Баллада о краденой памяти

Когда все прекратилось, Тунга на дозорной площадке уже не было. Как не было ничего, кроме облаков в хмуром зимнем небе, как не было ничего, кроме серого праха, на месте стоянки Дикой орды.

— Прикажи, князь, сваливать на это место нечистоты и всяческий мусор, иначе эта земля очень, очень долго не покроется даже сорной травой, — сказал за спиной грустный Привратник, — Теперь я свободен, не так ли?

— Да, — с внезапной холодной яростью сказал князь, — Ибо я верен своему слову. Ты можешь взять то и столько в сокровищнице, что и сколько сам определишь как награду для себя. После чего ты возьмешь добрую лошадь в моих конюшнях и навсегда покинешь эту страну. И если когда-либо ты снова объявишься в Миррор, то с тобой поступят, как и положено поступать с колдунами: утопят в отхожем месте. После обязательных пыток.

— Спасибо, — сказал Привратник.

— За что? — зло посмотрел на него Халрик.

— За то, что держишь слово, — серьезно сказал Привратник, — Так я пошел?

— Стой. Чего он потребовал от тебя?

Привратник помолчал, глядя в сторону и почесывая натертые кандалами запястья:

— Да то, чтобы я организовал ему свидание о одним из богов.

— Ты все узнаешь от него сам. А что не узнаешь — легко догадаешься.

Повернулся и не спеша пошел, немного прихрамывая, к дверям, где ждал его бледный монах из воинствующего ордена Одду.

4. Френдхауз-2.

В гостиной, в кресле перед камином полулежал офицер в подшитых кожей галифе, лаковых мягких сапогах и черном кителе фасона френч с эмблемой каппелевцев — скрещенными костями под черепом на рукаве. Он скучающе полировал и без того идеальные ногти об отворот кителя. Холеные усики задумчиво шевелились, похоже, что офицер беззвучно напевал какую-то песенку. Напротив, у украшенной миниатюрами стены, на уголке симметрично поставленного дивана напряженно сидела девушка с явно славянскими чертами лица и вполне адекватной концу двадцатого столетия курткой фасона "террорист" с многочисленными карманами, в свитере такого же шоколадного цвета и в застиранных джинсах с кроссовками. Девушка покосилась на открывающуюся дверь:

— Доброе утро. Как спалось? — лениво пробормотала она, несколько расслабляясь и закидывая ногу на ногу. Офицер извлек из кобуры устрашающих размеров "Маузер" и прицелился в миниатюру над ее головой.

— Пух! — изящно сказал он, — Как жизнь? Бац-бац!

— Ничего, — проворчал Эн Ди, входя и усаживаясь возле девушки:

— А'Харрн, перестань махать своими пушками. Похоже, вы опять где-то охотились этой ночью?

— Угу, — промычал офицер, — неплохо поохотились, но все теряет свою прелесть. Все время питаться только немытыми землянами — это такая скука, что станешь вегетарианцем, клянусь честью! Мы уже засиделись на Террис.

Эн Ди повернул голову к девушке:

— Что скажешь, Тр'Эйхна?

Дэвиица фыркнула:

— Тошнит от человечины. Не будь я Ларменумалистришала Тр'Эйхна, если меня и дальше устроит спокойная жизнь, — не меняя ленивой позы, она сбросила облик — приманку и стала сама собой: невысоким, почти плоским существом с полутораметровой пастью, переполненной неприятного вида двойным рядом мощных острых зубов, зевнула, показав алую жаркую пасть и проворчала все тем же голосом:

— Вздремну-ка я немного. Эвон как сегодня намахались втроем. И никакого удовлетворения.

Разместилась на половине дивана, мгновенно уснула.

— Всем тоскливо, — сообщил А'Харрн, пряча свой самострел в лоснящуюся деревянную кобуру, — Всем уже паршиво на этой дерьмовой планетке. И никто не хочет нарываться на скандал. Эх, вот бы сейчас что-нибудь эдакое подвернулось симпатичное, вроде операции на Калеварсии, помнишь?

Эн Ди кивнул. Он явно был поглощен чем-то. Вскинул глаза, поморщился:

— Слушай, ты ничего не чувствуешь? Ни один из наших приборов ничего не регистрирует, но я уже третьи сутки не нахожу себе места!

Офицер встрепенулся, взмахнул кулаком:

— То же самое, дружище, то же самое! А это значит, что твоя силиконо — фторная дубленая шкура кому-то при-гля-ну-лась! Живем. Аварийный контроль активировал?

Эн Ди пожал плечами, неуверенно признался:

— Нет. Вроде бы я еще не дозрел, я еще после предыдущего-то не отошел. Но я включу.

В полуприкрытую дверь проскользнула Мартышка и наябедничала:

— Сюда идет сама госпожа Адмиральша. Вот.

— Растет, как растет наш сладкий десерт, — умилился А'Харрн, застегивая кобуру, — Ох, совсем скоро я поглодаю твою розовую задницу, Ло!

Мартышка сделала книксен:

— Отравитесь, господин людоед.

Вслед за докладом Ло и перезвоном многочисленных медалей в комнату вошла невысокая дама неопределенной породы, меняющая окраску волос и лица с зеленовато-болотного на мутно-красный цвет. Она желчно хмыкнула, вздернула плечо, помедлила, прислушиваясь к чему-то и отрывисто поинтересовалась надтреснутым голосом скверного ребенка:

— В чем тут дело? Почему ты опять начал старую свою песню про прилипшую к спине рубаху, муженек? Я фиксирую только твою тревогу — и все.

— Телепатка чертова, — буркнул Эн Ди, — Мерещится, наверно. Но, Юри...

— Мне кажется, у тебя просто начинается мания преследования, — пренебрежительно фыркнула Юри, подергивая плечом и слушая перезвон орденов с медалями, покрывающими обе стороны ее черного кителя с желтым кантами и отворотами, — Если хочешь, я спрошу у Вадды. Связаться плевое дело, он сшивается в соседней Вечности. Опять кого-то грабит.

Эн Ди обдумал предложение, покачал головой:

— Да он прилетел бы. Или через тебя передал.

— Значит, тебе просто от безделья мерещится. Занялся бы чем-нибудь.

— Угу. Пойду пошарахаюсь по Владивостоку. Или по Фриско.

Юри язвительно вставила:

— Ну да, ведь одно это пригород другого!

— Не придирайся, просто мне нравятся города у моря. Есть в них что-то...

— Портовые кабаки и шлюхи, — уточнила она, — К ним-то ты как раз и стремишься в скорбные минуты. Алкоголик кобелячий.

— С вами, с тобой и Валькирией не только сопьешься, но и закуришь. И уж наверняка начнешь плохо думать о женщинах.

Эн Ди прилепил к виску металлическую пластинку, коснулся ее. Багровая Юри проворчала:

— Что-то ты по старинке облик меняешь?

Эн Ди усмехнулся:

— Это вовсе не то, что ты думаешь. Это просто украшение с планеты Тарсаон. Оно распыляет ничем не пахнущее вещество кланг, блокирующее отрицательные эмоции.

— Профессионалы их не испытывают, — улыбнулся А'Харрн. Эн Ди слегка поклонился ему:

— Верно. Но я просто хочу выпить и поболтать в приятной даст чувство уюта и мне, и собутыльникам, — Эн Ди щелкнул пальцами и принял вид обыкновенного парня в куртке, свитере, джинсах и кроссовках "ZENGER". Вытащил из пачки "Salem" сигарету, затянулся прохладным ментоловым дымом, — Ну я пошел.

— Скатертью дорога, — фыркнула Юри.

4. Этли

— Что с тобой, сестра? — князь погладил по спине уткнувшуюся в мягкие шкуры, разбросанные по постели, младшую сестру, — Этли, кроха?

Влажное всхлипывание. Спина еще не достигшей совершеннолетия сестренки сердито дернулась.

— Ну послушай, ведь всё уже кончилось, — попытался он успокоить перепуганную девочку, — Ведь уже все хорошо?

Этли покачала головой, но постепенно успокоилась. Шмыгая носом она повернула голову:

— Мне так страшно... Посиди со мной, братец!

— Все уже кончилось, — повторил князь. Сестра покачала головой:

— Не знаю. Мне страшно... Ну, не того, что уже было. Мне кажется, мы только получили передышку, братец. Не могу сказать, то есть не подберу слов, чтобы передать, что творится в душе. Впереди все черно. Колдун... Он сделал, — сестра поморщилась и помахала рукой, — Он вызвал силы, понимаешь меня? И теперь они здесь, я чувствую. Они злые, эти силы. Может, мы и не виноваты, но им всё равно. И если мы хоть чуть-чуть помешаем, то нас не будет. Нас прихлопнут, как муху, и даже не заметят этого.

Князь нахмурился. Его сестра Этли, странная девочка, часто непонятная и какая-то чужая, иногда говорила с ним. Предсказывала будущее. И только высота происхождения спасала ее от уготовленного колдуньям конца. Она совсем не умела "быть такой как все", и старый, покойный теперь уже князь Сандери поэтому любил ее больше всех, беззащитную тоненькую златоглавую Этли, не умеющую притворяться.

В голову Халрику вдруг пришло: а вдруг покойник так выделял ее еще и потому, что она иногда помогала ему предсказаниями править государством? Ведь то, что она говорила, почти всегда сбывалось.

— Этли, сестренка... Скажи мне, что ты видишь. Не бойся, я же с тобой, — хрипло попросил князь. Девочка подняла на него вновь наполняющиеся влагой глаза:

— Там страшно, братец! Небо исторгнет четырехрукого человека, и он будет биться с тем, кто был вызван колдуном. Сила его непостижима, братец. У него два страшных, черных меча, выкованных в незапамятные времена неведомыми богами другого мира, и в них все зло и все разрушение для нашей земли, ибо этими мечами разрушит он города и села, даже не прикасаясь к ним! Я вижу, как замах его меча исторгает колдовской свет, и свет этот падает на наши прибрежные города — гавани, испепеляет их, хотя этот человек находится во многих днях пути от уничтоженного. И по левую руку от него идет зверь, пожирающий души, а по правую летит ведьма, иссушающая мозг и сводящая с ума... Мне страшно, братец, — заплакала она, — Ты великий воин, ведь я видела, как ты оборонял ворота от прорвавшихся воинов Дикой Рати, но даже если бы ты был в тысячу раз сильнее — ты и на миг не остановил бы их! Ты только отсрочил беду, но она стала во много раз больше. Если ты выполнишь обещанное, тебе отомстят его спутники. Если не выполнишь — ты видел, что может быть со страной.

— Пока я могу поднять меч, я буду защищать тебя и других. Но ты не сказала про того, который истребил Дикие Рати. Что будет делать он?

Этли покачала головой:

— Его сила тоже злая. Они бьются друг с другом везде, где сталкивает их судьба. И везде оставляют после сражений гарь от берега до берега, безлюдные руины городов, чуму, бесплодную землю и отравленные реки... Горе нам, брат!

— Надеюсь, что твое предсказание не сбудется, — неуверенно пробормотал князь, вспоминая слова, сказанные Тунгом на башне, — Ведь он обещал не причинять вреда ни мне, ни людям Миррор.

Сестра горько усмехнулась:

— Мне кажется, он забыл о своем обещании еще раньше, чем покинул тебя. Наша страна значит для него меньше, чем для тебя мотыльки, кружащие у пламени светильника. Даже его заклятый враг, для битвы с которым ты так поспешно предложил нашу страну, даже он не так беспечно относится к своим обещаниям. Но это не значит, что он лучше. Оба они бесконечно чужие нам! Даже оттого, что кто-то вспомнил про наш мир, скоро здесь все изменится. Идут перемены...

Она совсем успокоилась, вздохнула и прижалась щекой к руке князя:

— Ну вот, опять это кончилось, и я стала обыкновенной девушкой. Побудь со мной еще немножко. А потом можешь идти решать свои скучные, государственные дела.

Халрик провел ладонью по шелковистым, чуть вьющимся длинным волосам столь редкого в Миррор золотого цвета. Сестра прикрыла глаза:

— Вот вырасту, и отдашь ты меня замуж... И я буду видеть тебя может быть раз в зиму, а может быть и раз в десять зим. И буду скучать по тебе.

— Никогда не выдам, — улыбнулся князь, — Терять домашнюю колдунью? Ну нет!

Этли нахмурилась:

— А по мне — так и не жаль. Все равно, как ни открою рот — вечно все плохое предсказываю. Хоть бы раз что хорошее.

— Знать о грядущих бедах куда важней, — возразил юноша, — Это тебе любой правитель подтвердит. Вот только почему-то думают, что раз сказано, то уж непременно случится. Потому и боятся колдунов Да и я боюсь. Когда не знаешь... — он замялся, подыскивая слова, — Ну, в-общем, даже если что плохое и случается, то хоть перед ним не тяжело. А так... Жить, зная о грядущих бедах, переживать о том, чего еще нет... Хм, будь я простым горожанином, наверно, наверно, и я бы не хотел. Это всякую радость в жизни отравит.

— Вот по этой причине я почти никогда не смеюсь, — сказала Этли, — Спасибо тебе, братец, что посидел возле меня. Тебя, верно, уже заждались? Ты иди. У тебя теперь так много дел!

6. Привратник-2.

Вечер почти погасил костер облаков, когда торопливый всадник на украшенном коне подлетел к таверне на Югл-Хорн, что дне пути от столицы Миррор по Великому Тракту в направлении к большому порту Прибрежья — Алдарингу. Породистого коня и упряжь здесь узнали. Узнали и седока. От проема выгоревших на солнце, обесцвеченных ветром да непогодой деревянных стен отделились двое: слуга и не по сезону одетый человек в белом одеянии, с покрытыми словно бы родимыми пятнами лицом и руками. Усталый и разбитый, отвыкший от быстрой езды Привратник спешился, покачнулся:

— Добрый вечер, Владетель. Знаю, что для вас нет расстояний, и все же каждый раз меня поражает, что вы везде, Надеюсь, вы не потребуете от меня немедленного исполнения вашей странной прихоти? Я устал...

— Немедленного? -переспросил Тунг, улыбнулся, — Конечно, нет. Я просто хотел предложить несколько менее изматывающий способ путешествовать.

Привратник покосился на продолжающего улыбаться Тунга, помрачнел:

— Уж не на борту ли одного из ваших воздушных кораблей?

— Конечно. Вот только жаль твоего коня. Он не выдержит дорогу, взбесится от непривычных звуков и запахов. Но я могу подать экипаж и утром, если тебе пришла в голову блажь отдохнуть именно здесь. А если нет, то спустя стражу мы бы уже располагали тебя в добротном прихрамовом доме в святилище богини Нейс, что возле Таппура и на пути от него в Астинер.

Привратник раздумчиво почесал бок. Предложение Тунга давало возможность с непостижимой, сказочной скоростью убраться за день не только из Миррор, но даже за море. Однако, если по части покоя и удобства явственно выигрывал гостиный дом при храме богини Нейс, то угоститься стоило на этом постоялом дворе, славящемся на весь тракт замечательными поварами. Особенно потому, что при храме монахи угощали скупо. О чем колдун и сообщил Тунгу. Тот понимающе кивнул:

— Хорошо, я прилечу за тобою позже.

— Жаль такого коня продавать, — вздохнул колдун, — Даже за хорошую цену жаль. Неужели ничего нельзя придумать, Владыка?

Тунг задумчиво окинул взвешивающим взглядом статное животное, хмыкнул:

— Отчего же, придумать можно. Мы его просто усыпим. Спать заставим, и все!

Спустя несколько часов запыленный всадник подъехал к дрожащей в волнах летнего зноя пирамиде храма богини Нейс. В этом полушарии жаркое лето шло к осени и Привратнику с отвычки, после легендарной Ледяной Пещеры приходилось нелегко. Он поминутно отирал тыльной стороной руки лоб от ползущих капелек пота. Недалеко от прихрамовых строений колдуна встретил монах, определил на ночлег. Колдун прилег на кровать, в голове вертелся разговор с Владетелем при расставании.

Тунг сказал:

"Вечер можешь посветить осмотру храма выспись, отдохни. Утром я прийду за своим. Набирайся сил. Они тебе понадобятся. Так ты твердо решил остаться в этом мире?"