Завоеватель Шамбалы - Reconstruction

Я живу как в кошмарном сне. Мир вокруг меня — словно ненастоящий. Он населен мороками, кошмарами и ожившими грезами. В нем попадаются осколки моих мечтаний... но все-таки это не тот мир, где остались все, кого я любил.

И куда бы я ни пошел, я не могу вернуться обратно...

До чего же страшно оказалось быть одиноким, даже не ожидал. Я внушил себе, что могу выдержать все что угодно, что могу справиться с чем угодно. Однако всего два года в этом мире почти сломали меня... и сломали бы совсем, наверное, если бы не Хайдерих. А может, без него мне было бы легче?..

Нет, я бы не смог... один. Если говорить на чистоту, несмотря на то, что я с детства считал себя очень сильным, я никогда не оставался по-настоящему в одиночестве. Альфонс всегда был рядом со мной. Человек, в котором я мог быть уверен, как в себе самом — нет, больше, чем в себе. Человек, который был дороже мне всех на свете. Человек, за которого я отдал бы жизнь — да и отдал, если посмотреть. Мой брат.

Я считал своим долгом, как старшего, заботится о нем и защищать его... в конце концов, я все, что у него осталось после смерти матери. Но на самом деле еще неизвестно, кто больше заботился и о ком. Альфонс всегда во многих отношениях был старше меня. И вообще он был лучше: добрее, спокойнее. Он никогда не винил меня за то, что случилось по моей вине. Теперь я думаю, что я не ценил Альфонса по-настоящему и слишком мало любил его. Оглядываясь назад, я понимаю, что сделал множество ошибок, которых очень легко было бы избежать...

Я надеюсь, что мне удастся вернуться. Когда-то я не сомневался в этом. Но прошло уже два года, а все мои усилия обвалились в пустоту. Я ведь не только техникой занимался, я еще ворошил всякие книги по оккультным наукам — как и следовало ожидать, в Румынии оказалось очень много литературы по этому поводу. Но все эти книги оказались бесполезны — старый хлам. И мне все больше кажется, что мое увлечение технологией, вся эта "физика" — попытка сбежать от самого себя. Отвернуться от горькой правды. Да, я помню, что когда попал сюда, передо мной мелькнула здешняя Земля целиком. Меня смешат расхожие представления от том, что из космоса она должна казаться красноватой, — атмосфера, мол, поглощает излучение голубого спектра. Я знаю, что она как раз голубая... и прекрасная. Однако с чего я решил, что Космос может оказаться Вратами в мой мир?.. Если подумать, не было к тому ни малейшего указания. Я просто запретил себе думать о других возможностях, чтобы не распылять энергию.

Да. Этим я занимаюсь уже семь лет: подавляю сомнения, принуждаю себя к действию. Но прошлый этап моей жизни привел меня к полнейшей катастрофе... и хорошо, если только меня. А если нет?..

Нет, это тоже та мысль, которую я не должен додумывать до конца. И все же... не знаю, как, но что если я подставлю Хайдериха?.. Что если случится так, что наши исследования заведут нас в такие дебри, из которых не выберешься?.. Мы уже стоим на пороге создания двигателя на жидком топливе. Особенно теперь, когда Хайдерих нашел финансирование, мы, наверное, довольно быстро закончим его. А дальше что? Было бы наивностью предполагать, что в этом мире, где технология используется для убийства гораздо с большей изощренностью, чем в моем, никто не найдет способа обратить это открытие во зло. Кое-что я могу предсказать уже сейчас. И что тогда будет с нами, горе-изобретателями? За себя-то я не слишком волнуюсь — я не привязан к этому миру, мне ничего не стоит сбежать куда-то и отсидеться в тихом уголке. Но вот Хайдерих почти не способен на нормальную самозащиту.

Новый проблеск надежды проклюнулся передо мной в тот день, когда мы с Хайдерихом решили сделать выходной и отправились гулять по Бухаресту. Настроение у меня было крайне сумрачное, и даже ясный солнечный день ничто с этим не мог поделать. Просто на меня опять нахлынуло это чувство, обратное дежа вю: мне казалось, что ничего вокруг я никогда не видел, ничего не узнаю, и все мне чужое. И боль в груди не давала покоя. Сильнее это чувство становилось оттого, что Бухарест очень похож был на некоторые наши города... да вот хоть на тот же Лиор. И рядом со мной шел Хайдерих, который был очень — чрезмерно! — похож на Альфонса. Точнее, на Альфонса, каким он мог бы сейчас быть. Только волосы посветлее, и цвет глаз другой. Можно было бы представить, что мы отправились в какое-нибудь путешествие (по делу, или просто так... почему бы нам и не поехать в отпуск, если не надо больше заниматься поисками философского камня) и сейчас бродим, рассматриваем достопримечательности, обходим магазинчики сувениров, и спорим, что привезти Уинри... Но Хайдерих все-таки не был Альфонсом, а Уинри была далеко, неизвестно где. И... кто знает?.. Здесь идет 23 год, а в нашем мире год может быть какой угодно: когда мы с отцом пытались сравнить течение времен в наших мирах, у нас выходила полная абракадабра, и он сказал, что над этим еще надо работать. В любом случае, она может быть уже старше, гораздо старше, чем я ее помню. У нее может быть уже своя семья. И вообще, вполне вероятно, что мой мир полностью изменился.

Так вот, мы гуляли, и Хайдерих снова застрял у букинистической лавки. Меня все эти книги не интересовали — ни одной научной среди них не было — так что я прошел несколько дальше по улице. И остановился, как громом пораженный. Мое внимание привлек человек, одетый в черный балахон. Человек стоял посреди улицы и демонстративно рассматривал балкон у себя над головой — красивый балкон, не спорю, архитектурный памятник чего-то там. Сама по себе его одежда была не слишком необычной для Бухареста: монахи, здесь, конечно, по улицам не так часто ходят, но вообще монастыри есть. Однако у этого на спине была вышита алхимическая печать! Притом не просто печать, а именно такая, какую используют для оживления мертвых! Уж мне ли не знать ее!

Торопливо я направился к нему, даже не окликнув Хайдериха. Человек обернулся — у него было бледное худое лицо — увидел меня, и, видно, испугался или насторожился... уж не знаю что. Но, во всяком случае, он вздрогнул и торопливо скользнул в боковой проулок... ох уж эти старинные узенькие улочки, созданные из расчета не на удобство горожан, а на вражескую армию!

Я так же торопливо свернул за ним... и угодил в ловушку, как баран. На голову моментально накинули черный, пахнущий пылью мешок, и несколько человек заломили мне руки за спину. Я начал вырываться, и довольно-таки успешно: во всяком случае, гарантирую, что многим от моих пинков не поздоровилось. Кричать и звать на помощь я не мог, потому что кто-то мне через мешок еще и рот зажимал. Кто знает, может, я и вырвался бы, но тут мне здорово заехали по голове. Сознания я не потерял, но руки ноги сразу же обмякли и отказались повиноваться, так что меня довольно легко скрутили и бросили на пол в какую-то машину. Хорошо хоть, сверху не сели. Но ноги поставили, чтобы не дергался.

Куда мы ехали, я видеть, естественно, не мог, что крайне действовало мне на нервы... да еще и тряска. Вдобавок, покоя не давала мысль, как поведет себя Хайдерих. Он, разумеется, начнет меня разыскивать... и как бы не вляпался в историю! А он даже драться не умеет. Умеет стрелять, что да, то да — у меня так не получается. Однако не доверяю я этим пистолетам.

Но на самой глубине души билась дикая радость: наконец-то! Наконец-то что-то произошло! Они попытались меня похитить, использовав как приманку нечто, что могло быть известно мне... это означает, что они что-то знают о моем мире! И может быть, известно даже, как туда попасть!

На этом пункте я решительно осадил полет своих мыслей. О мире-то им известно, что да, то да... во всяком случае, об алхимии — о правильной алхимии, а не о том, что здесь выдают за эту науку. Однако не рассказал ли им просто-напросто отец?.. По доброй воле или нет — вопрос десятый. И вообще, от людей, которые надевают на голову мешок, связывают и везут в машине, ничего хорошего ждать не приходится. И всяко не приходится ждать, что они отведут меня за ручку к вратам и скажут: "Иди, мальчик!"

Когда меня достали из машины, стащили с головы мешок и позволили проморгаться, я был уже на всякий случай готов к смертельному бою. Однако убивать меня прямо сейчас явно никто не собирался, а соотношение сил было не в мою пользу: меня держало на прицеле штук восемь автоматчиков. Однако!

— Даже не пытайся использовать магию! — сурово сказал пожилой морщинистый тип неприятной наружности, который стоял прямо передо мной. — Тебя сразу же изрешетят.

— Спасибо за предупреждение, — пробормотал я, озираясь. — Только, чтоб ты знал, алхимия — это НАУКА! — разумеется, я не стал прибавлять, что, будь я в состоянии ее использовать, меня бы тут вообще сейчас не было.

Мы стояли на утоптанной площадке посреди палаточного городка. Палатки образца, похожего на армейский, громоздились кругом в огромных количествах, и все место между ними занимали вооруженные и кра-айне сердито настроенные люди в немецкой военной форме. Мило! Насколько я понимаю, мы ведь все еще в Румынии?.. За то время, которое меня везли, мы не могли даже от Бухареста намного отдалиться, не говоря уже о том, чтобы пересечь государственную границу. Стало быть, эти военные организовали лагерь поблизости от столицы?.. Не говоря уже о том, что Германии вообще, по-моему, только недавно разрешили иметь вооруженные силы. Да. Если выберусь из этой заварушки — надо завтра же убираться из этой страны как можно дальше.

— Ты — Эдвард Элрик? — спросил меня морщинистый мужик.

— Нет, я просто мимо проходил, — черт, сразу начал вести себя чересчур уверенно... надо было косить под "ой, дяденьки, ничего не знаю, домой хочу".

— Очень приятно, "мимо проходил", — мужик смерил меня взглядом. — Отлично. Это он. Фамильное сходство на лицо. Отличная жертва Змею.

"Жертва"?.. Ребята, я что, похож на жертвенного ягненка?! Что у меня за судьба такая, что все время кто-то хочет в жертву принести!

Однако фразу о "фамильном сходстве" необходимо тоже взять на заметку. Фамильное сходство — с кем?.. Единственный мой родственник, находящийся в этом мире, и единственный, кто мог бы рассказать им про алхимию — это мой отец. Отсюда напрашивается весьма неприятный вывод. Интересно, сам Гогенхайм еще жив?

— Может, расскажешь, в чем дело? — нарочито лениво спросил я, растирая руки якобы от веревок. — Раз уж я все равно "жертва".

Морщинистый хмыкнул.

— А мне нравится твой настрой. Но разговаривать с тобой у меня нет ни малейшего желания. Радуйся, что ты будешь принесен в жертву могущественному Дракону, что держит в зубах ключ от дверей мироздания.

— Чем же он меня сожрет, если держит в зубах ключ? — фыркнул я, но внутренне у меня так все и замерло. "Двери мироздания"! Черт побери! Если этот хмырь так называет Врата...

— Да, действительно, мне нравится твой настрой. Даже жалко, что мне не удастся с тобой поработать, — губы морщинистого типа растянулись в поистине волчьей ухмылке. — Ладно, уведите его.

Меня схватили под руки... точнее, попытались схватить. На самом деле они поймали только воздух, потому что я рванул к морщинистому хмырю и ухватил его в удушающий захват.

— Кто двинется — шею сверну! — заорал я страшным голосом.

Все замерли, как и следовало ожидать. Мой расчет оказался верным: это не настоящая армия. В настоящей армии фокусы с заложниками так легко не сходят.

— Учтите, если вы попробуете меня застрелить, я все равно сначала его прикончу, а потом сдохну! — пригрозил я, как можно более зловеще. — Так что расступитесь и дайте дорогу к машине!

Они действительно расступились... вот бараны! Неужели никто не сообразит, что, если выстрелить в меня сзади, то я совершенно ничего не смогу сделать, потому что прикрываюсь этим скрежещущим зубами придурком спереди?.. С другой стороны, возможно, они боятся, что я услышу свист пули и все-таки успею... ну и пусть боятся, молодцы, хорошие мальчики!

Шаг, другой... еще три шага.... В знойном мареве раннего сентябрьского вечера машина все приближалась. Ну же, давай... еще несколько шагов... под ненавидящими взглядами, под дулами автоматов... тебе не привыкать, верно?.. Ты справишься, ты осилишь это, особенно сейчас, когда появилась, наконец, реальная возможность вернуться домой.

— Ловите, придурки! — я с силой толкнул морщинистого в толпу военных, а сам вспрыгнул на машину. Разумеется, просто завести и уехать мне не дали: на машину тут же полезло еще несколько ребят в мундирах, пришлось успокоить их дозированными ударами правой рукой. Черт, как же эта штука заводится?! Ведь помнил же, помнил!

"Штука" завелась быстро, это мне сгоряча показалось, что нескоро.

Отъезжая, я услышал сквозь рев мотора голос морщинистого: "Не стрелять! Именем Острова Туле заклинаю не стрелять! Если вы убьете его, мы не достигнем Шамбалы!"

Так... что ни день, то узнаю новые слова! Интересный мир! Выходит, раньше, когда он грозил мне автоматчиками, это было просто блефом?..

— Н-ну пошла, залетная! — процедил я сквозь зубы, пуская машинку прямо на палатки. Меньше всего меня волновало, что в этих палатках мог кто-то быть. Ну... озверел я, озверел. Не люблю, когда меня хватают посреди улицы, вяжут, привозят не знаю куда и вдобавок собираются принести в жертву какому-то "Зеленому дракону".

Мне повезло дважды: во-первых, горючего в баке оказалось прилично, во-вторых, я сразу нашел выход из лагеря... мне не улыбалось таранить ограждение, которым он был окружен. А масштабное сооружение, если посмотреть! Палаток видимо-невидимо, походные кухни, в отдалении, на плацу, отдыхает техника... ого! Даже три бронетранспортера! По моим прикидкам, на такой площади можно было разместить пару батальонов... черт подери, и это в двух шагах от столицы! Куда смотрит румынское правительство?!

Меня преследовали на трех машинах. Хорошо хоть броневик додумались не выводить! Дорога была узенькая, кривая и разбитая, я ее совершенно не знал, так что у этих ребят были все преимущества. Но зря я, что ли, семь лет провел в походах? Мне приходилось ездить практически на всем, даже на той жуткой развалюхе, которую собрала как-то Уинри — причем по пустыне. После этого мне ничего уже не страшно. Одна беда — ноги не очень-то доставали до педалей. Поистине, мир принадлежит великанам2.

От преследователей удалось оторваться довольно быстро, хотя и ненадолго — минут через десять они бы меня догнали. Зато я начал узнавать местность: как-то, несколько месяцев назад, когда мы еще работали втроем с Обертом, мы уже почти наскребли денег собрать экспериментальную модель, достаточно небольшую, с полметра высотой, и решили во избежание запустить ее подальше от города. Ездили искали место. С моделью тогда не получилось, но мы устроили пару веселых пикников (инициатором был, разумеется, Оберт).

Это было третье везение.

Короче говоря, я свернул с дороги, спрятал машину в лесочке, а сам пошел напрямик, через холмы, в сторону города — так быстро, как только мог. Бегать я с этим протезом, разумеется, почти не в состоянии — разве что на очень короткие дистанции. Я сделал небольшой крюк, заплутал, и выбрел к окраинам Бухареста только поздним вечером. Домой я решил не возвращаться: если им надо поймать меня, то лучшего места, чем оставить засаду около двери, просто не найдешь. Однако у меня с собой не было ни денег, ни вещей... практически ничего не было, так что просто взять билет на поезд и уехать я не мог. Можно было, конечно, попытаться зайцем... но черт возьми, не под вагоном же!

И тут мне повезло в четвертый раз.

Я встретил Хайдериха.

Он понуро брел по вечерней улице, не оглядываясь по сторонам, и явно о чем-то напряженно думал. Вид у него был потрепанный: как будто он целый день провел на ногах, и притом черт знает где. Вероятно, я выглядел гораздо хуже, но у меня были на то причины.

Я быстро догнал его и положил руку ему на плечо.

— Привет, Хайдерих.

— Эдвард! — он так и подскочил. — Ты... ты где пропадал, олух ты этакий! Я решил, что ты утопился!

— Что?!

— А что я мог подумать?! Я отвлекся на минуточку, а ты исчез... я решил, что ты дальше по улице прошел, спускаюсь, а там река! И нет никого! Я давай у мальчишек спрашивать, а тебя никто не видел! Прихожу домой — там тебя нет! Я посидел, ногти погрыз, и давай твои любимые места обходить — там тебя тоже нет! Черт, Эдвард, я же беспокоюсь! Ты в таком настроении был... "Ах, моя жизнь бессмысленна" и все такое прочее!

Кажется, Хайдерих действительно разозлился — он даже меня за ворот схватил. Правильно, ему-то хорошо меня хватать, когда он на две головы выше!

— Слушай, успокойся, а?! Меня похищали!

— Что?! — Хайдерих отпустил мой ворот и явно выглядел ошарашенным. — Кто?!

— Не знаю, кто, знаю только, что немцы! Домой мне возвращаться нельзя: если они меня выследили, то будут там ждать. Поэтому не мог бы ты вернуться, собрать мои вещи и принести мне?.. Я буду ждать на вокзале.

— Куда ты едешь?

— Думаю, что в Берлин.

— Если это немцы, то тебе надо подальше от Германии.

— Я не собираюсь убегать, Хайдерих! Только не теперь, когда я, кажется, вижу шанс!

— Шанс вернуться домой?..

— Да!

— А если бы ты меня сейчас не встретил?..

— Вероятно, поехал бы налегке, — я пожал плечами.

— Н-ну ты даешь! — Хайдерих хлопнул себя по лбу, невесело улыбнувшись. — А я тут, значит, должен был бы переживать за то, что с тобой случилось и винить себя в твоей смерти, да?..

"Винить себя в твоей смерти"... Эти слова отдались у меня в голове эхом, притом не самым приятным.

— У тебя для этого нет оснований... — пробормотал я.

— В общем, так, — подвел итог Хайдерих, проигнорировав мою последнюю фразу. — Я еду с тобой. И не смотри на меня так! Эдвард, знаешь, я понятия не имею, как ты ко мне относишься, но лично я считаю тебя своим другом! А друзей просто так в беде не бросают. Кроме того, мне и самому надо в Берлин.

— Так бы сразу и говорил, — фыркнул я.

Мною владели смешанные чувства. С одной стороны, мне меньше всего хотелось, чтобы Хайдерих влипал во все это дело. С другой — все-таки одному гораздо сложнее, чем вдвоем. С третьей... мне это живо напомнило то, что сказал мне мой Альфонс семь лет назад. Правда, и обстоятельства были другие, и выражения... но смысл...

Ну почему, почему они так похожи?! Мне так трудно заставить себя не воспринимать Хайдериха как моего младшего брата, заставить себя помнить, что они разные люди. Это причиняет боль. Но все-таки они разные. Совсем разные. И если я не буду помнить об этом, то наделаю ошибок похлеще, чем с нашей неполучившейся дракой пару месяцев назад.

— Ладно. Значит, жди меня на вокзале, — подвел итог Хайдерих. — Конкретно где?..

Я назвал ему место, и мы расстались. Я отправился на вокзал окольными путями, раздумывая по дороге. Остров Туле... Зеленый дракон, который держит в зубах ключ от дверей мира...Уж не Змея Уробороса они имеют в виду?... Тогда... тогда это точно врата, не зря гомункулусы избрали эту тварюгу своим символом! Возможно, Врата присутствуют в этом мире постоянно, в отличие от нашего, куда их только можно призвать... а здесь их призвать нельзя, поэтому оттуда сюда попасть можно, а отсюда к нам домой — обычным способом не получится. Но может, через эту самую Шамбалу... интересно, что это такое — артефакт, человек, место?..

Но... что потребует от меня возвращение, согласно принципу равноценного обмена?..

На этой мысли я замер, как громом пораженный. Подобные цены могут быть очень страшны. Я уплатил четырежды... три раза — собственным телом, раз — чужой жизнью. Платить в пятый раз мне совершенно не хочется.

Глава 9. Чужая память

Уже поздним утром, когда раненые почти прекратили прибывать, и пошли слухи, что бои в городе окончательно затухли, Альфонса поймала в коридоре около спортзала подполковник Хоукай.

— Альфонс, — сухо, почти приказным тоном сказала она, — нам надо поговорить. У меня есть пять минут.

Альфонс послушно свернул за ней в узкий закуток, который изначально представлял собой спортивную раздевалку. Здесь не было электричества, поэтому это помещение ни подо что не приспособили.

— Альфонс. Я хотела спросить тебя: что ты намереваешься делать дальше? Оправдал ли визит в Лиор твои ожидания?

— Не совсем, — Альфонс упрямо нахмурил брови. — Но сдаваться я не намерен.

— И все же я советую тебе: оставь эту затею. Иногда мы должны мириться с потерями и просто учиться жить дальше.

— О чем вы, подполковник Хоукай?..

— О том, что, возможно, поиски брата приведут к тому, что ты только погибнешь сам. Твои близкие будут страдать. А Эдвард больше всего хотел, чтобы ты жил. Сейчас обстановка ухудшилась. Есть данные, что северяне готовят вторжения и стараются специально подгадать его к мятежу "Союза Рассвета". В столице, в других крупных городах, бои — это здесь, в Лиоре, мы справились относительно легко, но далеко не везде сумели подавить восстание так быстро. Северяне могут пересечь границу в любой момент. В такое время очень опасно путешествовать.

— Подполковник... — на лице Альфонса появилось удивленное выражение. — Но ведь вы же сочувствовали мне там, в поезде! Вы же понимали, что я просто не могу отступить!

— Я и сейчас восхищаюсь твоей целеустремленностью, — голос Лизы смягчился. — Но я знаю, что бывает, когда люди так упрямо преследуют свои цели. Это может привести к краху и горю, к тому, что они начинают игнорировать все остальное.

— Вы... — Альфонса внезапно озарило. — Вы говорите о ком-то знакомом?..

— Возможно, — Хоукай отвела глаза.

— Возможно, вы даже говорите о полковнике... то есть о генерале Мустанге, верно?..

Он ляпнул наугад, припомнив, что подполковник очень долгое время работала со своим бывшим начальником, и у них вполне могли бы сложиться и отношения, так или иначе выходящие за рамки служебных... а могли и не сложиться. Но был еще какой-то "старый знакомый", о котором она вспомнила в связи с Эдвардом, а Эдвард был подчиненным Мустанга...

Догадка неожиданно попала в цель.

Лиза нехотя кивнула и слабо улыбнулась.

— Ты слишком сообразительный.

— И... он на севере, правда?.. Вы волнуетесь за него, и потому хотите предостеречь меня?

— Альфонс... — Хоукай подошла к мальчику ближе, положила руки ему на плечи. Вздохнула. — Ты разумный молодой человек. Я надеюсь, что ты отступишься от своей цели хотя бы временно. Я не буду врать тебе, что нашествие с севера — это та опасность, которая может быть преодолена за несколько дней. Нет. Возможно, война затянется на месяцы. Поэтому прошу тебя, пережди. В отличие от Эдварда ты, действительно, не на государственной службе и не в моем подчинении, так что я не могу тебе приказать, но... на правах старого друга могу я предостеречь тебя? Если хочешь, когда все закончится, я помогу тебе обеспечить доступ к алхимической литературе. Я не алхимик, но у меня не самый маленький в армии чин.

— Конечно, вы можете, — Альфонс положил ладони на руки Хоукай, снял их со своих плеч. — Спасибо вам, подполковник. Я... — его голос дрогнул. — Спасибо вам, что вы заботитесь обо мне. Я обещаю, что не буду ничего предпринимать в одиночку. Честное слово.

Хоукай коротко кивнула ему. Потом улыбнулась вдруг очень тепло и неожиданно ласковым жестом взъерошила Альфонсу челку.

— Мне пора ехать, мы переводим штаб в более подходящее место. Тебе есть, где устроиться тут?

— Да, конечно.

— Ну ладно. Удачи тебе, Элрик!

...Поток раненых окончательно иссяк к полудню, и все в "Солнечной поляне" смогли вздохнуть свободно. Когда большую часть раненых забрали в военный госпиталь (некоторых повезли в городскую больницу, окружавших которую мятежников удалось подавить), две или три женщины, из тех, что занимались ранеными, упали на освободившиеся койки и уснули мертвым сном. Роза же первым делом кинулась наверх, к детям, и Альфонс пошел за ней: он все-таки действительно хотел увидеть маленького Кейна.

Это был крепкий смугленький мальчишка, которому уже почти сравнялось три годика. Когда они вошли в класс, оборудованный под "детскую", Кейн разговаривал в уголке с какой-то девочкой, едва ли не старше себя.

— Мама! — он дернул Розу за платье, едва она подошла к ним. — Ева думает, что теперь всех убьют. Скажи ей, что нет!

Роза опустилась перед малышкой на корточки и погладила по голове.

— Никого больше не убьют, — сказала она как можно мягче. — Все теперь будет хорошо. Скоро твоя мама заберет тебя, и вы пойдете домой. Просто потерпи еще немножко, ладно?..

Заплаканная девочка кивнула.

— Кейн, — Роза положила сыну руку на плечо, — поздоровайся с Альфонсом. Ты, наверное, не помнишь его, но он...

— Ура! Братец Ал! — к вящему удивлению и Альфонса, и Розы, Кейн тотчас облапил Альфонса за колени. — А ты будешь опять качать меня на качелях?

— Ты помнишь, как я тебя качал?! — спросил Альфонс, пораженный.

Кейн задрал вверх серьезную мордашку и кивнул.

— Ага! И маленькая бабушка на тебя кричала, что ты меня уронишь. Но ты ведь не уронил?

— Нет, не уронил... — Альфонс слегка нахмурился. — Ничего себе, какая хорошая у него память!

— Наверное, ты ему очень сильно понравился, — улыбнулась Роза. — Дети часто запоминают то, что им кажется очень важным.

— Да, а еще мне дали пять слив, — продолжил Кейн задумчивым голоском, гордясь тем, что его так внимательно слушают. — И потом еще мы играли с собачкой, у которой была железная лапа... то есть с ней играл братец Ал, а я сидел у мамы на руках. А потом пришла женщина с таким же значком на груди! — он ткнул пальцев в плащ Альфонса. — У тебя на спине такой же! И с ней очень страшный дядя, но добрый. А еще с ними был папа...

Роза и Альфонс переглянулись.

— Разве история с качелями была в тот же день, когда приехала мастер Изуми?..— тихо спросил Альфонс.

— Не помню... — неуверенно ответила Роза. — Вроде бы, позже... ах нет, в тот же, потому что я помню, что сначала ты качал Кейна на качелях, потом Мейсон весь вечер подкидывал его вверх, и я боялась, как бы у него голова не закружилась...

Альфонс серьезно спросил у Кейна:

— Кейн, послушай... дом, в котором мы жили тогда все вместе... вспомни лестницу на второй этаж. Сколько там было ступенек?..

— Ты что, Ал, он даже не ходил по этой лестнице ни разу! Я его носила! — засмеялась Роза. — Да и считать он не умеет пока! Правда, Кейн?..

— Нет, неправда! — неожиданно возразил мальчик. — Один раз я сам на эту лестницу залез, до... до середины! Вот. И слез. А там ступенек... вот столько, — Кейн показал раскрытые ладошки, — и еще три. Мы поиграем?..

— Да... — севшим голосом произнес Альфонс. — Их действительно тринадцать. Мы сосчитали это еще когда были совсем маленькие. Бабушка Пинако говорила, что тринадцать — счастливое число.

— А я не знала... — Роза перепугано закусила костяшку указательного пальца. — Боже истинный... Альфонс, я никогда раньше не замечала...

— Мы поиграем?.. — настырно повторил Кейн, ничего не понявший в этом взрослом разговоре.

— Конечно, мы обязательно поиграем. Кейн, — Альфонс разнял руки мальчика, которые держали его за ноги, и присел на корточки так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

— Но сначала нам надо кое в чем разобраться. Кейн, послушай... это очень важно, это очень серьезно. Скажи мне... что ты самое-самое первое помнишь в жизни?.. Самое-самое раннее воспоминание?

— Мм... — мальчик задумался, сунул палец в рот. Кажется, он наслаждался тем, что с ним вдруг заговорили как со взрослым. — Такая тетя с фиолетовыми глазами. Она что-то на мне рисовала.

— Рисовала?..

— Ну да, рисовала. Мелками. А потом там была змеюка... ох, страшная! И ворота.

— Ворота?.. Такие большие, на них был глаз нарисован, да?..

— Ага! И там была мама в таком широ-оком платье! Сейчас она такие не носит. И еще какой-то дядя с косичкой, он меня ловил.

— Как ловил?..

— Ну та тетя с фиолетовыми глазами бросила меня змеюке, а он меня поймал, и отдал маме. А потом его убили.

— Убили?.. — на этом месте Альфонс ощутил дурноту. Неужели все-таки убили, а Роза этого не помнит?.. И все зря?.. — Кто убил, как?..

— Такой... ну, такой... он менялся все время. То один, то другой. У него еще руки росли вот так! — Кейн взмахнул руками, чтобы показать, как именно. — И он его пронзил. Р-раз — и в живот. И крови целая лужа! Но потом этот дядя все равно ожил. Его какой-то дядя в доспехах оживлял. У этого дяди твой голос был, братец Ал! А сам исчез.

Слушая это, Роза все больше и больше бледнела.

— Роза... мне нужно поговорить с ним поподробнее, — Альфонс тоже побледнел, но старался держаться спокойно. — Это можно сделать? Кажется, он помнит абсолютно все, что с ним случилось. Я только не могу понять, почему. Это не обычная эйдетическая память. Эйдетическая память, насколько я знаю, начинается с самого рождения, а тут...

— Та женщина... — Данте... — проговорила Роза медленно. — Все очень смутно... но я помню, она говорила о том, что у ребенка душа не крепко привязана к телу. И еще она говорила, что Кейна можно использовать как ключ от этих ваших врат... я не знаю точно...

— Точно! — Альфонс щелкнул пальцами. — Она на нем рисовала! Наверное, это была алхимическая печать! Если им открывали Врата, он, безусловно, их видел, и это могло послужить катализатором для его памяти... ох, черт, как это сложно! В любом случае, Роза... мне надо поговорить с ним поподробнее и, желательно, наедине, — Альфонс окинул взглядом шумную обстановку "детской комнаты". — Это можно устроить?..

— У меня еще много дел в госпитале, прежде чем я смогу пойти домой, — Роза прикусила губу. — Ладно... Кейн... ты не против поговорить с Алом еще? Рассказать ему, что ты помнишь? Тебе не страшно это вспоминать?

— Че тут страшного? — Кейн уставился на мать с искренним недоумением. — Пустяки! — и гордо задрал подбородок.

Роза отвела Альфонса и Кейна в кабинет директора, пустовавшей ныне по причине компактных размеров, ибо военные заняли под штаб более просторную учительскую и унесли отсюда стол и телефон, а сама осталась в коридоре. Ей полагалось бы сейчас разбираться с обстановкой, помогать вводить школу в нужную колею... но в тот момент она почувствовала полное опустошение. Эти воспоминания... эти ужасы войны сами собой потянули за собой ужасы войны предыдущей, и ужасы ее прошлого до... сколько же может свалиться на плечи человеку, после чего он сможет существовать дальше?.. Почему она должна все время продираться сквозь огонь и боль, почему она не может пожить спокойно с мужем и сыном?.. А теперь еще и память Кейна...

А что если эти события двух с лишним летней давности как-то повлияли на него?.. Если дело не просто в памяти, а и еще в чем-то?.. Если Альфонс сейчас растревожит что-то такое в душе Кейна, что лучше вообще не трогать?.. Нет, Альфонс — добрый мальчик, но ведь он может и не остановиться вовремя, поняв, что напал на след. Ведь он так хочет найти брата!

Но разве могла Роза запретить этим двоим поговорить, если это означало отнять у Альфонса надежду?.. Она ведь помнит, чем она обязана и ему, и Эдварду, даже если сам он и забыл.

Все-таки Розе не удалось предаться собственным мыслям: ее разыскали другие учительницы — срочно надо было разбираться с военными, которые съезжали и должны были оставить счета за причиненный ущерб, и еще надо было вывезти кровати, и снова мобилизовать родственников детей на разборку укреплений во дворе школы... В общем, дел невпроворот. Но сердце у Розы было не на месте, и, разобравшись с самым неотложным, она кинулась к кабинету директора, чтобы посмотреть, как там Кейн и Альфонс.

Еще от двери она услышала заливистый смех ребенка, и от сердца немного отлегло.

Когда Роза открыла дверь, она обнаружила, что Альфонс с ее сынишкой шутливо борются, причем маленький Кейн явно "побеждает".

— А, привет, Роза! — лежащий на полу Альфонс помахал ей рукой. — Вот, показываю Кейну приемы!

— Ага! А я сильнее! — гордо заявил Кейн, сидя на Але верхом. — Правда, Ал?

— Правда-правда. Ты у нас силач. А теперь слезай с меня, ты меня совсем в лепешку разбил.

— Еще драться!

— Нет, Кейн, извини, мне надо поговорить с твоей мамой.

Роза подошла и взяла Кейна на руки.

— Ты не сильно докучал Алу? — строго спросила она сына.

— Не-а! Мы говорили сначала, а потом играли. Весело было! Почти как с папой! А мы сейчас домой?..

— Домой, домой, — Роза обернулась к Альфонсу. — Все немного утряслось, теперь они и без меня справятся. Так что пойдем. Я надеюсь, Мэйсон уже вернулся, — в голосе ее проскользнула тревога.

— Хорошо, только мне надо чемодан мой забрать из спортзала. Если никто ему ноги не приделал.

— Спортзалу?.. Вряд ли!

Пока они шли домой, Кейн, как и следовало ожидать, задремал у Розы на руках, так что они смогли поговорить без помех.

— Из тебя получился бы отличный старший брат, Альфонс, — улыбнулась Роза, глядя на сына. — А когда-нибудь получится хороший отец.

— Вряд ли, — Альфонс неловко хмыкнул, но видно, что ему было приятно. Потом посерьезнел. — Младший брат получился не очень.

— О чем ты говоришь, Ал! Я... не очень много общалась с вами, пока вы были вместе, но я помню, что ты всегда помогал Эдварду во всем, и он всегда очень заботился о тебе, и...

— Вот именно, — с горечью прервал ее Альфонс. — Он заботился обо мне, а я?.. Как я понял из того, что рассказал мне Кейн, — а понял я достаточно, — я даже не смог помешать тому, чтобы брата убили! Вел себя как полный идиот! Он ведь из-за меня попал в ловушку и из-за меня погиб! И... насколько я понял, я оживил его, и умер сам, да?.. — Альфонс прямо взглянул на Розу. — Почему ты мне этого не рассказала?.. И почему ты не рассказала, что Эдвард потом оживил меня ценой своей жизни? — голос Альфонса дрогнул. — Тебе не кажется, что я должен был бы знать такие вещи?

— Я... — Роза склонила голову, — прости меня, Ал. Я... я знала, что тебе будет больно услышать это, и вообще... Понимаешь, я ведь не видела, как Эдвард оживлял тебя. Он сказал, что хочет разрушить это место, и отправил меня с Кейном и... еще с одним ребенком вперед, а сам остался там. Я догадывалась, что он задумал что-то такое, из чего он вряд ли выйдет живым, но как я могла отговаривать его или останавливать?.. Эдвард всегда так сильно любил тебя... он не смог бы жить, зная, что ты пожертвовал жизнью, чтобы оживить его! И он не смог бы жить, если бы ты был мертв. Но скажи я тебе, и ты мог бы попытаться оживить его снова, и...

— Да, это было бы... смешно, — Альфонс чуть улыбнулся, но Роза не видела его глаз, потому что их скрыла упавшая на лоб челка. — Но, Роза, тебе не следует об этом беспокоиться. Я думаю, что брат не умер. Он не мог умереть.

— Но...

— Я думаю, что брат миновал врата и попал в то место, которое за ними. Кейн видел там что-то... за вратами. И я что-то видел... я почти был там один раз. Но я не знаю точно. Я должен искать еще. Если я хочу вернуть брата, я должен действовать сразу и наверняка. Я не могу позволить себе ошибиться. И, — Альфонс снова взглянул на Розу очень прямо, она почти отшатнулась от этого сильного, резкого взгляда, — я не могу позволить себе умереть. Поэтому не волнуйся, Роза. Кстати, что это еще за "один ребенок"? Это не гомункулус по имени Гнев?

Роза чуть смешалась.

— В общем... да.

Альфонс кивнул.

— Я так и думал. Мастер Изуми рассказала мне о нем.

— Мы уже почти пришли... — Роза указала на аккуратный домик с белым забором и палисадником. Уже вечерело — а Альфонс и не заметил, как прошла ночь и еще один день — и в одном из окон горел свет. Альфонс подумал, что только так и должны жить люди... тихо, спокойно, семейно и счастливо. Чтобы если и случались бури с дождями, то только такие, после которых бурно идет в рост зелень.

— Ох, Мэйсон вернулся! — Роза просияла. — Заходи, Ал! Он будет очень рад тебя видеть!

— Нет, извини, Роза, — Альфонс улыбнулся. — К сожалению, у меня нет времени. Мне надо ехать.

— Куда?

— На север.

— Но Альфонс... ходят слухи...

— Да. Но я поговорил с подполковником Хоукай. Есть один человек, которого мне позарез нужно там встретить. Он тоже алхимик, и, наверное, он поможет мне разобраться во всем этом. По крайней мере, я надеюсь. Я не могу обращаться с этим к мастеру Изуми. Только не после того, что она пережила! Поэтому... — Альфонс пожал плечами.

— Ал... ну, может, хоть чаю попьешь?.. Или поспишь?.. Ты больше суток не спал!

— Я подремлю в поезде. И перекушу там же. Спасибо, Роза. Извини меня. Мне надо бежать. Передай привет Мэйсону от меня и от Кертисов. У них все хорошо, мастер Изуми не болеет.

— Альфонс!..

Но Альфонс уже приподнялся на цыпочки, легонько чмокнул ее в щеку и быстро зашагал прочь по улице, в догорающий закат. Долгий-долгий день мятежа в Лиоре заканчивался.

— Будь осторожен, Ал! — с болью в голосе прошептала Роза. — Пожалуйста!

Но мальчик, конечно, уже не слышал ее.

— Братец Ал ушел?.. — пробормотал Кейн, протирая сонные глазенки.

— Ушел, — согласилась Роза.

— Вот и хорошо. Скоро он вернется со своим большим братиком, и мы будем еще драться, — подвел итог Кейн и заснул снова, спрятав голову на груди матери.

— Надеюсь, — тихо сказала Роза, грустно улыбаясь. — Надеюсь.

Молодая женщина подумала о том, как тяжело придется в будущем ее сыну с такой-то памятью. Жалость сдавила ее сердце: Данте умудрилась и ему искалечить судьбу...

Но это еще будет впереди. Далеко впереди. И в конечном счете, возможно, все устроится.

Она открыла калитку и пошла к дому, где ее ждал Мэйсон. Где ее ждала жизнь, может быть, непростая, но все же... все же со своими моментами счастья. И этой жизнью она во многом была обязана братьям Элрикам.