— Это-то зачем? — поморщилась госпожа Верхозина.
— Не настаиваю, но... Инесса Романовна, это может оказаться важным. Весьма и очень.
Сопроводив свои слова вздохом недовольства, она сдалась:
— Ну, хорошо-хорошо. Расскажу, так и быть. Впрочем, рассказывать особо нечего, случай банальный. Приблизительно неделю назад забрел к нам коммивояжер, из тех, которые по бабским конторам шарахаются со всякой дрянью. Знаете, наверное?
Я кивнул, дескать, знаю, конечно.
— Этот, — не сбавляя темпа, продолжила госпожа Верхозина, — притащил зонты. Мало того, что сработанные кое-как, так еще и расцветок ужасных. Гадость. Тошнотворная гадость. Облить керосином и подпалить. Правда, Антонина Михайловна... — Тут госпожа Верхозина окинула меня быстрым взглядом и осеклась: — Ладно, это неважно. Важно другое. Когда этот проныра, так ничего и не продав, удалился восвояси, я обнаружила, что куда-то запропастился мобильный телефон. Костик сразу сообразил, куда именно, и тут же позвонил охране. Парни вроде как догнали воришку, однако упустили. Вертким оказался наш коммивояжер. Выскользнул, говорят, из рук, прыгнул в маршрутку, и всё — пишите письма мелким почерком. — После этих слов рассказчица с фаталистической, присущей сильным натурам решительностью махнула рукой. — Да черт с ним, с этим телефоном. По правде сказать, допотопным был. Давно собиралась новый купить, да все руки не доходили. Теперь вот дойдут.
— А как он выглядел? — стал я ковать железо, пока горячо.
— Телефон?
— Нет, коммивояжер.
— Никак. Не запомнила. Что-то невзрачное и суетливое.
Что чайной розе какая-то там убогая тля, задумался я. Ответил: ничего. И, чувствуя, что ее терпение на исходе, поторопился спросить:
— А больше ни у кого ничего в те дни не пропадало?
— Не знаю, не слышала, — ответила она.
Я стянул с мизинца перстень с топазом и протянул ей.
— Возьмите.
— Зачем?
— Надо. Оберег.
— Ай, бросьте.
Оттолкнув мою руку так резко, будто я дохлую крысу протянул, госпожа Верхозина тут же развернулась и вышла в коридор. Мне ничего не оставалось, как вернуть кольцо на палец (не мог же я его всучить силой) и выйти следом.
Секунду-другую еще теплилась надежда, что, увязавшись, сумею задать по пути два-три уточняющих вопроса, но, заперев дверь, упрямица попрощалась со мной таким тоном, что стало понятно: в моих рыцарских услугах тут не нуждаются. К тому же пошла почему-то не к лестнице, а в другую сторону, в сумрак коридора.
Провожая ее взглядом, я тихо сказал сам себе:
— Как это ни обидно, Хонгль, но, похоже, она считает тебя шарлатаном. И ты для нее, как тот вороватый коммивояжер, суть что-то невзрачное и суетливое. А помимо того еще и настырное.
Было ли мне на самом деле обидно? Не так чтобы очень. С самого рождения вбивали мне в голову назидание Великого Неизвестного: "Дракон есть существо, брошенное в мир, где его никто не ждет, где он никому не нужен, и где ему абсолютно не на что рассчитывать". Вбивали-вбивали и вбили. Теперь готов ко всякому. В том числе и к тому, что в ту пору, когда служил я помощником следственного пристава Сыскного управления при губернском обер-полицеймейстере, называли неглижированием, а в нынешнее время, если я правильно понимаю свою продвинутую помощницу Леру, называют емким словом "игнор".
Когда стук каблучков — да, уверяет разум, а сердце не верит — окончательно затих, я осадил себя мысленно: "Остынь, дракон, эта принцесса не из нашей сказки", вдохнул-выдохнул и отправился пытать охрану, чинить дознание.
Глава 5
То ли Красный Воробей, покровитель частных детективов, снизошел в тот час к моим проблемам, то ли звезды встали как надо, то ли выручил глупый случай, но один из героев погони дежурил в текущей смене. Некто Павел Рягузов по прозвищу Паша Занято. Доложил мне о том не в меру разговорчивый мужичок, гордо назвавший себя старшим смены. Мало того, что доложил, так еще и, поведясь на мое обещание выкатить ящик пива, отправил напарника подменить Пашу в будке у шлагбаума. Ну, а сам тем временем поведал мне, как родному, почему, собственно, Пашу Занято зовут Пашей Занято.
Дело, рассказывал мужичок, было так. Как-то раз (не при царе Горохе, уже при Путине) повелели верхние люди провести на базе института научную конференцию. Желание приехать высказали и японцы, и французы, и немцы, и финны, и всякие прочие поляки-венгры-чехи числом немереным. Здешнее начальство, дабы не ударить лицом в грязь перед заморскими мозголомами, решилось на косметический ремонт основного корпуса. Косметический ремонт в прогнившем здании — дело, конечно, подлое. Это, почитай, все равно, что макияж на лице старой проститутки: внешне — блеск, внутри — сифилис. Но куда деваться? Надо.
Надо-то надо, однако, как это у русских людей водится, к реализации приступили с огромным запозданием. Пока раскачались, пока то, пока се, пока смету утвердили, пока деньги выбили, в результате начали в последний момент, не то за семь, не то за пять дней до открытия конференции. Срок с учетом объемов убийственный, нереальный срок. Однако нанятые в спешке таджики, пусть и за счет качества, но, слава Аллаху, все-таки справились. Не хуже сказочного Вани-дурака, который, как известно, за ночь мост хрустальный для царя-батюшки выстроил. И все бы здорово, да вот беда: забирая поутру дня Икс нехитрый свой скарб, разбили братья-мусульмане в мужском туалете административного этажа один из унитазов. Разбили вдребезги. Насмерть. Выяснялось это дело слишком поздно, за пятнадцать минут до времени Че поставить новый фаянс не было уже никакой физической возможности. Разумеется: крик, вой, стон, сердечный приступ у зама по международным связям. И вот тогда-то Иван Иванович, зам по хозяйственной части, принял волевое и единственно верное на тот момент решение. Приказал спрятать в осиротевший кабинке одного из охранников, чтобы тот орал "Занято!", когда какой-нибудь возжелавший облегчиться немец, француз или, упаси господь, поляк подергает за ручку. Выпало идти как раз Паше Рягузову. Получив от судьбы короткую спичку, выпендриваться боец не стал, взял под козырек и справился с почетной обязанностью лучше некуда. Ни на секунду не покинул поста, отбился от настырных посягательств. И за то, что не выдал буржуинам главную нашу военную тайну, премия ему вышла от начальства в размере недельного оклада, а от друзей-сослуживцев — почетное прозвище.
Выслушав эту тянущую на героический эпос историю, я в свой черед рассказал об одном знакомом охраннике, которому случилось как-то раз сторожить экспонаты конкурса икебаны. Там такое дело вышло. Обходя в ночь перед открытием выставочный зал, повалил парнишка с постамента один из горшков. Ненароком, конечно, повалил, задел локтем спросонья. Сам горшок, к счастью, не разбился, но букет из него вылетел и рассыпался по полу на составные части. Парнишка, который, разумеется, ни черта не понимал в мудреном искусстве составления букетов, собрал все эти ветки-елки-палки и, руководствуясь собственными нехитрыми представлениями о гармонии (а точнее говоря, их отсутствием), затолкал назад в горшок. Поутру никому ничего не сказал, сдал смену и затаился. Каково же было его удивление, когда через некоторое время узнал, что наспех составленная им композиция получила не только главный приз жюри, но и приз зрительских симпатий. Такое вот чудо вышло на голом месте. И смех, как говорится, и грех.
В ответ на эту мою нехитрую байку, из которой, между прочим, можно сделать глубокий вывод, что творческий принцип: "Как бог на душу положит" — фиг какими заумными правилами и нормами перебьешь, старший смены начал рассказывать жуткую историю об одном озабоченном охраннике, умудрившемся заниматься сексом с девушками из Буркина-Фасо по телефону, установленному в кабинете директора института. Но каким образом наглеца вычислили, за какое место на крюк подвесили, какие счета кому пришлось оплачивать, услышать я не успел. В дежурке появился Паша Занято.
Он оказался простоватым типом с заспанным лицом и красными, как у кролика, глазами. На лихого удальца никак не походил. Это на первый взгляд. А там — как знать. Подобные валенки иной раз так заводятся, что бронебойным в упор не остановишь.
Я взял его под руку, отвел в холл перед гардеробом, где и объяснил в двух словах, по какому вопросу вызвал. Паша пошмыгал носом, почесал фурункул на шее и, не слишком вдаваясь, кто я такой и зачем мне это, собственно, нужно (раз старший в курсе, стало быть, все нормально), рассказал вкратце, как это они тогда так оплошали.
Рассказывал он вяло, без эмоций и тем походил на музейного гида со стажем. Но суть я уловил. С его слов получалось, что рванули они за коммивояжером-ворюгой на пару с каким-то там Юрой Смоляниновым, еще одним охранником. Гнались долго, настигли у автобусной остановки. Подхватили с двух сторон, сбили с ног, скрутили. Попинали немного, не без этого. Гад поначалу угрожал и обзывал по-всякому, потом бабки стал предлагать, чтоб, типа, отпустили. Но Паша с Юрой не прогнулись, ни-ни, больно надо. Вместо этого еще попинали. А фигли? Как по-другому было втемяшить, что поздняк метаться? Гад заныл, сопли до колен распустил и вроде как врубился, что попал конкретно. Только когда Паша за мобилой в карман полез (надо же было ментов как-то вызвать), гад встрепенулся, крутанулся и вырвался из рук. Паша с Юрой за ним, а гад впрыгнул в отходящую маршрутку и аля-улю. Вот, типа, и вся история.
С немалым интересом выслушав Пашину версию происшествия, я как бы между прочим спросил:
— А товар он бросил или успел прихватить?
До того вялые глазки Паши вдруг забегали.
— Какой такой товар?
И снова зырк-зырк по сторонам.
— Блудняк-то, Паша, не гони, — потребовал я и освежил его память: — Зонтики у него с собой были. Такие, знаешь, дамские.
— А-а, ну да, — сразу "озарило" проныру. — Точно-точно, были. В сумке. Вцепился, блин, в нее гад клешнями, фиг оторвешь. Не, не кинул. С собой уволок.
Врал Паша. Врал безбожно. Тут даже Взглядом не пришлось шерстить сознание, и так было ясно — отпустили они вора. Взяли деньги и товар в придачу и отпустили на все четыре стороны. А, скорее всего, и запустили в институт без пропуска они же. Не через форточку же, в конце концов, залез.
— Эх, Паша-Паша, — укоризненно покачал я головой.
Сообразив, что обо всем догадываюсь, Паша закусил удила:
— Как говорю, блин, так, блин, и было. Хочете — верьте, хочете — нет.
— Хочу, Паша, верить, — сказал я вполне миролюбиво, — очень даже хочу, да только вот не получается.
— Говорю, блин, срыл он от нас, — сосредоточенно рассматривая заляпанные носки форменных ботинок, пробубнил Паша. — И сумку уволок. Клетчатую такую. Кепарь, блин, бросил, а сумку уволок.
— Кепарь? — заинтересовался я. — Какой такой кепарь?
— Обычный, блин, кепарь, типа кожаный такой. Сразу, блин, сорвал я с него, как прихватили.
— И где она?
— Кто?
— Кто-кто. Кепка.
Опасаясь разоблачения и явно желая меня умаслить, Паша, голова бедовая, засуетился. Метнулся к дежурке, не обращая внимания на удивленные вопросы старшего, скинул матрас с топчана, поднял лежак, сунулся в рундук и откопал в груде старых форменных штанов-тужурок и прочей свойской дребедени трофейную кепку. Вынес и протянул:
— Во.
— Заберу на время? — попросил я.
Паша ничего не сказал, но скорчил гримасу, которая могла означать только одно — забирай к едрени-фени насовсем, только, блин, отстань.
Если бы курочка-удача не снесла это золотое яйцо, пришлось бы мне потратить полторы тысячи кроулей (а то и все две) на то, чтобы вытянуть образ коммивояжера-вора из памяти продажного охранника. Теперь необходимость в этом отпала, поскольку появилась возможность обратиться к Альбине Ставиской. Эта старая ведьма умеет с помощью личных вещей людей разыскивать, и я надеялся, что сумею к ней подкатить. Стопроцентной гарантии, что моя бывшая любовница сумеет определить точное местонахождение человека, который мог оказаться пособником колдуна или даже самим колдуном, конечно, не было. Но шансы, что сумею его найти, имея в голове смутный портрет, были и того меньше. А зачем ловить на шансы плохие, если можно попробовать на достойные?
За обещанным пивом я, разумеется, не пошел, к взаимному удовольствию заслал старшему охраннику пятихатку. А на Пашу стучать не стал, побрезговал. Вытряс на всякий случай словесный портрет вора (выходило, что он кощей кривоногий с родимым пятном на щеке), да и отпустил с миром. На прощание, правда, хотел посоветовать, чтоб в будущем вел себя достойно (в мои четыреста пятьдесят девять нравоучения, думается, простительны), но и этого делать не стал. Подумал, к чему? И без меня знает, что быть беспринципным пронырой неприлично. Прекрасно он это знает. Так же прекрасно, как и то, что быть благородным рыцарем — занятие глупее не придумаешь. Непрактично это в наше время — быть благородным рыцарем. Такие вот дела: пронырой — неприлично, но практично, а рыцарем — прилично, но непрактично. Знает он про все про это. Как нынче говорят, в курсах. Потому и мается. Все они маются. Люди. Существа, зажатые в тиски стыда и выгоды. Бедолаги, поставленные перед необходимостью постоянного выбора: быть или иметь? Никого из них не обходит стороной эта необходимость. Ни сильного мира сего, ни акакия акакиевича. Ни-ко-го. И постоянно в напряжении держит. А посему: слава Силе, что я дракон. Упаси, Сила, стать человеком.
Окрыленный тем, что в деле случились первые подвижки, я покинул здание института и бодрым шагом направился к стоящему за шлагбаумом болиду. Почти дошел, когда позвонил Воронцов.
— Тугарин у аппарата, — ответил я.
— А это я, — сказал вампир.
— Однако быстро ты. Неужели пробил?
Ответ прозвучал по-военному четко и с оттяжкой:
— Та-а-ак точно.
— Ну тогда, майор, докладывай, — в тон ему приказал я.
— Кинь на стол, и топай, — прежде сказал Воронцов кому-то у себя в кабинете, а потом, выдержав паузу, уже мне: — Докладываю. По дорожно-транспортному на Озерной двенадцатого числа сего месяца имеет место отказ от возбуждения уголовного дела. Потерпевшая, гражданка Мордкович Марина Рудольфовна, пересекала дорогу мало того, что в необорудованном для этого дела месте, так еще и на красный свет. Это если сухими словами протокола. А говоря, Егор, по-простому, девка сама под колеса кинулась.
— Точно?
— Точно. Свидетелей человек тридцать.
— Мне бы все равно с водилой перетереть.
— Учел. Записывай.
Я быстро выхватил из кармана записную книжку и примостился на капоте.
— Готов.
— Игошин Валерий Павлович, — стал диктовать Воронцов, — семьдесят второго года рождения, русский, ранее не судимый. Адрес есть, только он тебе вряд ли пригодится. Парень прописан на Депутатской, в общаге трамвайно-троллейбусного управления, но реально живет у бабы своей, где-то на куличках. Так что, Егор, советую прихватить фигуранта по месту работы.
— Дельный совет. А где работает?
— В "Автодорспецстрое". Это за супермаркетом по Рабочего Штаба. Знаешь такой?
