— Ах ты, воровка! — какой-то дядька замахнулся палкой и от его лотка метнулась прочь грязная оборванка, постарше Кицунэ возрастом, но гораздо более худая и болезненно скрюченная. — Охрана! За что мы вам платим? Гоните отсюда бродяг!
В толпе появился рослый мужчина с самым настоящим самурайским мечом, и, словно мыши от кота, одетые в рванье дети городской бедноты бросились кто куда. Кицунэ, почуяв, что ничего хорошего ей встреча с мечником не сулит, тоже предпочла убраться от него подальше.
Убегая, она оказалась в нижних торговых рядах, где шел торг обувью и простейшими предметами быта. Здесь охраны было ощутимо меньше, и потому чаще шныряли воры или попрошайки. Кицунэ не слишком выделялась на их фоне, потому на нее почти не обращали внимания, пока она не подходила слишком близко к товарам.
Кицунэ вздохнула с облегчением, и начала приглядываться по сторонам, изучая мир людей.
— Тетя, а что это? — спросила она, когда житель пригорода взял из стопки деревянное ведро и отдал продавщице красивую цветную бумажку.
— Что? — не поняла продавщица.
— У вас в руках.
— Думаешь, фальшивая? — женщина посмотрела купюру на свет.
Покупатель глумливо покосился на маленькую бродяжку.
— Я не знаю, какая она. — пробурчала Кицунэ. — Я хочу узнать что это.
— Ты с неба свалилась? — покупатель и продавщица засмеялись.
— Я не с неба! — Кицунэ обиделась, недовольная тем, что над ней потешаются, как над глупой. — Я с подземной базы!
— О-о, понятно. Что же тогда без хозяина и учителя бегаешь? Потеряешься и погибнешь. Много вас таких, генетически измененных, ничего не знающих и не умеющих, по задворкам городов умерло. Больше разве что от самурайских мечей полегло, когда от голода безобразничать начинали.
— Я не буду безобразничать. — пообещала Кицунэ. — И все-таки, что это?
— Это просто деньги. Самая обычная купюра в сотню рю.
— Когда деньги отдаешь продавцу, получаешь возможность забрать товар. — добавила к словам покупателя продавщица.
— Все что хочешь, можно забрать? — восхитилась Кицунэ. — И еду? И яркую одежду? И игрушки?!
— Да, только придется отдать много денег. Гораздо больше сотни рю.
— Когда-то на одну рю можно было купить килограмм пять прекрасного свежего мяса. — посетовал покупатель. — А теперь приходится семьдесят отдавать за деревянное ведро.
— А где деньги можно взять?
Оба ее собеседника смутились и замялись.
— Работать надо. — как-то неуверенно бросила продавщица. — В городе есть центры по трудоустройству. Попробуй туда обратиться, может быть для генетически измененного что-нибудь подберут. Посыльным или разносчиком, например, ты стать сможешь. Быстро бегать умеешь?
Кицунэ кивнула с большим энтузиазмом. Чем-чем, а уж своей скоростью она заслуженно гордилась.
— А как мне найти центр трудоустройства? — спросила она.
Продавщица объяснила ей дорогу, а покупатель, сочувственно вздохнув, положил сдачу со своей покупки в жадно подставленные ладошки Кицунэ.
— Вот. Этих денег хватит на два пирожка с мясом. Купи и поешь. По глазам вижу, что голодная.
— Спасибо вам! — Кицунэ благодарно поклонилась и, одарив добрых людей счастливой улыбкой, побежала искать себе работу.
— Несчастный ребенок. — вздохнул мужчина, глянув ей в след. — Хоть она и создавалась как оружие, но соображение у нее совершенно человеческое. Маленькая совсем. Долго не протянет.
— Может быть, самураев позвать?
— И что они сделают? Беспризорников и без нее девать некуда. Правительство начала холодов видимо ждет, когда проблема лишних детей сама собой решится.
Служба занятости встретила Кицунэ толпой, гудящей голосами множества людей, запахом алкоголя, сигарет и крови. У высокой металлической ограды сидели неприятного вида оборванцы с картонными табличками, на которых черной краской были намалеваны письменные знаки. Читать Кицунэ не умела, иначе ее энтузиазм угас бы еще раньше.
"Работаю за еду".
"Готов на любую работу".
"Генетически измененный. Продам в рабство семью и себя".
За ворота Кицунэ не пустили, девчонка испуганно попятилась под непонимающими и угрожающими взглядами десятка мужчин, когда маленькая оборванка спросила, где можно взять работу. Но входить внутрь не очень-то и хотелось. Центр занятости пугал аурой безысходности, злобы и страха.
— Несут, несут! — прокричал кто-то у дверей здания, перед которым толпилась нищета, собравшаяся здесь, казалось, со всего города.
Из дверей вышли несколько самураев, сопровождающих высокого, худощавого человека в очках и с длинной черной бородкой. Толпа заволновалась, зашумела, ожидая, очевидно, чего-то хорошего. Кицунэ забралась на каменное основание ограды, ухватилась за железные прутья решетки и даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть.
Человек с бородкой подошел к большой доске, стоящей недалеко от входа в здание. Солдаты оттеснили толпу и государственный чиновник не спеша наклеил на доску около тридцати объявлений.
— Сегодня больше не будет! Можете не ждать! — выкрикнул он, отворачиваясь и направляясь обратно ко входу в здание. Солдаты последовали за ним.
Толпа хлынула к доске объявлений и Кицунэ зорким глазом отметила, что кажущийся хаос таковым вовсе не являлся. Люди держались своих, четко ограниченных групп и атаковали слажено, пытаясь оттеснить конкурентов.
— Пошел прочь, наглая морда! — раздался чей-то выкрик, кулак ударил в лицо, и во дворе службы занятости началась потасовка. Объявления рвали с доски не глядя и пытались утащить в свою группу. Кулаки били, лилась кровь.
Кицунэ шарахнулась прочь от решетки, когда толпа качнулась в ее сторону. Отпрыгнув на четверть метра, девчонка неловко приземлилась на плечо какого-то нищего и, взвизгнув, шмякнулась на землю.
— Ох, бедолага! — воскликнул тощий парень, пытаясь дотянуться до Кицунэ и помочь ей подняться. — Не ушиблась? Осторожнее надо.
— Ничего. — Кицунэ спешно села и улыбнулась нищему, показывая, что с ней все в порядке. — Просто испугалась немного.
— Да уж, зрелище не для детей. — кивнул нищий и заерзал на месте, удобнее перекладывая короткие культи, что заменяли ему ноги. — И ведь каждый день так. Профсоюзы договориться не могут, вот работники и рвут друг другу глотки за любой заработок.
— Каждый день... — Кицунэ смутилась. — Дядя... а что, сейчас война?
— Э?
— Хозяин говорил, что когда война, в городах вспыхивают беспорядки, каждый заботится только о себе и всеми силами старается выжить. Город холодный... всем безразличны другие люди. Много нищих и больных, еды на всех не хватает... а вот вы ранены...
— Война? — парень вздохнул. — Война у нас не заканчивается с тех пор как великий дайме Торио потерял рассудок и не смог больше держать страну в порядке. Каждый теперь за жизнь бьется, как может. Это наша война. А на ноги мои не смотри. Я их еще прошлой зимой на работе отморозил. Не хлюпай носом-то! — нищий подмигнул девчонке. — Так даже лучше! Безногому больше подают. А ты сама что, работу искать приходила? Ха! Даже и не суйся. Бесполезное занятие. Лучше, как похудеешь, ко мне приходи. Такой круглолицей да розовой тебе денег подавать не будут, а вот как отощаешь, может и получится на людской жалости играть.
— Я должна стать тощей, как вы, дядя, и тогда мне будут давать деньги? — Кицунэ недовольно насупилась. — Нет, я так не хочу. Это же некрасиво!
— Ну, смотри. Неделя-другая на улице, по-другому запоешь. Нравишься ты мне. Смешная. Как от голода будешь умирать, приходи сюда и спроси безногого Гуанга. Меня многие знают. Я не последнее лицо среди попрошаек!
— Ладно. — Кицунэ вежливо распрощалась с доброжелательным нищим и, поклонившись ему, побежала прочь от центра занятости.
Да, здесь работы найти не получиться. Наверное те люди, которые посоветовали ей идти сюда, просто не знали, что здесь на самом деле происходит.
Полдень уже миновал, когда Кицунэ вернулась к рыночной площади и людей на улицах поубавилось. Основной поток покупателей схлынул.
— Тетя, а у центра занятости работы нет. — сказала маленькая оборотница, подбежав к знакомой продавщице. — Там очень много работников! А где еще можно взять работу или получить деньги?
— Я откуда знаю?! — сердито выкрикнула вдруг продавщица, срывая на глупой бродяжке зло от плохой торговли. — Если бы вокруг города деревья с деньгами вместо листьев росли, я бы точно тут не стояла круглые сутки ради нескольких паршивых рю выгоды! Долго ты еще будешь у моей лавки крутиться? Пошла прочь! Не отпугивай покупателей!
Кицунэ спешно отбежала в сторону. Ну вот. Странные люди! То разговаривают и советы дают, то прогоняют с криками! За что? А может ее специально обманывали, зная что работы она все равно не найдет, но желая, чтобы девочка-бродяжка поскорее ушла подальше?
Шмыгая носом от горькой обиды, Кицунэ бродила по рынку, как вдруг взгляд ее натолкнулся на лоток с разноцветными самодельными деревянными игрушками. Куклами, изображающими людей и животных, трещотками и лодочками. Какие красивые и интересные вещи!
— Хотите купить что-нибудь, юная госпожа? — вежливо осведомился у нее торговец. Дети нищеты тоже любят игрушки и, может быть, эта маленькая оборванка выпросила у родителей хотя бы полсотни рю себе на радость?
Но Кицунэ только покачала головой.
— У меня денег нет.
— Да будь ты проклята! Убирайся тогда! — продавец взял палку и замахнулся ею на Кицунэ. Похоже, палки были припрятаны под прилавками каждого из торговцев. — Лезет всякая безденежная рвань, покупателей пугает!
Кицунэ нырнула в толпу, отбежала на пару метров и остановилась, чувствуя как на глаза наворачиваются слезы. Ну почему ей ничего нельзя? Даже посмотреть! Вон той девочке, например, можно.
Маленькая оборотница поглазела на девочку, что вместе со старой женщиной остановилась у того же лотка с игрушками. Приблизительно одного возраста на вид, но аккуратно причесанную и хорошо одетую. Поэтому и можно смотреть. Точно ведь не бродяга. Даже с хозяйкой ходит!
Старуха отвлеклась, беседуя с продавцом и выбирая игрушку, а Кицунэ тихонько подкралась к девочке, которая не выпускала руку женщины.
— Привет. — сказала Кицунэ, но девочка только боязливо покосилась на нее и вздернула нос. Я мол, вас бродяг нисколько не боюсь, а разговаривать с вами не достойно меня!
Оборотница не поняла явного. Ей и не надо было дружеских отношений, просто спросить хотелось.
— А что это на тебе надето? Красивое какое... — она припомнила словечко, которое использовала ребятня из кварталов бедноты. — Обалдеть!
— Это настоящее праздничное кимоно! — поняв, что нищая чужачка искренне восхищается ею, девчонка перестала бояться и возгордилась. — Не то, что какие-то там простые, повседневные! Мы с бабушкой на день рождения к моему двоюродному братику идем, сейчас подарок ему покупаем!
— А где такое кимоно можно взять? — осторожно поинтересовалась Кицунэ, в тайне надеясь на чудо. Вроде того дерева, о котором говорила торговка деревянными ведрами. Только вместо листьев не деньги, а праздничные кимоно.
— Ты нигде не возьмешь. А мне бабушка купила!
— А бабушка это твоя хозяйка? — Кицунэ глянула на старуху, что только теперь заметила незнакомку возле своей внучки и побледнела.
— Каяо! — вскричала бабка, дергая внучку за руку. — Я же запрещала тебе разговаривать с грязными детьми! От них блохи и лишаи! Хочешь заразиться опасной болезнью?
— Ах ты паршивка! — разъярившийся торговец выскочил из-за прилавка, замахнулся палкой и принялся охаживать ею Кицунэ по плечам и спине. — Я же велел тебе убираться! Пошла отсюда! Пошла, грязная попрошайка!
Кицунэ, ошалевшая от яростного нападения, получила несколько весьма болезненных ударов и побежала прочь от разгневанного дядьки, который, в запале, врезал ей палкой даже по голове. Тюремщик. Так неожиданно встретила страшное и опасное чудовище, точно такое же, как те, что жили в серых коридорах подземной базы! Тюремщики тоже нападали без причины и больно били.
Торговец, увидев кровь на виске ребенка, испугался и оставил Кицунэ в покое, позволив ей убежать. Он даже тревожно оглянулся, но другие торговцы либо равнодушно отворачивались и занимались своими делами, либо одобрительно ухмылялись. Воры и попрошайки, которых не пускали на верхний рынок стражи-самураи, изрядно достали торговцев и покупателей нижних, плохо охраняемых торговых зон. Расправа над одной из серых крыс никого не беспокоила.
Кицунэ отбежала подальше и, теряя последние силы, остановилась. Девочка упала на колени и, дрожа от страха, размазала кровь на виске маленькой ладошкой. Рана заросла, но остался испуг и память о боли. Осталась кровь.
Не выдержав обиды и страха, девочка искренне по-детски разревелась.
Обрадовалась, да? Большой мир, синее небо! Оказывается, хозяин был прав. Здесь даже страшнее, чем под землей, на базе, где у Кицунэ была четко определенная роль и предназначение. Там был хозяин. А здесь...
— Ишь расплакалась! — звучали голоса со всех сторон.
— Избили ее, видите ли.
— Наверное, украла что-нибудь, попалась и получила по заслугам!
— Так и надо! Тьма тьмущая ворья развелась! Никакой управы нет!
От враждебности, казалось, дрожал воздух. Огромный город. Огромный, серый и страшный. Все как говорил хозяин. Люди просто убьют ее. Не потому что она — боевая биоформа. Просто потому, что каждый день, каждую минуту, эти чудовища равнодушно убивают друг друга.
Но это не может быть правдой. Это же совершенно нелогично! Они же умные и знают намного больше, чем Кицунэ! Разве Кицунэ стала бы убивать или бить кого-то просто так? Нет, наверное, просто она опять натворила глупостей. Больших глупостей.
Так больше нельзя. Надо перестать быть бродягой, иначе... иначе смерть.
Кицунэ сбегала на реку, умылась и, как могла, привела себя в порядок. Вот уже лучше. Можно попробовать!
Женщина в роскошном кимоно вышла из магазина и хотела уже сесть в ожидающую ее повозку рикши, как вдруг маленькая ручонка тронула ее за рукав.
— Да? — обернувшись, женщина посмотрела на маленькую оборванку, стоящую рядом. — Что тебе?
— Простите, госпожа. — Кицунэ, борясь с нервной дрожью, поклонилась и посмотрела на женщину умоляющими глазами. — Могу я попросить... не хотите ли вы... стать моей хозяйкой?
— Что?! — женщина обомлела. — Ты в своем уме? Тошихару! Что ты смотришь? Убери это сумасшедшее чучело от меня!
Рикша бросился к Кицунэ, схватил ее за шиворот и рывком оттолкнул.
— Пошла прочь! — выкрикнул парень, вложив в голос ярость и презрение. — Как ты посмела приблизиться к моей хозяйке?! Нам рабы не нужны! Убирайся! Попробуешь еще раз подойти, так легко не отделаешься!
Кицунэ повторять попытку не стала. Чувства кипели в ней. Смесь стыда, страха и растерянности. На глаза снова наворачивались слезы обиды. Одно хорошо, что маленькая оборотница подгадала время и никто из прохожих не слышал разговора меж ней и этими двумя. Наверное, все опять громко смеялись бы над глупостью маленькой бродяжки.
