За завтраком хозяйка пребывала в прекрасном настроении и восхищенно щебетала о прошедшем бале. Кстати, небольшой прием — это чуть более четырех дюжин гостей. Я специально посчитала.

— Я еще раз хочу поблагодарить Вас за приглашение. Столько счастья и радости. — повторяла я слова признательности и за подарки, и за праздник.

— Да и ты всем праздник устроила. — улыбнулся граф. — Ольга сказала, ты сама сделала наряд за день?

— Ну у меня же не было с собой ничего подходящего. Пришлось импровизировать.

— Милая, а почему у тебя импровизировали портнихи по цене хорошей лошади? — нежно поинтересовался граф у жены, а та скорчила грустную гримасу.

— Зато наряд Ольги Александровны можно выставлять в музее, а мой — только на один раз показывать в легких сумерках. — примиряюще высказалась я.

— Для Вас — просто Ольга, моя милая. — прощебетала хозяйка, и мне вдруг стало сомнительно относительно наименования таблеток. Дома я пересыпала их из блистеров в бутылочки, но вдруг где случайно попался транквилизатор? Сколько всего говорят о фальсификации медпрепаратов.

Короче говоря, и сегодня я опять не уехала. Начинало складываться ощущение, что я застряну тут навечно. Об этом я решила расспросить хозяина дома и города, в котором он стоит.

— Николай Владимирович, я, конечно, очень признательна за все, что Вы для меня сделали, но не пора ли мне домой? — задалась я вопросом, поймав его в библиотеке.

— А разве тебе тут плохо? — он чуть приподнял глаза от очередной стопки бумаг.

— Очень хорошо, но и обременять Вас как-то не хочется...

— Вот и живи пока...

"Дорогой мой Фролъ Матвѣевичъ!

Съ наилучшими пожеланіями и поздравленіями съ Новымъ Годомъ и Рождествомъ! Отъ всей души поздравляю и желаю всяческихъ благодѣяній Вамъ, Антону Семеновичу, Ѳеклѣ, Агаѳьѣ Никитишне, Данилке и Авдею. Я всё еще не теряю надежды добраться до Саратова въ эту зиму, но врядъ ли раньше окончанія Святокъ смогу покинуть домъ губернатора Татищева. Очень настоятельно прошу запускать шитье тѣхъ самыхъ салфетокъ хотя бы въ расчетѣ нѣсколькихъ сотенъ дюжинъ. Думаю, пора."

Конечно, в этот раз в доме Татищевых меня принимали намного теплее чем, когда либо, и, скорее всего, это предельный возможный уровень близости для нас, но я уже начинала тяготиться своим пребыванием. Мои полутраурные туалеты выглядели явно бедненько на фоне московской неуемной роскоши, разговаривать было не с кем, а газеты в праздники были на редкость скучны. К графине приходили гости и меня пару раз усаживали на диванчик в углу, вынуждая слушать сплетни о людях, которые мне не знакомы. Чтобы уж совсем не заснуть от тоски, я начала вышивать салфетки для собственного дома — потому что трилистник-то был мне еще по силам. То, что выходило, можно было с гордостью выдавать слепым гостям. Мое поведение называли коротким словом "Дичилась", и то, только из уважения к должности свекра. Внедрение в великосветскую тусовку шло плохо.

Ко вторнику, когда приближалась уже неделя моего вселения в дом родственников, а дата отъезда все больше покрывалась туманом, состоялось второе пришествие Тюхтяева.

— Ваше Сиятельство, какая радость встретить Вас в столь прекрасном расположении духа! — умилялся он, как дурак фантику.

— И Вам, Михаил Борисович, тоже доброго утра! Чем могу быть полезна? — уходи, милый, уходи и не возвращайся.

— Да вот, пообщаться хотел. Укрепить, так сказать, знакомство... — он извлек из недр сюртука свой потрепанный блокнот, карандаш и похлопал рядом с собой на диване. — Устраивайтесь поудобнее, Ксения Александровна.

— Да лучше я постою. — я подошла к окну и оперлась на подоконник. Когда-то на тренинге по управлению персоналом, нас учили, что дискомфорт для противника стоит малых потерь для себя. Но казалось, что сыщик вообще не замечал ни света, бьющего в глаза, ни подчеркнутой холодности. Хотя, скорее всего, его обычные собеседники были еще менее приветливы, чем я.

— Как Вам угодно, сударыня. — он покопался в записях и продолжил. — Я тут уточнить кое-что хочу. Касательно коробки.

— Что именно?

— Почему Вы решили, что она представляет опасность? — и смотрит так невинно.

— Любезный Михаил Борисович! Все гости, пришедшие к Его Превосходительству, оказались без особой поклажи. И только он — с огромным коробом. Вел себя очень странно, был полностью погружен в себя. А я читала про всяких таких...

— То есть Вас озаботило поведение человека настолько, чтобы лишить его сознания? — невозмутимо продолжил он.

— Господин упал на пресс-папье. — отчеканила я и замкнулась.

— Сударыня, не обижайтесь, все Вы правильно сделали. — Он постучал карандашом о блокнот. — А чем Вы сейчас занимаетесь? — внезапно сменил тему.

— Вышивкой. — я извлекла из сумочки несчастную салфетку, которую гость долго изучал.

— Сударыня любит современную живопись? Эти новомодные художники... — протянул он после некоторого раздумья.

— Это — клевер. — обиделась я и спрятала лоскуток обратно.

— Ну да, конечно. — он чуть покраснел. — Я слышал, Вы дом достроили в Санкт-Петербурге.

— Да, у меня осталось небольшое наследство от моего бедного супруга. — к чему эта проверка счетов?

— Необычное занятие для графини. Стройка, торговля... — он хитро улыбнулся.

— Я не скрываю свою историю. Глупо отрицать прошлое.

Еще раньше, когда принимала решение о вхождении в аристократию, догадалась, что у хомячка просто хороший PR, в отличие от крысы, поэтому скрывать то, что может потом выйти боком не стала. Да, история Золушки, вынужденной работать, пока еще не самый писк моды, но и позор в этом меньший, чем мутное пятно на биографии. Тем более, что замужество благополучно отмывает почти любое прошлое, особенно если свекор — губернатор второго города Империи. То, что некоторые двери для меня будут закрыты — не так тяжко, как если сначала пустят, а потом выгонят.

— Вы вряд ли захотите скучать в салонах. — полуутвердительно продолжал гость.

— Современная женщина всегда сможет найти интересы по вкусу.

— В молебнах-то? — скептически приподнял бровь он.

— Есть в жизни место и Богу, и суете. — перекрестилась я. Вот попробуй, прижми теперь.

— Но чем Вы займетесь теперь? Новое замужество, семья...

— Или путешествия, наука, искусство... Михаил Борисович, на все воля Божья. Будь посланник графа в пятницу порасторопнее, я бы спокойно сидела в своей спальне пока этот человек заходил к графу. Будь граф торопливее или я сообразительнее — нейтрализовала бы его раньше, и тогда глядишь — Ваш сотрудник мог выжить. Мы с Вами тут можем загадывать много разного, но жизнь — цепочка случайностей.

— Верно рассуждаете, графиня. Рад, очень рад, что не ошибся в Ваших умственных способностях. — потер он руки. — А как Вы смотрите на возможность служить Отечеству?

— Мне? Это в качестве кого? — признаться, я ожидала допроса, всяких нездоровых измышлений о прошлых делах...

— Как Вы понимаете, я состою на службе в Особом департаменте. И нам не помешала бы помощь особы с такой интуицией.

Ищейка-чудотворец что ли? Ты на мне еще мишень нарисуй и в горнило революции пятого года выпусти. Отличная мысль!

— Я как-то плохо представлю себя на канцелярской работе, Михаил Борисович. А другое женщине Вы вряд ли предложите.

— Ну отчего же? — он готов был выложить множество льстящих моему самолюбию вариантов, вроде внедрения под прикрытием. — Можете просто наблюдать и делиться своими наблюдениями.

— То есть стать шпионкой? — про Мату Хари пока еще не знают, а мысли уже есть. — Достаточно, Михаил Борисович. Я не обладаю столь кротким характером, чтобы работать в государственной бюрократической системе. И держать меня с расчетом, что я еще кого угляжу — непродуктивно. Да что говорить, я только что новоселье справила, переезжать в Москву не намерена.

Чуть было не палилась, назвав Москву столицей. Но это ж надо, как у него фантазия работает!

— Так что пока наша беседа не имеет практической ценности. Но раз уж Вы столь трогательно заботитесь о моем времяпрепровождении, отвечу Вам любезностью — Вашим сотрудникам полезно изучать труды ученых-психологов. Есть такое направление — профайлинг. Это определение типа поведения любого человека и прогнозирование поступков. Обычно каждый из нас оценивает и анализирует поступки других исходя из того, как поступил бы сам. А это в корне неверно...

На меня уставились с недоверием и иронией.

— Взять к примеру Вас. Мы не знакомы, общаемся второй раз, а другой информацией, помимо собственных наблюдений я пользоваться не хочу, так что эксперимент будет чистым. Судя по всему, служба для известного нам обоим статского советника — фундамент всех прочих ценностей. Она заменяет многие социальные роли, отчасти замещает семью и дает возможность реализовать все потребности: и в обеспечении нужд жалованием, и в общении, и в уважении — Вас ценят сотрудники и другие люди, например, Его Высокопревосходительство. Вы самореализуетесь, совершенствуя собственные навыки. И неосознанно предполагаете, что и другие люди ориентируются на такую же схему, modus operandi. Но у кого-то базисом будут только собственные желания — и тогда ему потребуются совсем другие аргументы. Кто-то превыше всего ценит борьбу ради борьбы — и с ним не сработает все вышеперечисленное. Так вот, профайлинг — это исследование самих моделей поведения, а после уже — поиск тех, кто в нее вписывается. Куда эффективнее, чем простое просеивание всех свидетелей. Этот метод не заменит, а дополнит то, что Вы используете.

— Так-так-так. Давайте-ка еще раз. — он пару раз моргнул, словно отгоняя наваждение, и начал делать какие-то пометки.

— Теперь вернемся к нашему случаю. После Рождества все ходят с визитами. Младшие — к старшим, подчиненные — к начальствующим. Поведение каждого при этих визитов в общем-то традиционно — засвидетельствовать почтение, закрепить связи и обменяться сплетнями. Порой можно решить какие-то дела, но в целом это когда взрослые мужчины меряются... статусами. Такова традиция.

— А Вы, сударыня, жестоки и циничны не по годам.

— С удовольствием разочаруюсь в себе. — парировала я. — Господин Гершелев оказался в необычной среде: его окружали высокопоставленные чиновники, чье внимание было бы полезно привлечь к своей исполнительности. Но он вообще не реагировал ни на насмешки над своими коллегами, ни на другие события — сидел, погруженный в свои мысли, просветленный, улыбался, даже не рассматривая публику. Хотя там было на что посмотреть и кого послушать. Он не отреагировал на женщину рядом до тех пор, пока я сама не приблизилась к нему. Тогда сработала вбитая с детства вежливость, но и после этого он не пытался поддержать разговор. Более того, в его отношении ко мне появилась нотка презрения после того, как он услышал мой титул. Ну пусть он застенчив от природы — тогда что он делает в кадровом департаменте и как застенчивость и презрение к титулу могут сочетаться? Он не попробовал наладить даже зрительный контакт с более близкими ему по статусу сотрудниками. Когда мы вошли к Его Превосходительству, понял, что не все идет по плану и попытался использовать запасной вариант, выхватывая пистолет — вот тогда у него появились эмоции — и раздражение мной, и ненависть к Николаю Владимировичу. Все тревожные признаки по отдельности ничего не значат и могут быть объяснены иначе, безобиднее. Но все вместе вызывает обеспокоенность. Попробуйте использовать эту идею в работе — лишней точно не будет.

— Интересные теории Вы излагаете, Ксения Александровна. Где же такому учат? — заинтересовался гость.

— Я много читала в деревне, а потом долго молча наблюдала за людьми в лавке. — я уселась-таки на стул. — Хотя сколь-нибудь системного образования не имею. Посему в практической работе бесполезна.

И улыбнулась. Приятно иногда блеснуть интеллектом, хотя получилось, что высунулась еще больше. И вряд ли сценаристы "Criminal Minds" опирались на работы ученых столь глубокого прошлого. Но с Тюхтяевым не сдержалась — наверняка есть у него талант разговорить даже дерево.

Распрощались мы с ним без явственных обид, но с заметным его недоумением. И вот что мне не молчалось? Этот, если захочет, раскопает все, что не надо — вон как глазами зыркает.

Перед завтраком лакей на серебряном подносе подал мне коробку конфет и пресс-папье с фигуркой совы.

На мой немой вопрос веселящийся граф ответил.

— Чем-то ты Михаила Борисовича поразила. До того он женщинам подарки не делал. Даже... Никому, в общем, не делал.

Ольга Александровна повертела сову в руках.

— Странные подарки. И сам он тоже. — обратившись ко мне с жаром продолжила. — Не думаю, что Вам, Ксения, стоит поощрять его знаки внимания. После маскарада я получила столько писем с восторгами относительно загадочной рыбки, что мы сможем устроить Вашу судьбу куда лучше.

Я проглотила даже не комок, а целую жабу в горле.

— Да я как-то не готова к... устройству судьбы. — как же можно было упустить подобную угрозу.

— Мы все очень любили Петеньку и будем его помнить, но Вы так молоды и еще сможете завести семью, деток и.... — она щебетала, щебетала, а я тоскливо смотрела поверх ее головы на графа. Тот безмолвствовал.

— Вы очень добры ко мне, графиня, но вряд ли я встречу кого-то лучше. А с худшим связываться незачем. — я всхлипнула и пошла к себе, по пути прибрав подарки.

Как я пропустила момент, когда Ольга решила выдать меня замуж? В общем-то решение вполне понятно — чем ожидать от меня всяких непредсказуемых поступков, способных навредить фамилии Татищевых, проще передать меня с рукой, сердцем и ответственностью кому-то еще. А уж если эта передача принесет определенные дивиденды ей и мужу -вообще замечательно. Так я стала активом, инструментом для построения связей и себе не принадлежащим приложением к имени. Жаль, ведь почти поверила, что могу стать частью семьи. Тошно как-то. Сразу вспомнился Фрол, принимавший меня вслепую, независимо от обстоятельств. Хотя и для него я старалась приносить пользу, но он больше уважал мою свободу. И понятнее стало, от чего сбежал Мефодий.

Кстати, надо сообщить прислуге, что я задерживаюсь. Хотя там и писать-то некому — и Евдокия, и Мефодий оба не шибко грамотны, и понимают только примитивный счет в деньгах, так что придется просить Лугова оповестить их о моем пребывании.

Я уже начала собирать вещи от расстройства, когда разразился апокалипсис местного масштаба. Над домом раздавались крики графини и даже что-то разбивалось. Неоднократно разбивалось.

Я высунулась в коридор, где как раз пробегала очередная горничная.

— Что случилось, голубушка?

Та помялась и шепотом на ухо:

— Графиня гневаются. Очень. Письмо получили и гневаются.

Судя по всему, у графа обнаружился выводок в полдюжины внебрачных детей, как минимум. Я немного помедлила, но решила пойти узнать, стоит ли готовить траурный наряд или погодить пока. Граф встретился в коридоре обеспокоенным и несколько смущенным.