Время перемен

И вот уже осенью, перед самыми холодами, из Тулы прискакал гонец. После прочтения грамотки, сам чуть туда не улетел, но Великиё Князь, за здорово живёшь, не может сорваться с места, по своему желанию. Второй день мне душу выматывал Иван Семенович Пересветов. Он много лет служил в различных европейских армиях, был дипломатом. После встречи с русским послом в Молдавии решил стать российским подданным и в 1539 году переехал в Москву.

Он, по его собственным словам, выехал в Россию с Запада потому, что услышал пророчества 'многих мудрецов', что царь будет вводить 'во всем царстве своем правду великую', а сам хотел при этом 'за веру христианскую и за честь государеву пострадати и главу положити'.

— И зачем только согласился с Таисией послушать сего мудрого человека? Очередной страдалец за правду. — Думал я поначалу, но по мере того, как вслушивался, стал просто диву даваться.

— Бог не веру любит, а правду, ибо и бесы веруют, но правды не творят... — Проговорил он, не в первый раз, но видно выражение ему нравилось.

— А пойдёшь ко мне розмыслом?

Правда, солидно не получилось. Голос-то детский. Но как говорится, молодость это такой недостаток, который с возрастом быстро проходит.

— Напишешь всё на бумаге, а мы думать будем.

Иначе, чувствую, это так просто не кончится. Моё предложение его сбило. Забавно наблюдать зависание. Совсем не готовился он к такому неожиданному вопросу. Да и не собирался я этого делать, но грамотка подняла настроение. Охота было совершить что-нибудь хорошее.

— Прохор, ну что возьмем сего достопочтенного мужа Ивана в великокняжеские розмыслы?

— Почему же не взять, коли человек хороший.

Надо сказать, что палата, в которой заливался соловьём Пересветов, была большой, и народу находилось в ней еще много. Другие няньки никуда ведь не делись, но как-то уже все привыкли, что разговоры веду только с Прохором и иногда, вмешивается Таисия. Попытки остальных влезть, пресекаю на корню. Толку от них, во всяком случае, с моей точки зрения. Как-то привык их не замечать, вроде как нет никого. А вот он-то не знал такой местной особенности и стал оглядываться, пытаясь понять, не шучу ли с предложением.

— Ты не сомневайся, слово государево крепко. Оформим, как положено, а сейчас ступай. — Направил его в конструктивное русло мой нянька.

— Прохор, тут такое дело, чугун получили. Почти две седмицы лили, руда кончилась. Ты понимаешь! Эх! Слушай, ты у нас холостой? — Радостно продолжил я, когда, наконец, посетителя выпроводили.

— Э... Да.

Недоумение читалось на его лице. Причем этот чугун и его семейное положение.

— Вот! Таисия тоже не замужем! Завтра вас и поженим, и свадьбу сыграем!

Только вскрик его будущей жены нарушил неожиданную тишину, внезапно установившуюся вокруг. Я всегда говорил, что шок это по-нашему.

— Не губи! — Проговорил он, упав на колени.

— И не буду! Вы отличная пара!

Вот тут и завертелось. И только тогда я узнал, что Прохор имеет фамилию Мышецкий и князь между прочим, а Таисия Тёмносиняя, да-да, ничего не путаю, княжна соответственно, да и вообще все мои няньки из знатных родов. Вот ё.... Всё равно хорошо погуляли. Выехали мы в Тулу в итоге не сразу. Кстати, эта, мной устроенная, свадьба немного снизила напряжение, словно бы разлитое по территории Кремля. Действия Ивана Шуйского изрядно поднапрягли многих, меня в том числе.

В Туле же меня поджидал сюрприз. Печь, в которой, наконец, достаточно стабильно стали получать чугун, была из белого кирпича. Прямо-таки вызывающе. Вот тогда я впервые здесь услышал слово Гжель. Глину привезли из местности с таким названием, которая располагалась на Касимовской дороге. Это, кстати, была одна из причин, по которой, в последствии, постарался вернуть над ней контроль. Глина эта всё равно была не огнеупорной, но жар держала лучше. Мысль же начинать делать свой фарфор поселилась крепко. Хотя и понимал, что пока это превратится во что-то стоящее, пройдёт немало времени. Не было ведь ни знаний, как толком его делать, да и мастеров не было.

На тот год эпопея с чугуном закончилась. На следующий же было решено строить завод из кирпича, рядом с плотиной, чтобы задув воздуха механизировать. Домницы же будут внутри него. Хотя перестройки и новые варианты их продолжали появляться, но в 1540 году чугун-таки стали получать стабильно. После постройки отражательных печей много чего стали лить, но это другая история.

— Вот послушай. Дело такое. Хочу крепости построить. Две али три.

В комнате повисла пауза, поскольку я выжидательно уставился на воеводу. Он, однако, на подначку не повёлся и продолжал стоять молчаливым истуканом.

— Чего молчишь, как в рот воды набрал? Советуй, давай.

— Э... — Начал он, сверкая взглядом в сторону Прохора.

Тот сам пока ничего не мог понять, потому и подсказать был бессилен.

— Эх! Ладно, слушайте тогда. Повелеваю тебе Михайло Венюков... и тебе Прохор... хотя нет, только тебе, Михайло, построить три крепости снежных, аккурат промеж Кремлём и торгом. Да горок разных, для увеселения. Сроку тебе до завтрашнего утра. — Указав на воеводу, продолжил я.

Тут уж растерялись все. Ничего такого пока тут не было.

— Чего уставились на меня, как на Христа спасителя? Завтра будем там праздновать Рождество. Одну крепость построят вои твои, вторую доверим москвичам, а третью людишкам боярским. Кто лучшую построит, да лепую самую, тот и получит награду от Великого Князя Московского и всея Росиа.

— Чем я провинился перед тобой государь?! — Взвопил Михайло, упав на колени.

— Успокойся, ничем. Срок, и правда, маловат. На первый раз сойдет и так как получится. Дальше будем делать это каждый год. Так что пишите указ. Ты бы воевода с коленочек бы встал, да лучше подумал, как снег наваживать туда будешь.

Уходил он от нас расстроенный. Что за психология? Если работу, какую, доверили, обязательно провинился чем. И ведь повально так вокруг. Только бы благ, каких, получить. Встречаются самородки, конечно, навроде Прохора. Хм...если честно, довольно часто, но всё равно, норовят шлангом прикинутся, пока к стенке не припрёшь. Вот и воевода, ведь знаю, что сделает, но обязательно попытается ужом выскользнуть.

— Так теперь ты Прохор. Задачу тебе выполнить придётся ответственную. Привезешь к крепостцам этим ель зелёную да пушистую. Саженей пять, никак не меньше. Ставить будем да украшать. Точно! Трофим...

Было это в том же 1539 году. С чугуном тогда не ладилось, но и сильно он меня не напрягал. А сделать хоть что-то, что обязательно получилось, хотелось. Вот и задумал сделать станок, строгальный. Многие, по наивности думают, что самый простой — токарный. Если по дереву, особенно если с поводковым патроном, то конечно правы. В принципе он и по металлу работать может, но есть одно но... О каком-то качестве можно тогда забыть даже в теории.

В принципе, если вам какую деталюшку в единственном экземпляре надо, и особо требований к ней нет, то можно и на таком. В этом случае станок и из дерева сделать можно, одноразовый правда. А вот если десять и одинаковых, то вам не сюда. Нет, вы не подумайте, я не сноб, какой, такие уже сделали, черенки для лопат точить самое оно, да много для чего нужны были круглые ровные палки. Шкурили их здесь на раз. Обыкновенным мокрым песком на тряпочке. Может и не так хорошо как наждачкой, однако дёшево и сердито. Могли и прижечь, ежели хорошо попросить. Одно слово, занозы проблемой не были. Главное материал подобрать хороший, а не из чего попало делать.

Причем сделали без меня, эту механику тут знали. Серьезный же токарник требует соответствующего подхода. Нет, если делать в единственном экземпляре, то можно и так. На самом деле это всё отговорки, почему сделал строгальный. Всё возможно при правильном подходе. Это ежели кого удивить там, похвастать. Самая дорогая и трудозатратная часть, в любом станке, это станина. А уж сколько времени требуется на её обработку...

Срок её изготовления измеряется годами. Именно поэтому уникальные станки заказывают задолго вперед. У меня все станки будут такими, правда, стали ещё нет. Так что первые делать придётся из бронзы. Ничего странного, и металл мягче и, вообще, в наличии. По-хорошему, после отливки её нужно вытащить на улицу на год-полтора. Как не отпускай металл, но напряжения никуда не пропадают. Вот, чтобы уже при эксплуатации станка, его не скрутило в спираль, станину и бросают стареть.

Только по-хорошему, я всё равно не смогу. Дело в точности знаний. Последний человек, который знал всё, умер в Элладе. Учиться надо, это делать, да и не мне, а розмыслам. Хорошо если при моей жизни смогут. У строгального станка кинематика простейшая, по сути, кривошипно-шатунный механизм. Весь секрет в механизме отскока, чтобы резец, совершая обратный ход, не бился о деталь. Но история началась не с этого.

— Так, стекла мне надобно пудов тридцать аль сорок. — Обратился я к Никодиму Прохорову, тому самому розмыслу, который моим стекольным заводиком заведовал.

— Не губи! Не виновен я! Наветы это всё! Истинный крест. — Как-то сдавленно пропищал он, бухнувшись на колени и начав биться головой об пол, при каждом поклоне.

Он и так-то был невысокого роста, а сейчас пытался буквально вжаться в пол, кланяясь и осеняя себя крестным знамением. Залысина на его русой голове покрылась потом. В чем дело-то? Чего его напугало-то? Не уж-то проворовался, и никакого завода и нет?

— А ну говори — разворовал казённые деньги?

— Не...не...нет. Ик. — Заикаясь, выдавил он из себя.

Тогда в чём дело-то? Прохор уже подскочил и кого-то зовёт из-за двери.

— Завод стекольный есть?

— Д...д... — Но так и не смог произнести заветного слова и только утвердительно закивал, часто-часто.

— Тогда почему ты не можешь привезти каких-то тридцать пудов стекла, по моему требованию? Говори, давай, а то ката сейчас пригласим, вмиг разговоришься.

— Н...н...нету столько. — Выдохнул он, кое-как справившись собой, всё время, оглядываясь на дверь.

Прохор, видимо понял, в чём дело и вернулся к нам. Интересно. Полтонны стекла много? Что там за завод такой, что ему столько сложно сделать.

— Точно есть завод? Не хуже чем у других?

На что Никодим ничего не ответил, а только согласительно бухнулся об пол. А лоб то у него крепкий, ишь, как доска загудела.

— Слушай, Прохор, может, ты понимаешь?

— Государь не гневайтесь, вы обскажите, для чего стекло надобно, всё найдётся. Да иди ты отсюда! — Проговорил он, выталкивая розмысла.

Плоскости. Вот для чего мне это стекло! Вернее, для того чтобы сделать эталоны. Хотел-то по-быстрому. Видать и это не получится. Именно из необходимости их получение и влез в его производство. Ожидать сверхприбылей не приходилось. Всё упиралось в соду. Нет в России природных источников. Вся она из-за рубежа.

В моё время её делали, пропуская нагретый углекислый газ через соляно-аммиачный раствор. Ладно, соль, а где этот аммиак взять здесь? Есть способ проще. Получать соду из мирабилита. Природные источники и почти неограниченные здесь есть, но для Московии они не доступны, пока. Ближайший, это Каспийское море, но за него воевать и воевать, не одно десятилетие. А она это наше всё, это и мыло и краски, да много ещё чего.

Пока же в стекло идёт поташ, узнавал. Но сода, по местному зода, говорят лучше, но кому она только не нужна. В общем, чтобы пробы, какие, начать делать, нужны бешеные деньги. Но даже такое стекло не отличается дешевизной. За бусы стеклянные, видите ли, колонисты покупали у туземцев земли. Это там, в будущем, они бросовый товар, а здесь только самоцветы и злата разные дороже. Кто будет барахло с собой таскать. На обмен за тридевять земель брали самое компактное и дорогое.

— Нужны мне пластины стеклянные, размеров разных, с ручками. Понимаешь, Прохор... Задумал я сделать станков разных, для точенья, строганья, по металлам.

— Так прикажи, и мастеров найдем, и сделаем чего надобно. И стекла столько потребно будет.

— Ну, может и не столько, но понадобится. Станки-то особливые делать будем. Такие, что ни у кого таких покамест нет. Пластины эти не простые. Сильно ровными да гладкими должны быть.

— Всё сделаем.

— Тьфу! И как ты сделаешь? Для этого приспособление особливое надо. Ванну железную. В ней растопить олово надо так, будто это вода такая. Стекло, растопленное, выливается на расплав и держится там при такой температуре чтобы не застыло. И держится она так долго, пока всё ровнёхонько не растекся по ванне. Опосля, в неё воткнуть надо ручки из бронзы и опять оставить, чтобы стекло значится выровнялось. Запомнил?

— Слово в слово.

— Чуть не забыл. Ручки те подвешивать на проволоку надо, чтоб не утопли и встали ровно, а не перекособочились. Промеж стеклом и оловом ровность такая будет, что и не описать вовсе. И вот чтобы её сохранить, остудить всё это надо будет, да не просто так. Чтоб стекло застыло, а олово-то, жидким осталось. Вот тогда пластину полученную вынуть надо. Ежели ручек за раз много натыкано было, то порезать её на разные пластины, раскалённым железом.

— А как узнать, всё ли ладно с ними?

— Хороши ли они получились, выведать просто. Глянуть надо сбоку на них, чтоб свет падал, да так чтобы вспыхнул он как в зеркале. Только не на солнце так делать или свечу там, а просто свет из любого проема, хоть из дверей. Ежели вся пластина ровно вспыхнет, значит, хороша, а ежели точки, какие, тёмные будут при этом, то нет. Да лучше сюда привезите, сам посмотрю.

Эталон штука сложная в производстве и портится быстро, но другого способа его получить я не знаю. Может и есть, но мне-то не ведом. Без него никак. Самые лучшие плоскости и в будущем делают старинным способом. Берётся шабер, молоток и эталон плоскости. Много труда человека и с помощью шабрения получается измерительный стол. Что такое шабер? Зубило знаете? Ну, вот оно и есть, только зуб не один и он не рубит, а как бы царапает. Станина так и обрабатывается, для прецизионных станков. Всё просто и очень трудоёмко.

— А ежели пластины разного цвета будут?

— Всё равно, хоть в полоску.

Прохор ускакал куда-то, а я остался один и вновь предался раздумьям. Не давал мне покоя поташ. Его же сейчас гонят за бугор новгородцы, а это знаете ли стратегическое сырьё. Предстоит монополизировать внешнюю торговлю этого ресурса в руках государства. А всё из-за пороха.

Кстати, с порохом сейчас нелады. В основе кальциевая селитра. Отсюда и малая мощность и отсыревание. Потому-то, порох сейчас мякотью и его постоянно подсушивать надо, из-за чего и стрелковое оружие не в ходу. Для пушки подсушить не проблема, а стрелкам как быть? Но при всём при этом мощности производства на Руси пороха ограничивались нашей погодой. С килограмма земли с бурта у нас выходит лишь 2 грамма кальциевой селитры. Защищать бурты от влаги почти не имеет смысла. Растворяется такая селитра только в тёплой воде. Где вы видели дождь с температурой в 40 градусов и выше. Больше, сможем производить, лишь захватив южные регионы. Там выход продукта значительнее. Максимум, что мы можем произвести пороха в год сейчас, это 300 тонн. На большую войну не хватит.