По краю Вечности

— Когда ты поняла, что время пришло?

Странно, подумала я с отстраненным удивлением, что люди Вечности не лишены некоторого любопытства... Но я всегда умела заинтересовать собой и заинтриговать.

— После Небесного храма, — я мрачно посмотрела перед собой. — Но от понимания до принятия — дорога длинная...

— Даруй ребенку силу судьбы и назови ее имя. И помни, у тебя есть только ожидание мира. Когда оно завершится, путь будет пройден. А ожидание скоротечно. Тебе недолго осталось.

— Благодарю, — хрипло пробормотала я.

— Удачи.

И с традиционным искательским прощанием храмовница протянула мне колоду карт. Приговором. Окончательным. Вот и все... И увидеть конец пути нетрудно, и Вечность не так страшна, как ее предчувствие и мимолетное ощущение...

Вестница повернулась и растворилась в провале, а я осторожно перебрала старые карты. Карты пути — последнее творение Великой, позволяющее людям без судьбы при инициации выбирать дорогу новой жизни. А проживет Эри действительно недолго... но — проживет. Без проклятья, полной жизни и сил. И магии света. Дрожащими руками я сложила один к одному пустые потертые листы и на негнущихся ногах спустилась с постамента, устало осев на последней ступеньке.

Молчун черным псом неслышно подкрался ко мне, сел рядом и положил голову на мои колени. В янтарных глазах тускло замерцала мудрая печаль. Карты, так тщательно собранные, рассыпались по пыльному полу, когда я крепко обняла своего единственного друга и спрятала лицо в густой, мягкой, пахнущей снежной сыростью шерстке. И долго сидела, дрожа и не решаясь взглянуть на него. Молчун тихо заскулил.

— Не надо... — мой голос срывался. — Не жалей меня. Я справлюсь. Ты же знаешь, я смогу. И пройду свой путь до конца... только прежде нужно найти тебе другого хозяина.

Я обняла его морду и посмотрела в грустные янтарные глаза:

— Да, и все верно. Я давно не живу, а существую, и, как бы ни хитрила, Вечность неизбежно меня настигнет... А так я успею сделать нужное дело и помочь невинному существу обрести жизнь. Детей нам иметь не дано... — я вымученно улыбнулась. — Но теперь Эри отчасти и мой ребенок. Понимаешь?..

Молчун отвел глаза, уныло вздохнул и понимающе мяукнул. Я тихо хмыкнула. Быть может, однажды я пожалею о том, чего лишилась сегодня, а пока... пусть все остается, как есть. Я снова собрала карты в колоду и, подойдя к креслу, осторожно разбудила Эри. Та недоуменно заморгала и, испуганно оглядевшись, настороженно посмотрела на меня.

— Тяни две карты, — я протянула ей колоду. — Любые.

Девочка нерешительно изучила пухлую стопку листов и вытянула одну карту сверху, а вторую — снизу. Я отложила колоду в сторону и показала своей подопечной, как расположить выбранные карты в углублениях на кресельных подлокотниках.

— Будет больно, — мягко предупредила я, прижимая ладошки Эри к потертым листам. — Потерпишь?

Она кивнула и зажмурилась. Ну, что ж... Теперь пути назад точно нет. Позади меня тихо каркнул Молчун. Благодарю за поддержку, дружище... Я собралась с мыслями и быстро пробормотала ритуальную фразу, которой меня научил приемный отец. Будучи темным, он искренне полагал, что инициировать людей без судьбы придумал Девятый, чтобы искупить свою вину перед бездетными от природы последователями. И я, говорил он, как человек мрака, тоже должна этой тайной владеть, ведь жизнь — штука непредсказуемая, и случиться может всякое. И оно случилось.

— За твою жизнь — свою жизнь, за твою судьбу — свою судьбу, и да поможет тебе Вечность обрести истинный путь, лишь для тебя предначертанный и тобою выбранный...

И предусмотрительно прижала руки Эри к подлокотникам. Тельце ребенка скрутила судорога. Девочка, хрипя от боли, пойманной пташкой забилась в невидимых путах, а из углублений вырвалось два снопа блекло-серых искр, сквозь которые проступили очертания древних рун. Терпи, малышка, осталось всего ничего... Левый от меня сноп засиял снежной белизной морозного утра. Я невольно улыбнулась. Дитя света, ты не могла не выбрать магию Первой... Правый сноп, помедлив, свернулся тугим узлом. А я не могла не передать тебе часть своего дара... И ты тоже будешь искателем, и одним из сильнейших, готова поспорить. Жаль, что я этого не увижу...

Искры погасли, оставив слабый и терпкий запах магии, а моя подопечная открыла глаза, полные невыплаканных слез. Я бережно сняла ее с кресла и крепко обняла, утешая и баюкая, а Эри, уткнувшись носом в мой живот, всхлипывала и судорожно вздрагивала. Я вздохнула и заставила себя расслабиться. Теперь можно не бояться неизвестности... Теперь... всё.

— Вот и все, солнышко, — прошептала я, присела и поцеловала девочку в макушку. — Боли больше не будет, мы скоро вернемся к маме, и... не хочешь посмотреть на свои руки?

Эри, утерев слезы рукавом платья, нерешительно подняла руки и взглянула на свои ладони. Вечность стерла с них грубые родимые пятна, начертав жизненные линии, которые складывались в два четких рисунка — в символ Первой на правой ладони и в символ искателей на левой. А с ауры сошло пятно проклятья, и, как и я обещала Таит, ее дочь ничем не отличалась от обычного ребенка. И видели отныне оба глаза, и тусклая седина превратилась в искрящееся серебро густых волос, и вернулись краски на неживую половину лица.

Я взяла Эри за плечи и осторожно подтолкнула вперед:

— Ну-ка, дружок, пройдись.

Она неуверенно сделала несколько шагов и завертела головой, изучая старый мир и заново открывая для себя новый. И учась по-новому и видеть, и слышать, и двигаться, и — жить.

— Кто я теперь?.. — обернулась ко мне.

— Светлый маг и искатель, — отозвалась я. — И совершенно новый человек с новой жизнью и с новой судьбой.

В голубых глазах мелькнул страх. И, поглоти меня Вечность, я прекрасно ее понимала, ведь однажды переживала подобное. Растерянность, неуверенность и — ужас. Безотчетный, бессильный и беспомощный страх даже не будущего, но настоящего — того, в котором ты то знаешь себя, то не узнаешь, и отчаянно боишься себя нового, и безумно боишься за себя настоящего. И страшишься не удержать новое и потерять старое, когда уже невозможно ни остаться собой прежним, ни отказаться от себя обретенного.

Я обняла Эри за плечи и посмотрела в ее глаза:

— Не смей бояться себя. Не смей, слышишь? Принимай то, что есть, и не позволяй страху изуродовать твою личность. Будь собой, гордись собой, уважай себя и никогда от себя не отказывайся, понятно?

Девочка молча кивнула.

— Учиться заново жить и узнавать себя — это не только страшно, но и страшно интересно, поверь, — добавила я мягче.

— Скажи... и с тобой тоже... такое случалось? — осторожно поинтересовалась она.

— Не совсем, — ответила уклончиво. — Но мне приходилось жалеть о том, что я не родилась кем-то другим... И приходилось учиться понимать себя и принимать, не отказываться от себя и не бояться, даже когда... — я запнулась и отвела взгляд. — Даже когда от этого зависело мое будущее, да и не только мое. Может, сейчас ты не понимаешь всего... Понимание приходит со временем. Просто запомни то, что я сказала, договорились?

— Ничего не бояться, — тихо повторила Эри и шмыгнула носом. — Я запомню...

— Смотри, — я шутливо погрозила ей пальцем. — Через пару лун приду и проверю.

Девочка неуверенно улыбнулась, а я помогла ей надеть плащ, подобрала свои вещи и, дождавшись Молчуна, подошла к высоким створчатым дверям храма Вечности и разбила зелье перехода. Мне срочно нужно отдохнуть... а с Джалем я прощусь потом. Без свидетелей. Наедине с собой и собственной памятью. Сейчас же — домой к Таит, пока я не упала в обморок посреди храма. Инициация, оказывается, отнимает столько сил...

И, признаться, я не поняла, как добралась до лежака. Единственное, что запомнила, это счастливые слезы Таит, ее сбивчивый лепет благодарности и мое ответное невнятное бормотание о срочном отдыхе и чем-то еще. И — быстрее в сон, пока...

* * *

...Я шла по узкой тропе и на ходу читала летопись эпохи Великой. Через четыре дня начнутся экзамены на звание практиканта-"хвостика", и мой наставник, зная, что я специализируюсь на эпохах Изначальности — Великой, добыл разрешение, позволяющее мне брать из хранилища любые нужные летописи. И по утрам, перед учебой, я убегала из надоевшей ступени гильдии в сад и бродила там, читая, разбирая и запоминая. Благо, в Дождливую луну находилось мало желающих составить мне компанию, и я занималась в гордом одиночестве. Только Джаль заглядывал проверить, не умерла ли я с голода, приносил перекусить и рассказывал последние сплетни.

В густых древесных кронах зашуршали первые дождевые капли. Я поспешно свернула летопись, спрятала ее в карман плаща и, присев на корточки, затаилась под раскидистой елью. По сырой, покрытой желто-коричневой травой земле приветливо застучал дождь. Я с удовольствием вдыхала пронзительно-свежий воздух, напоенный запахами прелой хвои, пряных трав и влажной древесной коры.

Пожалуй, я одна из немногих по-настоящему любила Дождливую луну, несмотря на сырость, грозы, лужи и грязь. Почему? Не знаю. Может, потому, что в умиротворенном шепоте дождя звучали голоса, рассказывающие сказки и легенды прошлых эпох. Может, потому, что бесконечные потоки воды уносили прочь страхи и сомнения, расслабляя, смывая прошлое. Или потому, что дождь сужал мир до ощущения самого себя наедине с самим собой, в теплом и ненавязчивом одиночестве, которое ни с кем не хотелось делить. А может, потому, что я родилась в сезон Дождливой луны. И с ощущениями скорого дождя во мне просыпалась небывалая жажда деятельности. Да и нужно ли искать причины для объяснения привязанности к чему-либо?..

Не боясь испачкать плащ, я сидела на сырой траве, рассеянно наблюдала за льющейся с небес водой и мечтательно улыбалась. Пара дней — и я уеду в свой первый поход... И в прошлой жизни останется ступень гильдии, давление серых стен и крошечная комнатка ученика... И только ветер за плечами и бесконечность под ногами... А в собственных силах я не сомневалась и не волновалась по поводу экзаменов. А летописи изучала для общего развития. Практика — вещь суровая, и далеко не всегда занятой наставник находит время для объяснений. И я старательно набиралась знаний — на будущее.

Дождь начал стихать, и я осторожно высунулась из-под уютного шалаша еловых веток. Промокнуть я не боялась, а вот летопись нужно вернуть в хранилище сухой и неиспорченной. На землю упали последние редкие капли, и меж тяжелых туч мелькнул первый за долгое время дождей лучик солнца. Я выползла из-под своего укрытия, решив прогуляться перед дальнейшим чтением, когда...

— Прочь с дороги, мелочь.

Я его знала. Новоиспеченный искатель Младшего поколения, чрезвычайно собой и своими достижениями гордившийся, которого либо сторонились, либо боялись. Дайрис. На редкость угрюмое и раздражительное создание, лягушкой раздувающееся от самомнения и соответственно... квакающее на все подряд. Я осторожно попятилась, уступая тропу. Искатель презрительно скривился и шагнул в мою сторону.

— Я кому сказал, прочь с дороги?

Кажется, кто-то уже прищемил ему хвост, и теперь на мне срывали злость... Я молча отступила за пределы тропы, встретила взгляд, полный отвращения, и напряглась. Я не любила склок, ссор и драк и редко позволяла себе разозлиться на кого бы то ни было. Но если этот парень не уйдет... то нарвется на неприятности.

— Трусишь, отродье мрака? — сплюнул он.

Откуда узнал?.. Я старательно прятала свою темную сущность ото всех, но... Неужели слышал наши с Джалем разговоры?.. Впредь нужно быть осторожнее.

— Нет, я прохожу мимо и никому не мешаю, — тихо ответила я. — Проходи и ты мимо, Дайрис...

— Не то что? — иронично прищурился искатель.

Я пожала плечами... и едва избежала подлого удара по ногам. И не уследила за собственной реакцией, развитой главой темных. А Хлосс справедливо считал, что мы должны уметь постоять за себя — без помощи одной силы, так с помощью другой. И я прошла суровую школу, как улыбчиво говорил глава, мордобоя. И не только. Парень сначала получил по носу, а после оказался лежащим на земле.

— Дернешься — умрешь, — мягко предупредила я, взяв в захват его шею.

— Рейсан!..

По тропе несся Джаль. Я поморщилась. Как он не вовремя, появился бы мгновением позже — ничего бы не узнал...

— Отпусти его!.. — друг с трудом перевел дух. — Отпусти, Рейсан!

— Он первым начал, — я сильнее сдавила шею, и Дайрис, конвульсивно дернувшись, захрипел.

— Но он не стоит того, чтобы тебя вышвырнули из гильдии! Не стоит, слышишь?..

Я неохотно позволила Джалю оттащить себя в сторону и чутко напряглась в его руках, приготовившись при необходимости вырваться. Моя жертва со стоном села, держась одной рукой за горло, а второй — за сломанный нос. Мало врезала — крови мало...

— Убью, мразь!..

— Не советую и пытаться, — отозвалась спокойно. — И никогда не связывайся с темными, если дорога жизнь.

Злой, недоуменный взгляд — и тонкая сеть тьмы, слетевшая с кончиков моих пальцев. Младший забился в кольце судорог.

— Ты что творишь, забери тебя свет?.. — Джаль, выругавшись, встряхнул меня за плечи.

— То, что научит его жизни, — пояснила я.

Дайрис, дернувшись, замер, с недоумением нащупав на своей шее темный жгут веревки.

— Да, это проклятье, — я в упор смотрела на Младшего искателя. — Посмеешь еще раз напасть на беззащитное существо только по собственной глупой прихоти — умрешь на месте от удушья, понял? Если будешь вести себя хорошо, оно рассеется само собой. А снова попадешься мне на пути — сверну не нос, а шею. Клянусь мраком.

— Дрянь!..

— Твое мнение — это только твое мнение, и не более того, — я усмехнулась и, осторожно отстранившись от Джаля, быстро пошла по тропе.

И снова пришлось потратить силу, которую я с таким трудом накопила, на глупую скотину... Хлосс был бы недоволен... но я ни о чем не жалела. Младший получил по заслугам. Верни время назад... еще бы и зубы выбила. А впрочем... Позади раздался глухой звук удара. Джаль, чтоб тебя... Ладно, все знают, что я ненормальная, а ты-то, всеобщий любимец, зачем подставляешься?.. А впрочем, да... Ничего Младший не расскажет. Не запомнит. Дождь, влажная земля, деревья повсюду...

Джаль догнал меня на полпути к ступени гильдии.

— Рейсан, я же просил, держи себя в руках! — завел он свою привычную нудную песню.

Я скривилась, потирая разбитые костяшки пальцев:

— Извини, сорвалась.

Мой спутник помолчал и после паузы тихо спросил:

— Ты не врала... насчет шеи?

— Нет.

— И... ты убивала раньше?

— Да.

— Почему?.. — он настойчиво ловил мой взгляд.

— У меня было тяжелое детство, — холодно, сухо, угрюмо. — Ты же знаешь, я же рассказывала, с чего все началось... и на этом не закончилось.

И не смогла посмотреть ему в глаза. Слишком долго я старалась скрыть от него эту сторону своей натуры и жизни... Слишком долго, чтобы он не узнал о ней.

Я ускорила шаг, обогнав Джаля и устремившись прочь. Лишь бы не видеть в его глазах отвращение... И пусть не моя вина в том, что я стала такой, какой стала, и уже не смогла быть другой. Жизнь темного непредсказуема и опасна с рождения. В раннем детстве оставаясь в одиночестве и теряя близких, волей-неволей учишься любой ценой отстаивать право на собственное существование.