| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Был ответный дар. Шестигранная монетка, позеленевшая от старости. И шелковый шнур поизносился. Но я накрываю монетку ладонью, а она прилипает к коже.
— Один дирхем, — Катто отстраняет ладонь и, наклонившись, целует и монету, и кожу. — Когда-то я столько стоил.
Сказав это, он впивается пальцами в мой подбородок и заставляет запрокинуть голову. Еще не больно, но почти уже. И не Катто, но Янгхаар смотрит мне в глаза. А чернота его собственных непроницаема.
Бездна подобралась к самому краю.
— Ну что, дочь Ину, твой отец хотел знать, где мои корни.
— Он. Не я.
А Янгар не слышит.
— Сгнили. Давно. По ту сторону моря. Я понятия не имею, кто моя мать. Возможно, женщина, которой не повезло попасть в плен. Возможно, шлюха... хотя там, где я был, одно идет за другим. И я не знаю, кем был мой отец. Да и знать не хочу. Мне не нужен род, чтобы чувствовать себя сильным.
Он уже не целует — кусает губы едва ли не до крови, и отстраняется.
— Я был рабом. И сам добыл себе свободу.
Я же слышу его боль. Она вплетена в его кожу рисунком шрамов. И той характерной неровностью на левом боку, которая остается после того, как неправильно срастаются кости. И злостью, которая исходит от бессилия: прошлое не изменить.
Его память останется с ним, как моя — со мной.
— И все, что принадлежит мне, — выдыхает Янгар в губы. — Я взял сам.
Мне жаль его.
Но Янгхаар Каапо, который придумал сказку о собственной жизни, не примет жалости.
— Так что, дочь Ину, тебе не страшно?
— Нет.
— Ты станешь женой раба.
Я, не Пиркко. Для нее, пожалуй, все это имело бы значение. А мне... мне хочется успокоить раненую бездну, и я вынимаю монету из его пальцев.
— Здесь нет рабов.
Но есть меха. И пламя. И каменные свирели слепой Кеннике.
Есть ласка Катто.
И мое такое вдруг взрослое тело, которое откликается на нее.
Есть боль, неожиданно сильная. Она длится недолго, но я вскрикиваю. И слезы льются из глаз.
— Тише, Медвежонок, тише, — Катто собирает слезы губами. Он гладит влажные мои волосы, шепчет, что эта боль — мимолетна, она пройдет, забудется. И сам он сделает все, чтобы это случилось как можно раньше. Я вздыхаю.
Мне стыдно и за крик, и за слезы.
И за собственную слабость.
Я цепляюсь за его шею, тычусь влажными губами в ключицу, хватаю пряди волос.
— Так бывает, мой медвежонок. В первый раз у женщины всегда так бывает. Но только в первый, — Янгар берет меня на руки и несет к чаше с водой, и снова напевает колыбельную, вот только я не в силах разобрать ни слова. Язык незнаком.
Горячая вода уносит призрак боли.
— Так лучше? — Катто поглаживает спину.
— Лучше.
Настолько, что я вновь начинаю думать о неизбежном.
Наш брак заключен перед лицом богини. И эту нить, одну на двоих, уже не разорвать. Я слышала, что находились глупцы, которые пытались, но...
Судьба странно стелет дороги, и тем, кто однажды побывал в подземном храме, уже не уйти друг от друга. И что станет со мной завтра, когда грозный Янгхаар, тот самый, в глазах которого оживает бездна, узнает правду?
— Прости, — я обвиваю его шею руками, прижимаюсь к груди. — Прости, пожалуйста...
— За что?
За ложь.
За молчание.
За то, что задумал отец.
И за слабость, которая мешает рассказать правду. Я знаю, что у меня есть лишь эта ночь, и хочу, чтобы она продолжалась вечность. Но это невозможно.
— Завтра ты станешь другим, — я лежу в кольце его рук.
— Почему?
— Станешь. И возненавидишь меня.
Но убить не сможешь, поскольку боги не простят такого.
— За что?
— За то, что я — дочь Ину...
...неправильная дочь.
— Я знаю, — он говорит ласково и гладит по голове, пытаясь успокоить. — Не бойся, Медвежонок. Клянусь, что больше я не причиню тебе боли.
Кто знал, что Янгхаар Каапо не сдержит слово?
Глава 9. Рассвет
Первую женщину Янгару привел Хазмат, сказав:
— Развлекайся. Заслужил.
Три поединка.
Три победы.
Три мертвеца, оставшихся на арене. И длинная царапина, за которую Хазмат тоже спросит, но позже. Хозяин Янгу умеет выбирать момент. И сегодня решил проявить доброту.
Темнокожая нуба, на предплечьях которой памятью об утраченных корнях еще цвели родовые татуировки, работала при казармах. Она была не столь стара, чтобы выглядеть плохо, но достаточно опытна. И присев на постель, уставилась на Янгу белыми глазами.
Он же разглядывал ее слегка обвисший живот, полные бедра, обернутые красной тканью. Медные цепи, обвивавшие длинную шею, грудь, полную, с выкрашенными хной сосками.
— Хорош, — сказала нуба, приподняв грудь на ладони. — Я уметь много.
Она улыбнулась, показывая спиленные верхние зубы.
А Янгу попросил:
— Расскажи мне о своей родине.
Поняла? Нет.
Покачала головой, и толстые косицы, собранные на затылке узлом, рассыпались по плечам.
— Хазмат плати. Хазмат говори Тайко делать. Тайко делать. Не серди Хазмат.
В ее словах была своя правда.
Нуба и вправду была опытна, и даже пыталась притворяться, что ей не все равно, кто в этот час разделяет с нею постель. Но равнодушие проскальзывало и отчего-то злило Янгу.
Хотелось сделать ей больно.
Укусить.
Ударить. Наотмашь. До крови.
Останавливало то, что и удар она приняла бы покорно, улыбаясь, поблескивая белками глаз, из которых давным-давно ушла жизнь.
После этой женщины осталось ощущение грязи. И Янгу, впившись зубами в циновку, глубоко дышал. Алая пелена безумия, которую так долго пытался вызвать хозяин, подошла к краю.
Еще немного и выплеснется.
Удержал.
Потом, позже, к Янгару приводили других женщин. Хазмат не раз повторял, что по стараниям и награда. И казарменные шлюхи, безмолвные, безучастные, одинаковые в своем безразличии к работе, постепенно сменялись проститутками с улицы.
Те были дороже.
И глаза их были не столь уж пусты. Некоторые соглашались разговаривать, но все равно спешили выполнить работу, и от этой спешки в крови опять вскипало бешенство.
Янгу хотел... он не знал, чего хотел.
Женщину?
Хазмат приводил женщин, в конце концов, он даже позволял Янгу делать выбор. Блондинки. Брюнетки. Рыжие. Смуглокожие дочери пустыни. Или нахибки, бледные, с тусклыми рыбьими глазами.
Тонкие, что спицы, безгрудые саккийки.
И ленивые шаари, у которых красота напрямую с толщиной связана.
Иногда приводили не шлюх, но рабынь, от которых Хазмат желал получить крепкое потомство. Эти боялись и были покорны, что тоже злило.
Да, женщин было много.
И позже, в пути. Бродяги. И лицедейки, которые не брезговали продавать себя, когда заработать лицедейством не удавалось. Торговки... и первая законная добыча.
...женщина терпела его молча, отвернувшись и смежив веки.
А он напился, пожалуй, впервые в жизни, с полкувишна кислого вина. Да и то верно, Хазмат не позволял рабам то, что считал вредным.
Да, у Янгара было много женщин.
И по ту сторону моря, и по эту.
В последние годы они все чаще сами искали его. Останавливали взглядами, тайными жестами, появлялись в жизни, привлеченные не то силой, не то богатством, не то историей, которую он о себе придумал. Были и бесстыдные, и притворно-скромные, терявшие скромность за позолоченной дверью его спальни. Знатные. И простолюдинки.
Вчерашние рабыни.
Сдержанные. Холодные. Страстные.
Всякие.
И больше не было нужды заглядывать в глаза, чтобы поймать отблеск равнодушия, — их руки были холодны. Ни одна не прикасалась к Янгару так, как эта девочка. С нежностью? И с опаской, словно не веря, что действительно может коснуться. С осторожным интересом. Ласково, так, что он скорее угадывал, чем чувствовал ее прикосновения.
— Столько шрамов... — его Налле накрыла ладошкой те самые, что остались от медвежьих когтей. Удар, пусть бы и пришелся вскользь, оставил глубокие раны, и ребра сломаны были, а срослись неровно. И тонкие пальчики жены изучали смятый бок.
Она не отворачивалась и не кривила брезгливо губы, когда думала, что Янгар не видит ее.
— Тебя они пугают?
— Нет.
У Налле глаза вовсе не синие, темно-зеленые с золотой искрой, точь-в-точь, как ее камень. И волосы рыжие, не то медь, не то живое пламя. Не разглядеть.
Янгар пытается.
И наклоняется ниже, касается губами губ. Он знает, как быть с другими. А с нею?
— Что тебе подарить, Медвежонок?
— Зачем?
— Просто так...
...его дом полон чудесных вещей, но понравится ли он жене?
Она думает недолго, но лицо становится таким серьезным, словно этот подарок будет единственным на всю ее жизнь.
А Янгар ждет, гадая...
— Сапожки, — наконец, произносит Налле.
— Сапожки?
Он ждал другого, но... чего именно?
— Красные, — уточняет она. — И мягкие... это... не сложно?
Ничуть.
У нее будут самые лучшие сапожки, которые только можно добыть на Севере. И обещание это Янгар произносит на ухо. А касаясь губами шеи, повторяет вновь:
— Не бойся, больше не будет боли.
— Хорошо, — она устраивается на его плече. — Я не люблю, когда больно.
И ее ладонь выделяется на его коже светлым пятном. Оно скользит от шрама к шраму, и те, задубевшие, загрубевшие, ощущают это прикосновение.
— Я что-то делаю не так? — она смотрит снизу вверх. И во взгляде нет и тени страха.
Рыжие пряди переплелись с черными.
— Все так.
— Ты дышишь... странно.
Янгар знает. С ним вообще происходит что-то, чему он не имеет названия. И впервые ему стало больно от чужой боли, той, что вспыхнула в зеленых глазах. А мимолетный страх — вдруг эта, пережитая ею боль, отвратит? — вовсе непривычен.
Хазмат хорошо умел бороться со страхами.
— Дышу, — на ее виске билась синяя кровяная жилка. — Потому что ты рядом.
Пиркко-птичка... кто бы мог знать, какое сокровище скрывает Ерхо Ину.
И не жаль за него отданных камней. И сам Тридуба уже не выглядит врагом, скорее уж тем, кого стоит пожалеть: упорхнула Пиркко-птичка из Лисьего лога.
Села на ладонь к Янгару.
Как не спугнуть?
В подземельях нет ни дня, ни ночи. И факелы горят ровно. Но Янгар чувствовал, как стремительно уходит время. Скоро рассвет. Янгар научился определять его приближение еще в той, прошлой жизни. И сейчас отчего-то испытывал сожаление. С первыми лучами солнца откроются двери храма.
И по ту их сторону Янгара встретит новая родня.
Без радости, но по обычаю, расстелет Ерхо Ину дорожку из тростника. И коня подведет, черного, под алою попоной. А Кейсо приведет кобылицу серебристой масти.
Хороша она.
Тонкокостна, легконога и длинногрива. Янгар распорядился, чтобы гриву заплели в косицы, а косицы украсили драгоценными камнями. Чтобы попона златотканая до самой земли спускалась. Чтобы расписаны были охрой и басмой копыта...
Достойный дар для маленькой жены.
Понравится ли?
Придремала, обняв его за шею, и теплый нос уперся в плечо. Дыхание щекочет, и на сердце становится так легко, что Янгар не знает, что с этой легкостью делать. Ему хочется и смеяться, и кричать, и просто лежать, разглядывая лицо Пиркко...
...здесь нет рабов.
Не прав был Кейсо. Не оттолкнула дочь Ину, не уколола ядовитым словом.
Ласковая.
Приближение чужака Янгар ощутил кожей и, осторожно, стараясь не разбудить своего медвежонка, высвободил плечо. Перевернулся на живот. Подобрался, жалея о том, что из оружия при нем лишь руки... или вот до факела добраться можно.
— Господин, — шелестящий голос позвал из темноты. — Не гневайтесь, господин... меня послал ваш друг. Вставайте, господин.
Раб в серой хламиде не смел подойти близко и отворачивался благоразумно, не желая взглядом оскорбить супругу Янгара.
— Что тебе надо?
До рассвета есть еще время. И оно всецело принадлежит тем, кто ищет милости капризной Кеннике.
— Меня послал ваш друг, — чуть громче повторил незваный гость и обернулся в темноту прохода, словно опасаясь, что за ним следят. — Тот, который толст.
Кейсо?
— Он велел передать, что... — раб облизнул губы и съежился. — Что... вам надо уйти. Сейчас.
— Зачем?
Янгар встал.
То, что происходило сейчас, не укладывалось в обычаи.
— Он велел передать, что... у вас больше нет дома. И ваши гости... не гости вовсе, — с каждым словом раб отступал в темноту. — И что утром у ворот храма вы встретите смерть.
— Стой.
Раб остановился, прижимаясь к стене.
— Господин. Пожалуйста. Если меня здесь увидят...
Сколько Кейсо заплатил этому человеку, чтобы он, отданный под крыло храма, нарушил его законы? Гости, значит... дома нет... и утром за воротами... а жрецы... что жрецы? Они не отвечают за происходящее вне стен храма. Знали? Возможно.
Вмешиваться не будут.
— Поспешите, — прошептал раб.
Янгар погасил алое пламя бешенства, которое рванулось, желая смерти, не важно, рабу ли или же предателю Ерхо Ину. Сначала одному. Затем — другому.
Или другой, которая спала, утонув в меховых покрывалах.
Один взгляд на нее, и ярость отступила.
Быть может, раб солгал или перепутал? Не способен же Ерхо Ину желать зла собственной дочери. Не рискнет разломить ее судьбу пополам.
— Идемте, господин. Спешить надо.
Раб прислушался к темноте.
Уходить? Пожалуй, вот только Янгар должен забрать кое-что свое.
Он подхватил Налле на руки, и когда она вздрогнула, сказал шепотом:
— Это я.
— Уже пора? — сонная, она была мягка и беззащитна.
— Пора, — Янгар коснулся лба губами. — Обними меня.
Обняла. И ничего не спросила, когда Янгар понес ее не к отделанным медными пластинами вратам, которые должны были открыться незадолго до рассвета, но в боковой неприметный проход. Только прижалась сильнее. И сердечко стучит-стучит...
Темно.
Янгар хотел взять факел, но раб замотал руками и вытащил из-под полы свечной огрызок, оплавленный, грязный. И огонек, рожденный им, был слаб.
Но хватило. Сказалась Хазматова выучка.
Раб шел быстро, ступая беззвучно, настоящая храмовая крыса, из тех, о существовании которых не задумываешь, пока однажды не переступаешь границу крысиного мира. И вдруг кольнул страх: а если не Кейсо отправил посланника? Если как раз-то Ерхо Ину, тесть дорогой? Или кто-то из гостей, благо, найдутся желающие оставить Черного Янгара в подземельях.
И не извне удара ждать следует, но со спины.
Слух обострился.
И обнаженная кожа ловила малейшие токи воздуха.
Ничего. Никого. Только раб и свеча в его руке. Только дрожащая девочка, которая вцепилась в Янгара. Ей куда страшнее, и ему хочется успокоить, сказать, что все обойдется. Но слова разрушат тишину.
Но вот раб остановился перед дверью, обыкновенной, дубовой, на тяжелых завесах. Он скользнул в нишу, выдолбленную в стене и сжался.
Привратник.
И старый, если позволено без цепи гулять.
Или опытный, научившийся избавляться от цепей так, чтобы этого не заметили.
Сколько обещал ему Кейсо за помощь? Много. Столько, чтобы хватило рабу на новую жизнь. И ведь Кейсо не сегодня его нашел, но много раньше, спеша упредить несуществующую опасность.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
