Мозаика мертвого короля

— Дверь закрой, кобыла, — я швыряю сапог.

— Милорд, вам лоб промыть нужно, — квохчет Джи-Виллета снаружи.

— Сам промою.

— Что-то еще постирать велите?

Язык ей отрезать, что ли? В моих висках пульсирует боль. Джину было многовато. Куда она лезет? Член благородного лорда не слишком-то отличается от любого другого. Или мало ей бойцов? Ну да, Бороде-то не до шлюх.

— ... зашила и постирала, — бормочет она.

— Безмерно благодарен. Привезу из города рисовой пудры. Сейчас проваливай.

— Свою пудру Жани везите, — обиженно хрипит девка. — Она постираться приказала. Говорит, воняет от вас тухлятиной...

Что правда, то правда. Только какое твое сучье дело? Подхватив второй сапог, иду к двери...

Джи-Виллета удирает, переваливаясь с бока на бок и поддерживая замызганные шёлковые юбки. Курица утконогая.

Волны накатывают, обжигают прохладой. Боль проходит. Голова, рубец на плече, колено... Глубокая царапина на бедре — это кошачий коготь. Стоя в воде, я отмачиваю бинт на колене. Больно, протрахай весь этот мир крылатые мартышки. Уф... В воде розовое облачко крови. Сейчас море залижет боль старого придурка. Я с облегчением умываюсь. Лоб щиплет... А, и камень обезьяньего принца. Удивительно, чьими только руками боги нас не лупят. Хорошо, глаз уцелел.

Разложив на камне ленту бинта, — пусть подсохнет, я сажусь и начинаю бриться. Скрипит щетина. Стучат молотками, возятся на 'Сопляке' наши плотники. Да, без Бороды будет нелегко.

Песок мокр и плотен, но шаги я всё-таки улавливаю. Машинально перекинув в руке бритву, оглядываюсь. Тьфу, что-то сегодня всем шлюхам взбрело в голову повылазить на свет.

Жани смотрит на меня брезгливо. Свежий ветер кидает темно-рыжие пряди в лицо красотки, настойчиво звенит украшениями.

— Это вам, милорд, — цедит достойная королевская девка сквозь живой занавес волос и швыряет мне под ноги узелок.

— Леди столь же добра, как и прекрасна, — бормочу я. — Что за херня?

— Бинты и мазь, — цедит она, прожигая меня зелёными глазами. — Ты нужен королю.

— Сейчас?

— Вечером. И готовься в дорогу, — она по-прежнему не спускает с меня глаз.

Из вещей у меня только бритва в руке. Прикрыться я не пытаюсь. Сухие мышцы, шрамы, живот, похожий на столетнюю дубовую доску, — едва ли это кого-то соблазнит. И вообще, она сама припёрлась.

— Что-нибудь ещё? — бурчу я. — Я уже не воняю.

— Выходит, ты чужак. Не гниёшь, — она резко оборачивается, идёт по песку.

Смелые слова. Зачем-то смотрю ей вслед. Не курица.

Промытое колено ноет сильней. Я ковыляю к себе и первым дело наполняю кружку. Из мятого серебра джин охотно перетекает в сжавшийся желудок. Приходит тепло. В висках перестает стучать. О, мир возвращается в привычное русло. Прекрасно. Я чуть было не почувствовал себя слишком живым.

* * *

— — — — — — — — — —

— Первым делом колдун и вот это, — король передал мне клочок бумаги.

При свете лампы я прочёл несколько непонятных слов. Знакома мне была лишь 'зелёная скобь'.

— Это химические препараты, использующиеся в... — услужливо начинает объяснять Закройщик.

— Милорд разберется, — улыбнулся король.

Наш коротконогий умник догадливо заткнулся.

— Сколько этого нужно? — спросил я, разглядывая список.

— Нужно будет много, — Эшенба продолжал загадочно улыбаться. — Покупать не будешь. Возьмём потом. Главное, узнать где.

— Понял, Ваше Величество, — я спрятал бумажку. Отыскать снадобья будет не слишком сложно. Сейчас мало кто продолжает производство. Склады забиты, рудники закрываются. В шахты Туковых рудников у Краснохолмья уже мало кто решается соваться. Понятия не имею, что за дрянь понадобилась Закройщику, но если она существует, найдём. Иное дело колдун. Прошлого мага отыскали чудом. Повезло. Мальчишка приплыл откуда-то с запада. Возможно, сейчас добрые волны влекут его домой. Ну, о нём забудем. Найти 'настоящего сильного колдуна'. Где, интересно? В Глоре таких не найдёшь. Только мелочь. Приворотить чужого мужа, сделать собственного супруга импотентом, увеличить бюст, отвести глаза серьёзному покупателю от изъянов партии товара, — это сколько угодно. Но мы это и сами можем. Серебром или клинком. Вот с увеличением бюста нашим бойцам повозиться придётся. Но найти кого-то вроде мага, способного гонять стаи летучих мартышек?

— Либен, ты уже на полпути к глорским шлюшкам? — спросил меня король, толкая носком сапога.

— Я здесь, Ваше Величество, — пришлось на миг зажмуриться, — больное же колено, демон его...

Мы сидели на подушках в королевском покое. Утка уже была съедена, девки догрызали кости. Король долгих трапез не любил, — его желудок, кроме очищающих порций джина, ни в чём не нуждался.

— Кстати, хочу просить вашего совета, — задумчиво молвил король. — Вы мудры и многоопытны, мои друзья. Особенно по части шлюх. Либен не упускает случая понежиться в борделях Глора, учёнейшему лорду Закройщику достаточно силы его воображения. Сейчас вопрос прост: кого из потаскух оставить? Эй, хватит чавкать! Я уже понял, что всех вас не прокормить.

Девки замерли. Жани, продержавшаяся в королевской постели больше года, явно ждала чего-то подобного, остальные перепугались. Глаза новенькой Светленькой умоляюще расширились, — она пыталась перехватить королевский взгляд.

Эшенба поманил наложниц. Девицы подползли, согнувшись, на коленях. Жани, сквозь опущенные ресницы, смотрела томно и покорно. Даже на расстоянии я чувствовал идущий от неё сладковатый запах нутта, смешанного с еще более сладкими духами. Как-то король обмолвился, что рыжая сука, несмотря на постоянное опьянение, услужливей любой шлюхи Севера. Нутта Жани получала вдоволь, но странным образом до сих пор не утонула в блаженном идиотизме. И сейчас она, сохраняя отстранённое спокойствие, выглядела, хм, приятно. Остальные пытались выставить грудь и пособлазнительнее облизать губы. Видел я подобные манеры в дешевых портовых борделях.

Король двинул пальцем в сторону Жани, — рыжеволосая отползла в сторону.

— Итак, кто нам не нужен? — Эшенба делал вид, что выбирает. — Либен, твое мнение?

— Они все прекрасны. Честно говоря, я изловил бы ещё парочку для ровного счёта, — сказал я.

— О, благородный милорд непомерно любезен. Думаешь, шлюхи оценят твою учтивость? — в голосе короля мелькнуло очевидное презрение.

Мне очень хотелось сказать, что за годы подобные игры нам приелись больше, чем неизменная солонина. Я наблюдал забаву десятки раз. Какой смысл мучить потаскушек, когда всё решено?

Король обернулся к Закройщику:

— Что скажешь? Как оценит сучек глаз мудреца и книгочея?

— С вашего позволения, Ваше Величество, я бы убрал чёрную, — пробормотал подзаборный лорд-мудрец. — С точки зрения эротической эстетики, она явно не вписывается в ваш ансамбль. Если оценить её физиологические параметры...

Брюнетка, кажется, её звали Ила, побледнела и зажмурилась. Она действительно отличалась от конкуренток — крепенькая, круглощекая. Другие были схожи, — хрупкие, легконогие. Ила... ну, она была с окорочками. Сейчас из-под густо накрашенных ресниц катились слёзы.

???— Эс-тетика, — король с чувством покатал на языке мудрое слово. — Не знаю. Очень умно. Очень. Чересчур. Вероятно, мне ужасающе не хватает твоего образования. Я ведь начал было рассуждать просто. Подумал: зачем мне две белобрысые обжоры?

— Совершенно верно, — поспешил согласиться Закройщик. — И как я упустил из виду. Важна масть!

Король насмешливо покосился на него. Не знаю, с кем он сейчас больше играл. С девками, с образованным идиотом? Или издевался надо мной?

— Две белобрысые, действительно, как-то слишком, — задумчиво пробормотал Эшенба. — Что же делать?

Девок трясло. Обе плакали, но беззвучно, — король не любил громких звуков в своих покоях. Даже выражение девичьих лиц было схоже: одинаково молящее. Единственное различие: у новой Светленькой были надорваны углы губ, а старая, — её имя напрочь вылетело у меня из головы, даже если я его когда-то знал, — всё еще пыталась пособлазнительнее высунуть язычок.

— Смотри-ка, она всё еще хочет есть, — удивился король. — Нет, я просто не способен её прокормить. Решено!

Блондинка пискнула.

— Шлюхи, вы поняли? Одна здесь лишняя! — рявкнул король.

Первой кинулась на блондинку сидевшая в стороне Жани, оседлала колени обречённой подруги, прижала к ковру. Ила злобно обхватила жертву за плечи, — пухленькие руки в браслетах оказались сильны, — блондинка тщетно пыталась их разжать. Последней в волосы приговоренной вцепилась Светленькая.

— Держи! — король кинул ей короткий кожаный шнурок.

Светленькая суетилась, накидывая шнур на горло пытающейся трепыхаться девки. Наконец, захлестнула тонкую шейку, но теперь затянуться шнуру мешали ожерелья. Король кашлял-смеялся, наблюдая за вознёй. Девки ерзали неприлично, — блестели их оголённые взмокшие спины и руки, складки бархата и шёлка сбивались, оголяя напряжённые бёдра.

Я старался смотреть только на спину Жани. Рыжая девка не делала лишних движений. Не знаю, где она росла, но вряд ли нежилась на кружевных подушках богатого замка. Руки у неё... были правильные.

Закройщик, сидящий по правую руку от короля, просто окаменел. Похоже, развлечение его здорово увлекло. На толстом носу повисла здоровенная капля пота.

Последний хрип, пятки в мягких туфельках еще несколько раз ударили по ковру. Теперь слышалось только тяжелое дыхание девиц, выполнивших нелёгкую работу.

— Уберите, — с некоторым сожалением приказал король и тут же обернулся к Закройщику. — Кстати, тебе не понадобится для каких-нибудь опытов свежее мясо?

— Если позволит Ваше Величество, я бы проверил реакцию той кислоты... — выдавил из себя Закройщик.

— Твои опыты поистине бесценны для науки, — кивнул король. — Забирай.

Девицы с облегчением оставили тело, которое тащили к двери. Закройщик пытался взвалить труп себе на плечо, запутался в юбках. Наконец, выволок...

— Мой друг, — закричал король ему вслед, — будь осторожен. Она, наверняка, обмочилась. И почему они всегда так делают, просто ума не приложу... — он закашлял-засмеялся.

Жани подала бокал.

Глупо, но я не выдержал:

— Мой король, девка мертва. Пусть её спокойно примет море...

В следующий миг я не мог дышать. Рука короля с такой силой сжала мой ворот, что затрещала ткань. Я видел его пальцы, — на указательном лопнул старый шов, из-под лоскута сочилась темная жидкость.

— Что ты знаешь о смерти, чистый лорд? — прошипел Эшенба мне в ухо. — Ты любишь живых девок, наш друг — мёртвых. Кто-то из вас любит шлюх после меня, кто-то до меня. Стоит ли замечать разницу?

Железная рука заставила меня задрать голову выше. Король тряхнул кубок над моим лицом:

— Думаешь, вот это смерть? Нет, она глубже.

Белый червяк, щекоча, полз по моему носу. Ответить я при всём желании ничего не мог. Король и не нуждался в ответе. Оттолкнув меня на подушки, он отшвырнул кубок:

— Эй, Жани, — джину моему другу! Лорду Либену предстоит выезжать на рассвете...

Когда я выходил от короля, штормило, — стены раскачивались и ухали вниз. В галерее сидел Брехун и кормил мальчишку. На шее обезьяньего принца болталась верёвка, он устроился на чурбаке, неловко вытянув ногу. Глянул на меня зверёнышем, — видно, узнал. Но чечевичную похлёбку с солониной жрать не перестал. Я глянул на его битую ногу, — всё те же два обрубка копейного древка, грязные полосы ткани.

Видимо, джина во мне плескалось даже больше, чем я думал, потому что я повернул назад. Стукнул в дверь королевского покоя.

— Мой король, там этот мальчишка... Если нам от него что-то нужно, кость лучше вправить. Ибо сдохнет... В смысле, умрёт.

— Ты думаешь? — мирно отозвался король. Он лежал и его согревали девки. Я видел их среди подушек, — жались, ласкали многократно сшитую плоть.

— Лапа мальчишки распухла и синеет. Верный признак, — пояснил я приоткрытой двери и рыгнул.

— Скажи Брехуну и Коротышке, пусть повозятся, — проурчал Эшенба. — И пусть хорошо кормят выродка...

* * *

Поскрипывали колёса фургона. Я ехал чуть левее, копыта Смыка неторопливо ступали между заросших камней. Ветер изменился, — с моря несло солью, в которой таилось жаркое дыхание далёкого Жёлтого берега. К полудню здесь будет пекло. Пустошью нам придётся двигаться до завтрашнего вечера. Заночуем у Двух колодцев, утром выйдем на тракт. До Глора четыре дня пути.

В фургоне царило молчание. Сукс сидел на козлах, деловито встряхивая вожжами. Хвост лежал на пустых мешках: парню было совсем худо. 'Хвосту пришла пора подлечиться. У него слишком дрожат руки', — сказал король, и его пятнистые губы дрогнули в улыбке. 'Прихвати героя и будь милосердным'. Я понял. Лучнику сказали, что он едет к лекарю. Есть такой в Глоре, — умелый и не болтливый. Это уж точно.

Подъём тянулся полого, камней в еще зелёной траве было немного, фургон шёл легко. Хорошее время весна. Насекомых мало, йиены и пишачи бродят дальше в холмах. Впрочем, сейчас нам придётся сворачивать туда же. На подъеме будет сложно, — фургон хоть и пуст, но толкать его через осыпи ещё то удовольствие.

Слева сверкнул ослепительный морской простор. Из-под тента фургона высунулся Сукс:

— Милорд, прикажите сворачивать? Надо бы облегчиться.

Я поморщился:

— Давай. Без напряга.

Сукс хохотнул и полез из фургона. Хлопнул по колену Хвоста:

— Пойдём, брат.

— Да мне вроде не надо... — вяло пробормотал лучник.

— Надо-надо. Нам лучше знать. Да лук-то оставь... — Сукс без церемоний ухватил больного за шиворот.

Я сплюнул. Вот животное. Сказано же было, — мягко.

Оказавшись на земле, Хвост взглянул мне в лицо. Я молчал. Лучник попытался усмехнуться, но сил даже на это не хватило, он едва стоял на ногах.

— Пошли, брат, — Сукс потянул его за рукав. — У моря, на ветерке-то...

Я много раз видел, как умирают люди. Все без исключения надеялись пожить ещё. Хвост из настоящих бойцов.

Они шли к обрыву. Сукс подталкивал товарища в спину, — не терпится управиться, в городе давно не был, поразвлечься охота. Хвост ковылял с трудом, колени его старчески подгибались.

Я накинул поводья на скобу фургона, зашагал следом.

Ветер донёс слова Сукса, на краю обрыва развернувшего лучника к себе лицом:

— Мешок твой парни уже разобрали, а мне кинжал достанется. Да что ты глазами лупаешь? Оглох, что ли? Снимай.

Он потянулся к кинжалу конгерской работы, висящему на поясе Хвоста. Лучник вырываться не стал, колени его подломились, он ткнулся головой в живот бывшего товарища. Но я заметил движение костлявой кисти к голенищу сапога.

Видно, уже обрезали боги нить его жизни. Сотню раз я видел Хвоста в бою. Жилистый, костлявый, быстрый, как болотная гадюка желтушников, он и стрелой, и ножом бил без промаха. Но всё осталось там, в прошлом.

— Да стой ты, дохляк! — Сукс сорвал ножны с кинжалом и тут же ударил лучника в горло своим ножом. Отклонился, стараясь не запачкаться, и, упёршись ногой в грудь, отпихнул Хвоста. Лучник беззвучно исчез за кромкой обрыва.