являлся и личным, родным богом.
Если эн справедлив, заботлив, соблюдает обычаи предков и
почитает богов, то его правление угодно владыке жизни Энки, и
тогда урожаи восходят на славу, стада умножаются, море
изобилует рыбой, дети не умирают и ни один отпрыск не рождается
уродом. Стихийные бедствия, голод, бесплодие, порча плодов и
неурожай считались неопровержимым доказательством того, что эн плох, неугоден богам и его необходимо заменить: или переизбрать, или принести в жертву.
На площадь, поднимая клубы медленно опадавшей сухой,
коричневой пыли, выехала священная повозка, влекомая двумя
онаграми. Впереди повозки, колеса и края которой были
разукрашены кольцами, амулетами и длинными рядами бусин, шли
три жезлоносца, а позади нее — отряд воинов со щитами и
двухсторонними боевыми топорами. Около террасы энси Аннипад
резко натянул кожаные поводья, пропущенные сквозь двойные
серебряные кольца на дышле, и онагры остановились. Владыка и
его сын сошли с повозки, а воины четырьмя шеренгами
выстроились вокруг террасы.
Эн, очень рослый и крупный мужчина, в белом длинном плаще
с красно-золотой каймой и в белой шумерке, с висевшим на шее
на массивной золотой цепи серебряным диском с выгравированным
на нем глазом-оком Энки, величественно, почти не опираясь на
оливковый посох, отделанный серебром, взошел по ступенькам
на террасу и с легкой усмешкой осенил благословением
склонившихся перед ним отцов Города, затем, повернувшись к
собранию, благословил покорно взиравший на него колено-
преклоненный народ. После этого эн, а за ним и Аннипад,
поцеловались с главным жрецом Инанны, младшим братом эна, и
обменялись с ним словами приветствия.
Земной владыка подошел к середине края террасы, медленно
потер ладонью высокий лоб, как бы снимая задумчивость; обвел
грустным, сосредоточенным взглядом глубоко посаженных черных
глаз стоявших перед ним людей, за которых был в ответе перед
Энки, и обратился к племени, торжественно приподняв голову к
лику небес.
— Досточтимые граждане, братья! Мы все недавно испытали
страшное землетрясение. Это зловещее, устрашающее знамение
— предупреждение о новом потопе. Оно ниспослано шумерам
гневающимся на нас огненнооким Энлилем, могучей горой. Увы,
гнев царя богов ужасен для всего живого, неотвратимы кары его!
Дабы познать, чем на этот раз мы, шумеры, не угодили великому
гневом Энлилю, пал я ниц перед защитником племени нашего ясноглазым Энки, благословенно имя его, и молил открыть мне
грядущее и поведать, как можно умилостивить Могучую гору, дабы
он сжалился над нами и больше не гневался.
И снизошел ко мне всеблагой Энки, и сказал, что дарует
шумерам свое благорасположение и ниспошлет вещее предна-
чертание — пророческое видение, сон, душе праведной, бого-
избранной, которое только одна она приемлет и созерцает. И вновь
всеведущий Энки одарил своим вниманием древний род праведника
Зиусудры, спасителя имени всех животных, всех растений и семени
человечьего, и повелел в видении Аннипаду, сыну моему
первородному, быть вестником божественной воли, посланником
царя богов к нему — всеведущему отцу нашему и попечителю.
Эн поведал общинникам вещий сон Аннипада.
— Владыка жизни Энки, мудрый мудростью неизреченной и
сокровенной, явил мне, преданному слуге своему, истинный смысл
видения и раскрыл соизволение Огненноокого: дабы снова воссиять,
как светлый день, среди шумеров, желает он иметь земной дом,
достойный его, царя богов, более грандиозный, чем храм Энки. В
знак пожелания благополучия шумерам, могучий Энлиль послал
своему старшему брату, пресветлому Энки, в дар шкуру козы
стада своего.
Братья! Неисповедим промысел божий, ибо человеку, видящему
лишь малую толику деяний бога, не дано постичь всей сущности и
смысла его замыслов. Прежде чем доверить энси Аннипаду
чудесную шкуру, грозный Энлиль захотел удостовериться, достоин
ли сын мой такой великой чести, и испытать, сколь мужественно
сердце энси. И Огненноокий наслал на Аннипада громадного
медведя. — Эн пересказал собранию эпизод с медведем. — Однако,
грозный сын необъятного Ана не допустил несчастья и отвратил
от энси ужасный грех — убийство козы стада бога, возложив его на
медведя, которого сам потом и покарал. Хотя сын мой и осквернил
себя кровью медведя, но совершил это по воле Энлиля. Очищение
его угодно богам и принято ими: сегодня, на рассвете, он семь раз
погружался в священные воды источника, принес всеми-
лостивейшему Энки искупительные жертвы, и на него наложен
строгий, трехдневный пост.
Братья-шумеры! Нам предстоит трудная, долгая, но благо-
честивая, святая работа: возвести для великого бога великий храм.
Вам всем хорошо известно, что ослушаться мы не вправе, что
наше предназначение — служить богам, работать на них, выполнять
их повеления. Мудрый Энки создал людей исключительно с этой
единственной целью. Кто послушен богам — дни того удлинятся
подобно тени после полудня.
Эн умолк и ненадолго задумался, вспомнив тайное, сокровенное
знание о природе сотворения человека, известное только
посвященным. Человек порочен изначально: глина, грязь из-под
ногтей Энки, из которой он создан опьяненными богами, замешена
на крови преступного бога-предателя. Потому и рождается человек
оскверненным из нечистого чрева женщины и наследует дух того
бога. Всю жизнь греховные помыслы преследуют его. Но Великие боги мудры и предусмотрительны. Прозрев сущность своего
создания, они порешили: дабы соблюдался установленный Энки
порядок, приставить к каждому человеку личных богов и духов-
хранителей и поручить им заботу о том, чтобы человек следовал
своему жребию; и на земле — вручить человеческое стадо эну,
пастырю справедливому, благоразумному и богопослушному.
— Воистину, душа толпы слепа! Видят, да не поймут божью
премудрость люди! — воскликнул эн в сердце своем. Всматриваясь
в лица общинников, эн помрачнел, насупился и плотно сжал уголки
толстых губ.
— Немало среди вас нечестивцев, нарушающих божьи заповеди!
Дай вам волю, чего вы только ни натворите: вдовы и сироты будут
обижены, сильный пойдет на слабого, древний порядок заменится
хаосом. Поровну вам ничто не всласть!
Неприязненно покосившись на великого дамкара, эн подумал,
что после выступления Аннипада и этот бывший друг юности,
забывший сон, утруждаясь для славы; хитрая бестия, взявший в
жены его двоюродную сестру, обязательно затеет интрижку, чтобы
вопреки его, эна, воле, выдвинуть своего сына Урбагара в энси.
"Вот человеческая неблагодарность! Для него — капля в море, что
я навязал общине дамкаров его, тогда еще молодого, старейшиной.
Даже с отцом из-за него поссорился! Воистину, делай добро тому,
кто сам творит добро"!
— В совете старейшин есть мнение, — внушительно произнес эн,
ни с кем предварительно уже давно не советующийся, —
переизбрать энси Аннипада на последующие три года и поручить
ему строительство храма Энлиля. Такова воля богов!
В свое время его отец так же воспользовался своим влиянием
и передал ему, молодому энси, еще при жизни свое место эна. Отец
тогда прихварывал и опасался, что умрет внезапно.
— А сейчас, братья, энси Аннипад по слову и вещанию божьему
в общих чертах обрисует облик дома Огненноокого Энлиля.
Аннипад, в длинной шерстяной юбке с бахромой и широким
серебряным поясом, на котором висели печать-амулет в форме
головы козла, золотой кинжал в маленьких ножнах и связка из
четырех серебряных дротиков с золотыми наконечниками —
воинские знаки различия энси, подошел к краю террасы, широко
улыбнулся и поклонился народному собранию. На его голове
чернела повязка из шерсти барана, снимающая скверну.
— Мужи Города, воины! — Его низкий, звучный голос разнесся
по площади. — Грозный владыка ниспослал мне способность узреть
внутренним оком дом Могучей горы, каким он видится великому
зодчему богов Мушдамме. Дом горы, зиккурат, являет собой гору,
привычное, излюбленное место пребывания царя богов. Святилище
зиккурата, на крыше которого полыхает неугасимый огонь, покоится
на поднимающихся ступенями к небу, одна за другой, семи
огромных прямоугольных башнях, соответственно семи планетам
небесной сферы. Стены башен облицованы обожженным кирпичом,
а штукатурка на них раскрашена в семь излюбленных богами
цветов: черный, белый, розовый, синий, пурпурно-красный,
серебристый и золотистый.
Все сооружение стоит на обширной террасе. К святилищу на
вершине горы, засаженной священными деревьями, ведут три
широкие лестницы, сходящиеся к его входу.
Братья! Мы должны так возвести и отделать зиккурат, чтобы
все в нем было угодно богу, и он был бы доволен и захотел в нем
жить, чтобы ему там было удобно и приятно.
Воины племени! Общинники! Дабы не испытывать терпения
Огненноокого владыки и не заставлять его ждать, необходимо трудиться денно и нощно. И только так мы сможем умилостивить,
смягчить грозного Энлиля, избавиться от проклятия, наложенного им на племя наше, и отвратить угрозу нового потопа. — Закончив, Аннипад
еще раз поклонился и отступил от края террасы.
Выдержав небольшую паузу, вперед выдвинулся великий дамкар, старейшина купцов-мореплавателей, высокий, дородный, осанистый, с широким плутоватым лицом. Поклонившись народному собранию, он вкрадчиво начал:
— Дорогие братья! Боги возложили на нас непростую
обязанность: построить дом самому царю богов! Этот дом Горы,
зиккурат, должен быть прекрасным, как грозовое облако в лучах
восходящего солнца. Серебром, золотом и драгоценными камнями
мы украсим его.
Братья! Множество людей: камнерезы, камнетесы, кирпичники,
землекопы, штукатуры, плотники — примут участие в этом богом
данном деле. Всю эту массу работников, ход строительства,
необходимо четко организовать и направить. А дабы здание храма
не было криво и не завалилось, нужны правильный начальный
расчет и точный план строительства. С такой большой, неимоверно
сложной и ответственной работой в состоянии справиться только
один из нас — избранный богами отпрыск благородного дома
божественного Зиусудры, старший сын нашего владыки Аннипад.
Дорогие братья! Трудно даже себе сразу представить ту
тяжесть забот, которая ляжет на его широкие плечи. Изо дня в
день, с утра до позднего вечера, он будет занят строительством
храма. У достойнейшего Аннипада, пусть даруют ему процветание
Великие боги, больше ни на что другое не останется ни сил, ни
времени. И чтобы не отвлекать его от строительства — дела
важнейшего, судьбоносного для шумеров, не мешать ему, а наоборот, помочь, — следует оградить Аннипада от иных забот, и в том числе, временно, освободить его от обязанностей военачальника. — От напряжения голос дамкара осип, и иногда срывался на шипение.
"Отец Энки не закроет дороги демону Алу, поразившему твой
нечистый рот, и ты утонешь в молчании, — злорадно поджал губы
эн, — уж я поусердствую".
— Кроме того, — подытожил дамкар, — ему и нужды нет быть
энси: когда зиккурат освятят, достойного Аннипада, угодного богам,
обязательно изберут главным жрецом храма Энлиля.
Аннипад тихонько хмыкнул: за годы такого небывалого,
обременительного строительства, он настроит против себя многих
личных богов, принуждая общинников, их подопечных, работать и
платить, а это обязательно скажется на результатах выборов, и их
исход заранее предугадать невозможно.
Члены совета, чьим личным родовым богом был Наннар, ещё со времён глубокой древности, когда их род был побежден, но не
покорен могучими сынами Энки, постоянно боролись за ослабление неограниченной власти правящих жрецов из рода Энки. Как и великий дамкар, каждый из них отчетливо осознавал, что если сегодня, сейчас, упустить эту неожиданно возникшую ситуацию и не избрать в энси представителя их рода, то потом, после постройки храма, когда Аннипад сложит с себя полномочия энси и станет
главным жрецом Энлиля, столь благоприятной возможности не
представится, ибо младший отпрыск правящего дома возмужает
и сможет не только претендовать на вакантную должность энси,
но и занять ее.
Аннипад встретился глазами со своим другом Урбагаром,
высившимся над толпой, словно дуб в кустарнике, и тот, покраснев,
низко опустил голову. Аннипад знал, что Урбагару — человеку,
начисто лишенному сухопутного тщеславия, прирожденному
моряку, больше всего на свете любившему море и только на
корабле чувствовавшему себя хорошо и уютно, совсем не хотелось
быть энси, но принуждал отец, мотивируя интересами рода.
— Нет, друг мой, ты и море — неразлучны, — думал Аннипад. — И
никакие происки отца твоего не омрачат нашей дружбы. Огонь
можно разделить надвое, но разве можно разрезать воду?
Бесцеремонно растолкав оробевших от неожиданного
противодействия воле владыки, испуганно теснящихся плотной группой позади эна старейшин-земледельцев, вперед выкатился
приземистый, коренастый толстяк, патриарх богатейшего и самого
многочисленного земледельческого рода, рода детей Наннара,
дядя верховной жрицы. Сложив на объемистом, как чан красильщика, брюшке пухлые ручки, унизанные множеством перстней с камнями для дня Ута, он недовольно забрюзжал:
— Еще во времена Зиусудры уважался обычай: более двух членов
от одного рода в племенном совете не должно быть. А что у нас
сегодня? Почти половина членов совета старейшин — люди из
одного рода. Конечно, род Зиусудры — богоизбранный, но сделаны-
то все мы из одной глины, и все мы должны одинаково соблюдать
обычаи предков. — Его заплывшие жиром выцветшие глазки горели
злобой. — Почтенный Уркуг верно заметил: Аннипад разорвется
на части, оставаясь энси — и в тоже время, руководя строительством
храма. Это не пойдет на пользу делу — и воинство ослабнет, и храм
не будет построен таким, каким нужно богу.
Воины! Среди нас есть брат, способный заменить энси
Аннипада как военачальника, и в его жилах тоже течет кровь
Зиусудры. Это — Урбагар, герой из рода сынов Наннара, великий
мореплаватель, храбрый и умелый воин! Вы все его знаете. Славой
своей он обязан дарованным ему владыкой Энки мужеству и мощи.
Нет ему равных по силе среди шумеров: он один, стоя на берегу,
удерживает корабль на канате! Урбагар мягкосердечен, щедр и
отзывчив. Он презирает зло и ненавидит слова вражды, а своим
благочестием Урбагар давно завоевал милость и покровительство
