкнулась с новым знакомым.

— Опять вы!

Падавшего из холла света ей хватило, чтобы заметить, насколько мрачное у драконоборца выражение лица. Похоже, что-то всерьез расстроило его.

— Что-то случилось? — участливо поинтересовалась она.

Не то, чтобы его проблемы беспокоили ее. Нет, вовсе нет. Но надо ведь быть в курсе всего происходящего, не так ли?

— Случилось! — раздраженно рявкнул Стефан. — Много чего случилось! А кое-что, наоборот, никак не случится!

Леона в недоумении похлопала ресницами.

— Простите, о чем вы?

— О ком! О челяди господина графа! Секретарю срочно надо разобрать какие-то письма, у повара нет окорока подходящего размера да и сыр еще не вызрел, даже у оружейника нашлись какие-то отговорки. У меня такое чувство, будто все вокруг нарочно тянут время.

Столь странный ответ совсем ничего не пояснил, и Леона осмелилась переспросить:

— И все же, что произошло?

Рыцарь глубоко вздохнул и сказал:

— Дело в том, что я собираюсь на поиски дракона.

— Ой! Как замечательно! — искренне обрадовалась Леона.

Действительно, если Стефан сам найдет и убьет дракона, то она не будет виновата, что не сдержала данное дядюшке слово. Барон запретил разговаривать с графом? Так она к его сиятельству даже не подходила. А если у дяди будут претензии к драконоборцу, то пусть ему их и озвучивает. Леона-то за него ответ не несет. А отослать домой Эрну барон не сможет, ведь воспитанницы не нарушали его указов.

— Вы не дослушали, — укорил Стефан. — Дело в том, что все — все! — пытаются меня задержать. К кому бы я ни обратился, слышу только отговорки и просьбы прийти чуть позже. У меня есть подозрение, что меня нарочно пытаются задержать в замке.

— Но зачем? — удивленно спросила Леона. — Ведь граф заинтересован в том, чтобы вы убили дракона. Или у него нет денег на вознаграждение?

Драконоборец невесело усмехнулся.

— Не думаю. Я запросил не так уж и много, а хозяин наш, судя по всему, весьма богат. Нет, здесь дело в чем-то ином. И я твердо намерен разгадать эту загадку.

— Будете шпионить за графом? — тут же предположила Леона, вспомнив дядюшку.

Но Стефан посмотрел на нее с досадой и недоумением.

— Шпионить? Я? Простите, но подобные грязные намеки даже от столь очаровательной юной дамы...

Леона не успела ни дослушать его фразу, ни объяснить, что вовсе не хотела его оскорбить. Потому что как раз в этот момент барон добрался до замка и увидел беседующую с драконоборцем племянницу.

— Леона! Что ты здесь делаешь? Иди за мной, мне нужно с тобой поговорить. Простите, господин... не припоминаю вашего имени, вроде бы я не имел чести быть вам представленным, но я вынужден прервать вашу беседу с моей племянницей. У Леоны хрупкое здоровье, ей нельзя находиться вечером на свежем воздухе. Да-да, именно так. Леона, ступай за мной немедленно!

— Да, господин барон, — кисло отозвалась Леона, бросила на Стефана извиняющийся взгляд и поплелась следом за дядюшкой.

Агидиус в очередной раз вытащил из-за пояса странное послание и развернул его. Вопреки всем ожиданиям, Бруно не стремился к примирению, а к вечеру и вовсе куда-то пропал. Похоже, ромашка — просто дурацкая шутка бывшего друга. Или — тут сердце пажа радостно встрепенулось — какой-то шифр? Впрочем, нет. Откуда бы помощнику псаря знать тайнопись? Да и зачем рисовать дурацкий цветок, если можно просто подойти и поговорить? Со вздохом Агидиус сложил листок. Надо было бы его выбросить, но что-то не позволяло пажу сделать это.

— Ага, попался!

При звуке знакомого голоса юноша чуть не подпрыгнул и тут же обругал себя за это. Знал ведь о привычке приятеля подкрадываться бесшумно, будто кошка, а потом рявкать на ухо или хлопать со всей силы по плечу. Испуг друга Бруно находил весьма забавным, а паж со временем приучился не реагировать на глупые шутки.

— А я знаю, кто нарисовал эту ерундовину, — дразнясь, дурашливым голосом пропел Бруно.

— Конечно, знаешь, — фыркнул Агидиус, довольный, что друг наконец-то пришел мириться. — Сам же ее и нацарапал. Узнаю твою кривую руку.

— Интересно, а что скажет она, если узнает, что ты назвал ее криворукой?

— Какая она? Постой, ты хочешь сказать, что это мне действительно передали?

— Само собой. И знаешь что, друг мой, ты просто редкостный болван. Более того, дважды болван.

— Это еще почему? — обиделся Агидиус.

Голос его даже задрожал. Прав Бруно, болван он и есть! Размечтался, что приятель пришел мириться, что он тоже переживал из-за их ссоры. А Бруно, оказывается, просто решил подшутить от нечего делать.

— Во-первых, потому, что назвал такую красотку старой клушей. Да если бы за мной такая бегала, то уж я бы глазами не хлопал. А во-вторых, потому, что спалился.

Бедолага Агидиус почувствовал легкое головокружение. Он решительно ничего не понимал.

— Какая еще красотка?

— Да ладно, можешь не скрывать, я-то все равно уже знаю. Это ведь я передал тебе записку от нее, забыл? Лучше бы ты притворялся перед другими, а то боров уже догадался.

— Боров? — изумлению Агидиуса не было предела.

В первое мгновение ему действительно представился огромный хряк, и видение удалось прогнать, лишь помотав головой. Но Бруно определенно говорил о человеке, что и подтвердил следующими словами:

— Да, ее дяденька. Удачное я ему прозвище придумал, скажи? Жирный, потный, неповоротливый, глазки маленькие, по сторонам бегают, лысина блестит.

— Да о ком ты?

— О бароне... как же его там... бароне Левренском, вот!

— Барон? Так это его племянница нарисовала цветок? Блондинка?

Бруно посмотрел на приятеля с сочувствием.

— Я же тебе сказал: передо мной можешь слабоумного не изображать. Я-то знаю, что по тебе сохнет вовсе не бледная немочь, а ее подружка.

Агидиус сначала возмутился. Эрна, по его представлению, была близка к идеалу прекрасной дамы. Нежная, изящная, она вовсе не заслуживала столь пренебрежительного определения. Ее сестра нравилась пажу гораздо меньше. А потом до Агидиуса дошел весь смысл сказанных бывшим другом — конечно, бывшим, какой из этого гада друг! — слов.