| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А затем у нас завязалась беседа по сельскому хозяйству. Кулаков, сев на своего любимого конька, разошелся и начал мне рассказывать о планах модернизации сельского хозяйства. Я с удивлением услышал из его речи слова фермерское хозяйство, кооперативы. Интересно, похоже, он совсем не понимал, что это абсолютно тупиковый путь развития села.
Когда мы уже разговаривали, почти, как давние знакомые он спросил:
-Сергей Алексеевич, ты как насчет коньячка, я сейчас помощнику скажу, нам принесут
-Федор Давыдович, обижаете, что я такому гостю не найду чего налить,— сказал я с улыбкой, думая про себя,— ну не повезло тебе товарищ Кулаков, наверно станешь теперь трезвенником.
— Федор Давыдович,— а все же пить то вам не очень хорошо,— сказал я после того, как мы выпили по рюмке.
-Сергей, да ты не волнуйся, мне после спиртного всегда легче становится.
-Так, это до поры до времени. А вот пить вам Федор Давыдович нельзя, сказал я, чуть выделяя последнее слово. Не будете пить, масса проблем исчезнет.
Потом мы с еще поговорили, про набирающую силу кампанию, о изменениях конституции и союзного устройства.
— Знаешь, Сергей Алексеевич, я считаю, что давно этим вопросом надо было заняться. Да у нас все так считают. Вот Юрий Владимирович недавно на обсуждение принес территориальную разбивку Союза на округа, мы несколько дней обсуждали. Он у нас, все последнее время чем-нибудь удивляет. Да, интересно, помню, он вот так же пробивал институт Международного прикладного анализа в Вене, совместно с США организовать.
Организовали, Уже все работает. Так вот недавно пришел мрачный, как туча, и предложил его закрыть. Столько денег вбухали, сам ведь нас уговаривал. Но он нам кое-что рассказал, пришлось действительно принимать решение.
Я сидел и думал:
— разошелся ты Федор Давыдович не по делу, я тебе всего немного и дал разговориться. Так ты мне, пожалуй, все секреты разболтаешь. Не дошло еще до вас, наверно, НЛП.
Встревоженный неожиданными откровениями Кулакова, я поспешил прекратить этот разговор и повел его на первичный прием, чтобы, решить вопросы дальнейшего обследования. Мне пришлось еще в течение двух часов сопровождать его, и только во второй половине дня, довольный Кулаков в сопровождении своей охраны покинул больницу.
Я же вновь уселся, готовить свой отчет о поездке в Англию, планирую попозже позвонить по этому поводу генералу, который посещал меня совсем недавно, скрывать контакты с представителем иностранных спецслужб было очень неразумно.
Поэтому, подробно изложив все события, которые имели место за три дня пребывания в Лондоне, я приготовил отчет для отправки адресату.
Через несколько дней мне позвонили и сказали несколько фраз. Это был условный сигнал для встречи с куратором.
Когда я зашел в квартиру, там, к моему удивлению, сидел, уже известный мне генерал, начальник управления. Мы поздоровались, а он, увидев удивление, явно написанное на моем лице, сообщил:
Сергей Алексеевич, я ведь тебе уже говорил, напрямую мы с тобой общаться будет. Нам лишние звенья не нужны. Хочу сказать, заинтересовались мы твоим контактом. И найти его не представляло трудности. Ну-ка погляди.
И он протянул мне фотографию, явно, сделанную где-то на улице, около моей гостиницы.
С фотографии на меня смотрел Джо Саммерс. Поняв, что я узнал фото, генерал довольно хмыкнул:
-Не зря за тобой присматривали. Ну, вернее за вами обоими, так что не зазнавайся. Если бы ты просто с улицы был человек, а то, сам знаешь, кого лечишь. Я ведь специально один пришел, давай поговорим еще раз по этой встрече.
Ты, конечно, неплохо все обрисовал, можно даже твердую четверку поставить, но все-таки расскажи мне все еще раз. А я послушаю.
Уходил я с этой беседы взмокшим, как мышь, хоть я и приготовился к вопросам, но так, пожалуй, меня еще никто не трепал, да еще с улыбочкой на лице.
К моей инициативе, сделать вид, что предложения Саммерса меня привлекли, генерал отнесся скептически:
-Сергей Алексеевич, ты с кем решил поиграть с профессионалом, да он таких, как ты на раз два раскусит. Так, что даже и не надейся, что на тебя теперь кто-нибудь выйдет. Хотя в жизни бывает всякое, может, и такое случится, но англичане, обычно таких ошибок не делают.
Я шел домой и думал, что наблюдение за мной, теперь будет еще более плотным, чем раньше.
Дома царила суета. Оказывается, к нам неожиданно приехал отец.
Обе внучки уже висели на нем, а он довольным этим обстоятельством рассказывал им какую-то сказку. До этого времени, нас родственники визитами особо не баловали, и если приезжали, то на один — два дня, потому, что в двух маленьких комнатках, было и так не повернуться. Спать приходилось на полу, и если ночью кому-нибудь приспичивало в туалет, надо было осторожно перешагивать через спящих. Сейчас же когда мы жили в роскошной, по мнению родственников, трехкомнатной квартире, у нас почти все время кто-нибудь останавливался.
В результате я узнал о существовании кучи родни, о которой раньше даже не слышал. Это иногда утомляло, но ничего не поделаешь, все пути, как говорится, ведут в Москву.
Отец, приехав в столицу, целый день ходил по делам. И только сейчас соблаговолил придти. О своем приезде он, конечно, сообщать и не подумал. Хорошо, что мама догадалась позвонить Ане на работу. Поэтому, когда я пришел домой, на кухне уже жарилось и парилось содержимое холодильника.
в котором, с тех пор, как я стал личным врачом Брежнева, завелись неплохие продукты из спецпайка. В принципе, почти все из него можно было купить в эти годы и так, но, благодаря ему, не надо было стоять в очередях, и бегать по магазинам.
Вскоре мы сели за стол, после нескольких рюмок отец разговорился.
Надо сказать, что мой отец, после того, как стал директором спортивной школы, очень быстро стал известным в спортивных кругах нашего города. Он всегда был неплохим лыжником, даже во время войны, когда уже было ясно, что мы побеждаем, он несколько раз выступал на соревнованиях и был в числе призеров. Конечно, когда я смотрел на пожелтевшую от времени вырезку из фронтовой газеты, где говорилось, что старший лейтенант Андреев занял первое место на десять километров с результатом 44 минуты, то в первой юности мне казалось, что это не тот результат, которым стоит гордиться. Но теперь я понимал, что для тех лет — это было вполне приличное время.
А он, неожиданно, оказался талантливым тренером, и его воспитанники уверенно лидировали на северо-западе России и уже начинали входить в сборную Союза.
И сейчас он с возмущением в голосе начал рассказывать об интригах и нравах царящих в Москве. Его воспитанникам, которые смогли показать отличные результаты, заявлялось московскими тренерами, во-первых, они должны, отказаться от своего тренера, во-вторых они должны во время сборов готовиться по их методикам, и пользоваться анаболиками. Его ученики, которых он тренировал со школы, естественно бежали к нему с вопросами, должны ли они выполнять эти требования.
-Я всем им сказал, не вздумайте брать эту гадость в рот,— возмущался отец,— они, конечно, последовали моему совету, и их сразу убрали из сборной.
Только один паренек, согласился, он долго извинялся, передо мной, ну, что же делать, я сказал ему, что ты взрослый человек сам принимаешь решение.
Я сидел и думал, вот ведь, еще особо не говорят о вреде анаболических гормонов, а отец нюхом чует, что это так. Эх, если бы он знал, что пройдет всего через сорок лет, и о такой сборной можно будет только мечтать. А выступать на международных соревнованиях начнут не лучшие спортсмены страны, а те, чьи тренеры дальше ушли по пути растаскивания бюджетного пирога вместе со спортивными функционерами.
Я, тем не менее, его поддел, что он, ругая обходные пути и все такое, сам привез полчемодана финских и шведских лыжных мазей, чтобы презентовать понемногу нужным людям.
Тяжело вздохнув, отец сказал:
-Ну, что же делать, я кому-то мази, мне что-то другое, без смазки в наше время никак. Это только наша мама такая принципиальная — никогда ничего, и никому.
Он рассказал, посмеиваясь, что после того, как какими-то путями в обкоме и горкоме партии узнали, что я являюсь личным врачом Брежнева, отношение к маме, и раньше бывшее предупредительным, стало таким, что она, приходя домой, долго матерится, чего за ней никогда раньше не водилось. Но, тем не менее, похоже, что ее принципиальность, и решительность в работе произвела впечатление и ходят слухи, что быть ей в этом году первым секретарем горкома партии, а может, ее возьмут на должность завотделом в обком.
Наконец, в нашей беседе прозвучало слово — Конституция.
-Послушай, Сергей, ты все же ближе к руководству. Не подскажешь, кто наверху поднял такие вопросы. У нас ведь за это время уже три партийных собрания было. Ты же знаешь, что у нас парторганизация крошечная и то инструктора с горкома прислали, чтобы обсудить проект изменения Конституции, и устройства Союза. Когда я в первый раз статью Суслова прочитал, то, как-то еще не вполне понял, что это будет означать для страны. А вот когда началось обсуждение подробностей, даже у нас, где все обычно сидели, только руки поднимали, и то начались обсуждения, Ильича, например чуть Кондратий не посетил, от того что страна название изменит. Но знаешь, что интересно, я на этих собраниях в первый раз узнал, кто у нас какой национальности, ну вернее финнов то я и так по фамилиям все знал, а вот, кто карел, кто вепс даже и не подозревал. А этот инструктор с горкома, специально их поднимал и просил мнение свое высказывать. Так у меня такое впечатление сложилось, что им абсолютно все равно, будет Карелия автономной республикой или Петрозаводской губернией.
Зная, в отличие от отца, что нас, скорее всего, если и не слушают, то все рано пишут, я старался особенно много не говорить.
-Папа, у нас ведь тоже было партийное собрание, также обсуждали статью Суслова. У меня сложилось ощущение, что этим шагом, партия намерена еще более укрепить единство страны. Ну, ведь вам наверно примерно это и инструктор горкома говорил. Но конечно, это все идет из Политбюро, видимо, там решили, что настало время для таких масштабных преобразований.
Отец сидел задумавшись:
-Ты понимаешь сынок, просто странно это все. Вот посмотри, когда Хрущев нашу Карелию из Союзной республики сделал автономной, никого и не спросили. А когда Никитка еще и Крым хохлам отдал, тоже ведь никто не пикнул. А сейчас смотри еще почти год до съезда партии, а уже такие дебаты идут. Вот я бы, например, и не советовался и не ждал, а сразу бабах и все.
Я засмеялся:
-Ну, папа, ты всех разбабахаешь, артиллерист ты наш. Ты сам посуди, сколько вопросов надо решать, где будут областные центры, границы новых областей в некоторых местах надо, наверно будет менять. Да много еще чего, сразу в голову не придет. А денег, сколько на все это надо будет. Так, что все интересное начнется только в следующем году.
Мы еще немного поговорили на эту тему, но вскоре в нашу беседу вмешалась Аня:
-Эй вы, горе — политики, вам не надоело решать вопросы строительства социализма в одной отдельно взятой стране. Что у вас за привычка, как сядете за стол, так или коммунизм строите или международные проблемы решаете. Можно подумать, что с вами кто-то посоветуется.
Вот вы Алексей Анатольевич, лучше посмотрите, какие мне джинсы Сережа из Англии привез.
И Анна гордо продефилировала мимо нас в туго обтягивающих ее симпатичную попку джинсах.
Мы с отцом оба синхронно уставились на эту попку. А когда Аня остановилась, отец, с удовольствием, разглядывая стройную фигурку моей жены, улыбаясь, подмигнул мне.
Я начал рассказывать о конгрессе, но мой рассказ особого впечатления не произвел.
Подробностями моей первой заграничной поездки отец особенно не интересовался. Но бутылку дешевого виски, купленного в аэропорту в дьюти фри на остатки валюты, он с удовольствием сунул в чемодан.
-Попробую дома с тестем твоим, с войны ведь не пробовал. Интересно за эти годы лучше стала, тогда гадость такая была, плевались все, но пили.
Проговорив допоздна, обсудив и вспомнив всех, кого смогли мы, наконец, улеглись. Утром, отец уже собрал свой чемодан и заявил, что после пробежки по делам намерен посетить ГУМ и ЦУМ, а потом, не заходя к нам, отправится домой. Так, что мы распрощались, и, пообещав регулярно звонить друг другу, отправились на работу.
Сегодня мне надо было опять встречать Кулакова и лично сопровождать его на обследовании. Его история болезни лежала у меня в сейфе, и еще несколько томов было в архиве, но они меня не очень интересовали.
Как обычно перед обследованием таких людей весь персонал ходил взвинченным. Все-таки ангиография— это не игрушки, на любой стадии обследования может случиться все, что угодно, от обморока до остановки сердца.
Как мы и договаривались, Федор Давыдович прикатил без опозданий к десяти утра и я побежал его встречать. Когда мы зашли в огромный кабинет с ангиографом, Кулаков, присвистнул:
-Вот это техника, почти как космическая.
Мы сели за стол, и я сообщил еще раз ему и его помощнику о проводимом обследовании и возможных осложнениях.
Конечно, было бы неплохо при проведении обследования сразу провести баллонную ангиопластику, расширить коронарную артерию сердца, если там действительно есть сужение. Но, увы, в данном случае — это было невыполнимо. Если я еще мог, в связи с показаниями, провести обследование, то для решения об оперативном вмешательстве, нужно было собирать консилиум из нескольких видных специалистов, с участием Чазова и документально оформлять все свои заключения.
Так, что на сегодня в наших планах было только введение контраста в коронарные артерии сердца и снимки для уточнения локализации атеросклеротических бляшек. Но и эта операция была достаточно опасна. Поэтому сегодня у нас в соседнем кабинете в полной боевой готовности находились два реаниматолога со всем набором необходимого инструмента.
Кулаков, державшийся вполне прилично, когда было нужно лечь на операционный стол немного замандражировал, хотя премедикация ( инъекция успокаивающего средства)ему была уже сделана. Но все дал себя уложить. И только хмыкнул, когда его руки и ноги привязали к столу.
Сегодня мне никому нельзя было передоверять эту манипуляцию, и я уже был готов. Кто бы подумал, глядя на всю эту суету, что пройдет совсем не так много времени и эта сейчас все еще достаточно экзотическая манипуляция станет будничной, почти как и все остальные, и совсем необязательно быть доктором медицинских наук, чтобы ее проводить.
Я сделал доступ через кубитальную артерию, оставляя в запас бедренную для возможного стентирования, и ввел проводник. Ориентируясь на экран ангиографа я медленно провел проводник через артерию плеча в подключичную, затем в аорту и наконец в левую коронарную артерию, затем по проводнику был проведен катетер и введен контраст. Автомат сделал серию снимков, но и так я уже ясно видел нарушение кровотока в нисходящей ветви коронарной артерии. В правой коронарной артерии все было в порядке. Итак мой первый кандидат на стентирование среди членов Политбюро появился, а так, как все операции до этого прошли успешно можно было рассчитывать на положительное решение врачебного консилиума.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
