Таиландский детектив (Черновик. Общий файл)

— Госпожа Арухманова, для меня большая честь познакомиться с вами.

Катя неуверенно улыбалась этому господину с аристократической внешностью, особый шарм которой придавали посеребренные виски густой, аккуратно уложенной черной шевелюры. На мизинце, когда он складывал ладони, блеснула массивная золотая печатка, а его костюм был явно сшитый на заказ.

— Позвольте представиться: N., преподаю в университете Чингмая историю древнего Сиама и являюсь одним из инициаторов приезда сюда профессора Тихомирова.

— Мне очень приятно. Присаживайтесь кхун N. — Катя указав на стул, села на кровать. Она боялась поверить в происходящее и даже, кажется, боялась дышать. Воспользовавшись предложением, гость сел.

— Меня, как и преподавательский состав университета потрясло известие о гибели профессора Тихомирова, — скорбно покачал головой N. и, поправив очки в золотой оправе, продолжал: — Я мечтал о личном знакомстве с ним, хотя и не совсем разделял его взглядов на миграцию племен в Азии. Но ведь всякое утверждение, а тем более, такого человека как вашего учителя, на чем-то основано. Я следил за его раскопками в Монголии и читал доклад с которым он выступил в Пекине, — N. вздохнул и опять покачал головой. — Какая потеря для науки. Мы решили почтить память этого достойного человека и талантливого ученого, который не боялся разрушать сложившиеся стереотипы. А чем можно почтить ее, как не продолжением начатого им дела? Вы согласны со мной?

Катя сдержанно кивнула.

— После визита в университет, энергичного господина Ку, что привез нам разрешение из Понипорна предоставить для вашей работы наши экспонаты, было решено, и не мной одним, что вы изложите на предстоящей выставке теорию г-на Тихомирова.

— Для меня такая честь... Я польщена... — пробормотала Катя, не смея верить услышанному.

— Честь для университета, чьи стены примут его ученицу, которой он вправе гордиться. К тому же среди студентов о вашем мужестве ходят легенды.

— Мужестве? — переспросила Катя. Она не думала, что ее желание выжить, можно было назвать мужеством.

— Мы верим, что наш дух-хранитель находится в голове, — и г-н N. дотронулся до своего, посеребренного сединой виска, — а потому эта часть тела особенно священна для нас. Наша вера зиждиться на строжайшем табу: нельзя прикасаться к голове другого человека. Вы же прошли нелегкое испытание, но, тем не менее, ваш дух не сломлен. Это о многом говорит. Но перейдем к насущному. Какой день лучше всего подойдет для вашего доклада? Разумеется, мы будем исходить из того, когда вы поправитесь и когда вас выпишут из больницы.

— Сегодня, — едва, справляясь со своим волнением, поспешила сказать Катя. — Я выписываюсь сегодня.

— О! Это хорошая новость. Я вас поздравляю. Значит, мы можем с господином Ку назначить дату вашего выступления.

— Но сначала мне бы хотелось поработать с вашими экспонатами, если вы не против, — бухнула Катя, понимая, что своей наглостью может отпугнуть любезного г-на N. и все свести на нет.

— Мы предоставим вам для исследований лабораторию университета, в любое удобное для вас время, — чуть помолчав, сказал господин N. И поднялся. — Не буду больше утомлять вас госпожа Арухманова. Отдыхайте. Надеюсь, увидеться с вами завтра в университете, — он достал визитку и протянул ее Кате. — Здесь мой телефон и номер аудитории, где вы всегда сможете застать меня.

Распрощавшись с господином N., Катя помчалась звонить из холла больницы Виктору, чтобы он немедленно забрал ее отсюда и сообщить, что выставка все же состоится.

* * *

— Катя, — Виктор повернулся от окна, за которым тонул в душном вечере Чиангмай. По освещенным многочисленной рекламой и фонарями улицам, двигался, истерично сигналящий, сплошной поток машин. — Не пора ли закругляться? Ты вроде мечтала посмотреть тайские танцы. Эй! Оторвешься ты, когда — нибудь от микроскопа или нет?

— Который час? — не меняя позы, спросила Катя, продолжая вглядываться в мощный окуляр прибора.

Виктор не ответил. Ее волосы, собранные в высокий хвост, отливали мягкими бликами в свете лампы.

— Посмотри-ка на это, — пробормотала она, кажется, позабыв о своем вопросе. — Что ты скажешь на это?

— Кать, мы достаточно потрудились, что бы понять — теория Александра Яковлевича не подтверждается. Прими это.

— Витя...

— Хорошо, — сдался он. — Я посмотрю что там, но ты освободишь для нас завтрашний вечер. В конце концов, ты только что из больницы и...

— Да хоть сегодняшний.

— Брысь, — тут же согнал он ее с места и, усевшись, взглянул в окуляр, наведя нужную резкость. Меньше всего ему хотелось, в который уже раз, смотреть в микроскоп. Вот на Катю он смотрел бы и смотрел. Почему то, в топике и мятых шортах, открывавших загорелые ноги, она, среди академической обстановки лаборатории, вызывала у него острое желание. И сейчас стоя рядом с ним, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, ожидая его ответа, она сбивала его с толку, мешая сосредоточиться. И ведь они, черт бы все побрал, остались в лаборатории одни.

Катя, не подозревая о смятении Виктора, рассеяно оглядывала стеллажи, тянущиеся вдоль стен, заставленные папками, журналами, реактивами, колбами и колбочками, широкий длинный стол посреди комнаты с двумя компьютерами, сканером, принтером и увеличительным стеклом на шарнире, прикрепленном к столешнице. Виктор поднял голову и, стараясь не смахнуть локтем, лежащие под рукой рисунки — реконструкции примитивных гончарные изделий, посмотрел на Катю снизу вверх.

— Ну и что ты хочешь от меня услышать? Что наши черепки в том же состоянии, что и при отъезде из Москвы? — "Черт, да что со мной такое!". Перепачканная чем-то Катина щека, будоражила, чем самые откровенные фотографии "Плейбоя". — Здешний климат повлиял на их состав лишь самую малость.

— Ха! Под микроскопом образец чиангмайского черепка.

— Разве? — Виктор перевел взгляд на микроскоп, потом на Катю. Она кивнула и ее хвост, качнувшись, мягко лег на изгиб шеи.

— Надо же... Так... — Виктор вновь вгляделся в микроскоп. — Кварцевые вкрапления и примеси... что и в монгольской глине... есть крупнозернистые включения, — забормотал он про себя. — Сильно повышено содержание окислов железа... — он поднял голову. — Но ведь мы смотрели. Спектральный анализ охры монгольского и тайского сосуда неоднороден и по гранулированному составу и по содержанию красящих окислов.

— Состав песка тоже отличается. В тайской глине его больше, — добавила Катя.

— И ты можешь это объяснить?

— Все дело в приспособлениях, которыми пользовались древние для его просеивания. Например, монгольские гончары пользовались шкурами с мелко нарезанными прорехами, а тайские, обычными плетеными корзинами или бамбуковыми ситами.

— Но анализы показывают, что состав обоих изделий не однороден, так чему ты радуешься?

— Да он и не должен быть однородным!

— И у тебя на этот счет, конечно же, есть объяснение? — усмехнулся Виктор.

— Само собой. Только не у меня, а у Александра Яковлевича.

— Кать, поосторожней с выводами, ладно. Тут может иметь место простая торговля или вывоз награбленного, либо просто обмен.

— Конечно, но техника обжига, лепки, окрашивания, нанесения узора, разве не похожи? Я заказала полный каталог гончарных изделий найденных в здешних захоронениях и ты сам увидишь...

— Мы их посмотрим завтра. Теперь тебе и мне необходимо отдохнуть. Иди-ка сюда, — взяв Катю за руку, он притянул ее к себе на колени.

Девушка, все еще размышляя о своих черепках и каталоге, машинально повиновалась. Из состояния сосредоточенности ее вывели губы Виктора, прижавшиеся к выбившейся из-за ее ушка пряди волос. Вдыхая едва различимый аромат ее духов, он медленно провел пальцем по ее колену и бедру.

— Щекотно, — тихо засмеялась Катя, взглянув ему в лицо. Ее глаза блестели от сдерживаемого смеха. В их уголках лучиками разбегались легкие морщинки, делая ее совсем юной.

— Поедем в отель, — тихо попросил Виктор.

— Зачем? — удивилась Катя.

— Когда ты повзрослеешь? — его охватило раздражение. Он не мог понять: она действительно так проста, или морочит ему голову. — Ладно, пошли гулять.

— В уличные кафешки? — с надеждой спросила Катя, зная, что он предпочитает рестораны с приличной публикой, которая ничем не отличалась от московской. Она же мечтала прикоснуться к местному колориту.

— В уличные кафешки, — покладисто вздохнул Виктор. — Потому что тебя, никуда больше не пустят в таком виде.

— Не очень то и надо, — довольно хмыкнула она.

Они вышли в душный вечер, миновав университетский двор, обсаженный высокими пирамидальными деревьями и аккуратно подстриженными кустами жасмина, чьим густым ароматом был пропитан воздух, и мимо смеющейся группки студентов, вышли на оживленную, шумную улицу, где их оглушила игра уличных музыкантов, смешивающаяся с ревом и сигналами проносящихся машин. Пройдя мимо роскошных витрин, ярких реклам и чопорных швейцаров, с поклоном встречавших разряженных посетителей у освещенных дверей ресторанов, они свернули в тихий переулок.

Сюда выходили служебные двери офисов, чьи окна сейчас наглухо закрывали опущенные жалюзи. После этого тихого переулка, Катю оглушил гомон и крики продавцов, когда они неожиданно вышли на улицу, буквально утопавшую в цветах.

Здесь торговали одними цветами. Их разнообразие просто поражало. В этом цветочном царстве можно было приобрести как маленький элегантный букетик, искусно сплетенную цветочную гирлянду, так и целую корзину, искусно составленной цветочной композиции, а то и просто охапку цветов. Из-за одуряющей смеси ароматов у Кати разболелась голова, и они поспешно миновали эту улицу, выйдя туда, куда хотели.

Теперь, от дразнящих аппетитных запахов, идущих от открытых очагов и лотков, украшенных разноцветными фонариками, раскрашенных тележек у Кати засосало под ложечкой и требовательно заурчало в животе. Тут больше господствовали запахи жареного мяса, специй, жира и пряностей. У очагов, прямо на земле, стояли корзины парного мяса, свежей рыбы, кур, зелени, овощей и разнообразных сортов риса: от белого до бурого.

Молодые люди остановились у открытого очага, на нем, на большом скворчащем противне, жарились кусочки курицы под банановым соусом. Виктор заказал большой кусок, который им хватило бы с лихвой на двоих, но продавец, энергично принялся настаивать на двух порциях, снижая цену, а когда они уступили, посоветовал взять им по стакану розового вина. Попробовав курицу, Катя поняла, почему к блюду полагалось брать вино — она оказалась такой острой, что ее просто необходимо было чем-то запивать. Свои порции они так и не одолели, выпили вино и поспешно ретировались из-за столика.

Потом с интересом наблюдали за приготовлением акульих плавников и закуски из лягушек, впрочем не горя желанием их попробовать. Выбрав, место, где было почище и потише они устроились на скамейке за столом, сделав заказ подбежавшему к ним мальчугану.

— Май сам, прик кхе нуи, на ка, — попроси Виктор. Мальчик закивал головой, блеснув смышлеными глазами и, через несколько минут, вернулся с блюдами, которые ловко стал выставлять перед ними на столик.

— Пла не теа, — пожелал он им приятного аппетита и отошел.

Креветочный суп пробовали осторожно. Хотя он не был перенасыщен специями, но остроту курицы сбить так и не смог. Во рту все равно горело.

— Давай поженимся, — вдруг сказал Виктор, прервав молчание.

Катя знала, что такой разговор рано или поздно состоится, но все равно была застигнута врасплох, и теперь водила ложкой в своем креветочном супе, не зная что сказать.

— Поверь, я смогу обеспечить не только наше будущее, но и будущее наших детей, — продолжал он, а она не смела поднять на него глаз.

— Ты же знаешь, как я к тебе отношусь и что ты для меня значишь, особенно после того как тебя похитили. Скажи что-нибудь...

Катя положила ложку и вытерла ладони о колени. Проблема была в том, что она не знала как объяснить свое чувство к Виктору. Скорее это была дружба, но и назвать его близким другом было нельзя. Просто ей было легко с ним. Она чувствовала, что он испытывает к ней нечто большее, а он видел, что она все знает и вроде не против питаемых им чувств, а потому оба не торопились. Катя понимала, что дружеская теплота еще не любовь, а его страстность которую он порой не мог сдержать удивляла ее. Ей не верилось, что она может внушить подобное и что такое может происходить с ней. Она же, простите, не героиня киношного сериала или любовного романа. Ну, почему надо было начинать этот разговор так не вовремя?

— Ты тоже мне не безразличен, — кашлянув, осторожно начала она. — Но сейчас я ничего не смогу тебе сказать... я просто не знаю... давай поговорим об этом, когда все закончится. Когда мы приедем домой.

— Как хочешь, — сухо отозвался молодой человек и принялся пристально рассматривать прохожих.

Обиделся. Что поделать если ее дружеское чувство, не смогло перерасти в любовь, как это случилось с ним. Меньше всего она желала разбить ему сердце. Только не ему. Поэтому ей так необходимо время. Быть может, она наконец осознает, что из Виктора получится не плохой муж и ее сердце раскроется ему. Ведь часто бывает, что в браке дружба перерастает в любовь.

-Что ж, в конце концов, ты мне не отказала, — бодро произнес он, справившись с собой. — Раз надо ждать, то подождем. Может, пойдем отсюда?

Катя была благодарна ему и посмотрела на него с интересом. Виктор открылся с неожиданной стороны, сумев ради кого-то подавить свой эгоизм, отодвинув свои желания на второе место.

Они проходили мимо фруктового ряда, когда девушка, соблазненная изобилием невиданных фруктов, решилась попробовать джекфрут и личи, напоминающий виноград и лансу, насчет которой, ее не предупредили, что семечки его горчат и потому несъедобны. Катя отплевывалась до тех пор, пока Виктор не подвел ее к лотку со сладостями. Они наспех купили какой-то белый, рыхлый, похожий на пену, десерт, и сели на лавку за длинный стол с нависающими над ним гирляндами разноцветных фонариков. Странное кондитерское изделие было выложено на одноразовую пластмассовую тарелочку, но ложки к нему, по-видимому, не полагалось и Катя взялась есть руками.

Пожилая пара туристов, устроившаяся напротив, то ли англичане, то ли американцы, с доброжелательным любопытством, посматривали на них, чем изрядно смущали Катю, которая была не в силах разлепить пальцы от вязкой, тягучей сласти, но она хотя бы, сбила горечь от коварной лансу.

— Вам понравилось? — вдруг спросила женщина, по-английски.

— Очень сладкое и липкое, — улыбнулась Катя, показывая склеенные пальцы.

— Генри эта штука тоже не понравилась, — женщина кивнула на своего спутника с красным, обожженным солнцем лицом, контрастировавшее с седыми волосами. Волосы женщины тоже седые, но с приятным фиолетовым оттенком, были искусно уложенные в короткую прическу.

— Меня зовут Джудит, а мужа Генри. Мы из Манчестера, — и оба улыбнулись, показывая ровные молодые зубы.

— Катя.

— Виктор, — представились молодые люди.