Смесь бульдога с носорогом

Поразмыслив, я решила:

— Примите в таком случае на завтра заказ!

— К сожалению, мы в субботу и воскресение не работаем, — заявила мне девушка.

Я скосила глаза на циферблат часов, где в окошечке показывался день недели. Пятница! Вот тебе раз. Три дня без чистой воды я точно не выдержу.

— Маруська, а Маруська, — жалобно посмотрела я на нее.

— Ну? — подозрительно посмотрела она на меня, догадываясь, что я от нее что — то хочу.

— Маруська, ты со мной за водой не съездишь, а?

— А сама? — удивилась она.

— Я не дотащу, — еще жалобнее протянула я и указала на пустую бутыль.

— Е — моё! — прифигела Маруська, оценив размеры. — И ты что же, хочешь чтобы я ЭТО тащила???

— Марусь, я хочу чтобы ты мне помогла МНЕ это тащить. Одна точно не дотащу.

— Ладно, убогая, — со стоном вздохнула она. — Собирайся, поехали, куда тебя девать.

Обрадовавшись, я махом натянула джинсы, после вчерашнего ставшие шортами, топ, заплела косу и схватила пустую бутылку, их почему — то требовали назад.

— Готова, — отрапортовала я.

Бакс надрывно-многозначительно мявкнул.

— Да ладно, иди, выводи машину, я ему баксов свежих сама насыплю, — сказала Маруська, перехватив мой взгляд.

— Я тебя люблю! — облегченно воскликнула я. — Ключи около зеркала, запрешь квартиру.

После чего спустилась на лифте в гараж, вывела машину и остановилась около подъезда, поджидая Маруську.

Невидимые за кирпичной стеной, обрамлявшей парадный вход, бабульки как обычно сидели и балакали о своем, о девичьем. Я бы и не прислушивалась, если бы вдруг не прозвучала моя фамилия.

— Потёмкина — то из двенадцатой квартиры по миру пошла, слышали? — прошепелявила одна.

Потёмкина — это я, если кто не знает.

— Да ты что! — дружно ахнули ее товарки.

— Это которая тут Потёмкина? — переспросила одна.

— Да ходит тут, каланча одна, коса у нее длиннющая.

— Ааа, — вспомнила бабулька,— поняла я, бабоньки, про кого вы тута говорите. А что ж по миру — то пошла, она вроде вся из себя?

— Уж не знаю что у нее стряслось, а только служит она теперь дворничихой у нас! — радостно оповестила всех первая бабулька.

— Да ты что? — усомнился кто — то. — Она ж вон какая цаца, машина у нее ненашенская, и вообще.

— Истинный крест, сама вчера видела, как она тут метелкой махала! — уверила ее сплетница. — И вышла она не днем убирать, а ближе к темени, видно, людей стесняется. Правда на совесть убрала, я за ней присматривала с балкона, все чистенько смела, а потом шваброй двор вымыла, дядя Вася сроду плитки не мыл.

Тут я не выдержала. Ноги сами меня вынесли из машины, и я нарисовалась, фиг сотрешь, перед остолбеневшими бабульками.

— Добрый день, бабушки, — вежливо поздоровалась я. Бабки молча кивнули, глядя на меня, как кролик на удава. У всех на лбах была практически написана одна — единственная мысля — слышала я или нет.

— Бабушки, я к вам по делу, — похлопывая кончиком косы по коленкам, начала я. — Дядя Вася — то, дворник, уехал, и площадка перед домом вчера настолько была замусорена, что мне пришлось от важных дел отрываться, и убирать двор. Вы бы сходили в управление, дали там разгона, а?

— Ну можно, — неуверенно ответила одна, переглянувшись с остальными.

— Иначе, — продолжила я, — не остается ничего другого, как последовать моему примеру и установить дежурство поквартирно. Так сказать, своими силами. Каждому жильцу — по одному дню дежурства.

Бабки снова переглянулись, на этот раз гораздо тревожнее.

— Ты погоди пока, — в конце концов произнесла одна, — сейчас сходим в управление, решим. Если что, то день, второй двор и неубранный постоит, ничего не случится.

— Вы вроде из первой квартиры? — обратилась я к ней, узнав по голосу главную сплетницу. — Августа Никифоровна вас зовут?

— Ну? — настороженно посмотрела она на меня. Бабулька выглядела сегодня на редкость аристократично — легкий летний костюмчик, соломенная шляпка, гордая посадка головы.

— Я к вам вечерком тогда зайду, скажете, что насчет дворника решили, хорошо?

Ответить бабка не успела. Из двери вылетела Маруська:

— Ой, старушка, извини, прокладку меняла, — громогласно объявила она. Я чуть не застонав от ее простоты, быстренько схватила ее в охапку и поволокла в машину. Этим бабулькам только тему дай, вон как меня махом в дворничихи определили!

— Не забудьте, я вечером зайду! — напоследок крикнула я.

Без приключений мы доехали до тихой улочки, где располагался Кристалловский офис. Воду мы купили, и нам даже неслыханно повезло — какой — то парень донес гигантскую бутылку до машины. А дома, я надеюсь, будут сидеть у подъезда не слабосильные старушки, а юные гаврики, и уж они — то мне никак не откажут в такой малости, как занести домой воду.

Маруська страдальчески на меня посмотрела и велела:

— Сходи хоть сникерс мне в утешение купи, что ли.

— Маруська, дома все есть, — идти мне не хотелось, жара действовала расслабляющее.

— Я сейчас хочу, — капризно надула она губки.

— Ох, горе ты мое горькое, что ради тебя не сделаешь, — вздохнула я и пошла к светофору. Хоть я и водитель, однако перехожу дорогу строго по правилам — я абсолютно убеждена, что половина водителей — ненормальные, и нет им большей радости, чем придавить зазевавшегося пешехода. Дорога была пустынна, лишь плелся где — то вдалеке красный жигуленок, однако я честно дождалась зеленого света, и лишь потом двинулась на другую сторону. Черт его знает, чего я посмотрела влево. Жигуленок, еще секунду назад такой далекий, был в нескольких метрах и несся на меня на бешеной скорости. Ноги вдруг стали ватными, мысли в голове разбежались, там что — то тонко зазвенело, и я лишь с ужасом глядела на летящую на меня машину.

Неведомая сила отшвырнула меня вдруг назад. Жигуленок, в ту же секунду проехав по месту на котором я только что стояла, скрылся за поворотом.

— Ты что, не видишь, куда прешь? — стоял надо мной и орал парень, который помог донести нам бутылку. — Жить надоело???

Странное дело, спасти от смерти, а потом кричать, будто я миллион баксами должна.

— Я на зеленый переходила, — тихо ответила я.

— Да какая разница, — продолжал разоряться парень, — жизнь — то твоя, могла б по сторонам лучше смотреть!

Я молча собрала разбросанные конечности и встала. Посмотрела по сторонам. Мир не перевернулся. Улица была по-прежнему сонная, Немногочисленные пешеходы как шли, так и шли, некоторые, правда, со сдержанным любопытством поглядывали на меня. Неслась Маруська ко мне с белым от ужаса лицом. Только ей и было дело, что от меня чуть мокрое место не осталось.

— Маняяя! — завывая, она бросилась мне на шею. — Ты жива???

— Жива, — ткнулась я ей в макушку лицом и заревела. Так мы и стояли на тротуаре, рыдая во весь голос. Маруська утиралась моим белым топиком, а я — ее волосами.

— Тьфу, истерички, — сплюнул мой спаситель и пошел к магазину.

Зазвенел сотовый.

— Алло, — сквозь слезы сказала я.

— Это что там у вас за вой? — осведомился Ворон.

— Меня чуть не убили! — всхлипывая, выдала я.

— То есть?

— Машиной чуть не сбили.

— Переходить надо осторожнее, — равнодушно ответил он. — Ты где? Я тебя у дома жду.

— Да, конечно, — я тут же перестала реветь от злости. Нашла кому жаловаться.

— Так ты когда приедешь? Мне тебя надо, — как ни в чем не бывало, заявил Ворон.

— А мне напиться надо, у меня стресс, — злобно рявкнула я и нажала кнопку отбоя.

— Пошли, Маруська, до хаты, — решительно поволокла я подружку к машине.

— А ты вести сможешь? — пролепетала она.

— Я все могу, — мрачно ответила я. — В горящую избу, коня — все что угодно!

Маруська молча села на переднее сидение. А у меня снова зазвонил телефон.

— Ну? — нелюбезно ответила я, увидев на экранчике номер Ворона.

— Маш, а ты номер — то той машины запомнила?

— Да. К 086 ДУ, еще вопросы?

— Вопросы потом.

Психанув от этого наглого и самоуверенного тона, я резко нажала на кнопку отбоя.

— Маняяя, — всхлипнула Маруська. — Ты чего?

— Дома, все дома.

Дома я напьюсь, пореву и расскажу Маруське что меня каждый день повадились убивать. И что я хочу жить, потому что меня кот, Маруська, вздорная матушка и папа, который без меня пропадет. Да что папа, все они без меня пропадут — и мать, которая не проживет на зарплату учительницы, и папа, как алкоголик не имеющий возможность трудиться, и Маруська, получающая полторы тысячи, и кот Бакс — сдаст его мать на живодерню, как пить дать сдаст. Мать, единственная кто по идее в случае моей кончины жила б хорошо — блаженная, и мигом определит все наследство в церковь.

А я сама, двадцати восьми лет от роду, не успела еще увековечить свое имя абсолютно ничем, не написала докторской диссертации, не получила Нобелевскую премию ( по Канадзаве до 35 лет у меня время есть!), не посадила березу и в общем — то ничего в жизни толком не видела, кроме плохо выбритых по нынешней моде фейсов клиентов и заклинаний в ученической тетрадке на 98 листов, написанных моим старательным, тогда еще детским почерком.

Жуть!

В общем, у меня были веские причины чтобы не желать моей безвременной кончины.

Мы молча доехали до дому и ярость всколыхнулась во мне удушающей волной, когда я увидела долговязую фигуру Ворона, покуривающую у своего серебристого джипа. Кровавая пелена застлала мне глаза. То что жигуленок — дело его рук, я не сомневалась. Тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde, — стучало у меня в висках набатом. Я бросила машину в его сторону, страстно желая смять его, почувствовать глухой удар о бок дорогущего лексуса, смягченный прослойкой в виде его тела.

— Мама! — протяжно закричала Маруська у меня над ухом.

Неимоверным усилием воли я в последний момент затормозила, буквально в нескольких сантиметрах от него, и застыла, в ненависти наблюдая за своим убийцей.

"Не пори горячку, — холодно велел внутренний голос, — на дворе полно народа, которые тут же стали бы свидетелями, если ты б его раздавила, никакой адвокат не поможет. Загремишь на нары, как пить дать загремишь". Я с ненавистью наблюдала, как Ворон выкидывает длинное поджарое тело из слишком узкой щели меж нашими машинами. Когда он выбрался, я, уже почти спокойная, вышла из своей бэмки и от души залепила ему пощечину, так, что его голова мотнулась в сторону.

-Ты чего?

— ошеломленно пробормотал он.

"Тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde", — билось у меня в голове.

"Вот и умница, за это точно не посадят, — одобрил внутренний голос, — а сейчас — руки в ноги, и быстрей несись домой, дядя злой".

"Конечно, — отстраненно согласилась я, — только сначала..."

И я снова размахнулась, желая, чтобы от моих ударов темноволосая голова Ворона безвольно моталась из стороны в сторону, чтобы в его совершенном накачанном теле что — то сломалась, как в механизме часов, чтобы этот механизм перестал равномерно тикать, отмечая минуты и часы.

Но Ворон меня обманул. Он перехватил мою руку, я тут же молниеносно подняла вторую, но невесть откуда вероломная Маруська с воем повисла на ней, а Ворон отвесил мне звонкую пощечину, так, что МОЯ голова мотнулась в сторону, нарушая ход мыслей. Изумление — он-меня-ударил!!! — вытеснило и кровавую пелену и "тварь, убийца, недоносок, motherfucker, bloody bastard, merde".

— Успокоилась? — зло спросил он.

Я злобно посмотрела на него и промолчала, посчитав что я в невыигрышном положении.

— Ты мне за это — должна, — лишенным эмоций голос продолжил мой убийца.

— Через две недели это обсудим, — цинично усмехнулась я, уверенная что через две недели я буду пить кисель на его поминках.

— Не тебе выбирать. Ты ей кто? — обратился он к Маруське.

— Подруга, — проблеяла она, с ужасом глядя на разыгравшиеся страсти.

— Домой ее уведешь?

Маруська только кивнула.

— Что, — с ненавистью глядя на него, — не получилось меня сегодня уконтрапупить? Не мог попрофессиональнее нанять людей, денег пожалел?

-Ты о чем? — бесстрастно спросил он.

— Святая простота, — злобно улыбнулась я. — О твоем знакомом с жигуленка, госномер К 086 ДУ. Только, Ворон, теперь ходи и оглядывайся — ты не на невинного младенчика напал, я тебя самого сожру, и без гарнира. Ты меня знаешь. Уж не удивляйся если завтра с тобой чего случится.

— Дура, — бросил он. — Насчет жигуленка твоего я уже позвонил знакомым ребятам, его на Горького задержали, водитель пьян в усмерть, с трехдневной попойки по случаю свадьбы у друга возвращался.

— Ну-ну, — саркастически бросила я. — А я тогда принцесса Диана.

— Пошла к черту, — раздельно бросил он. — И на принцессу ты рожей не вышла, уж извини за правду.

Я в оцепенении наблюдала как он загрузился в свой джип и, с места газанув, проехался по острым носкам моих туфель. Несколько сантиметров левее — и минимум у меня были бы тяжкие телесные повреждения.

— Это кто? — пискнула Маруська, когда он скрылся за воротами.

— Ворон, — кратко ответила я. — Бери бутылку с того бока.

Люди во дворе, пока мы надрываясь, несли баклажку с кристалловской водой к подъезду, очень пристально на меня смотрели. Также пристально, затаив дыхание, они смотрели и на почти исполненное мной смертоубийство Ворона. Или наоборот? Бабульки на лавочке, все как одна замолкшие при моем приближении, прятали глаза, лишь Августа Никифоровна попыталась меня остановить:

— Эээ, Машенька, мы в домоуправлении ...

— Потом, — невежливо отмахнулась я. Зайдя в подъезд, я села по ступеньку лестницы, достала сотовый и набрала номер Витьки Корабельникова, с которым мы выросли в одном дворе, а ныне мента.

— Витя, привет, это Маша Потёмкина.

— О! Сколько лет, сколько зим! Чем обязан?

— Вить, а ничего если я по делу? Без китайских церемоний?

— Ну говори, — вздохнул он.

— Послушай, меня интересует водитель красного жигуленка, госномер К 086 ДУ, по моей информации он на Горького недавно задержан.

— Подписаться за него хочешь? — неодобрительно спросил Витька.

— Не, хочу узнать что за фикус, и почему его задержали.

— Минутку, — бросил Корабельников и в трубке повисла тишина.

— Маруська, дай сигарету, — попросила я.

— Ты же не куришь, — страшно удивилась она.

— Так котенок сдох, — невпопад ответила я.

— Какой котенок? — Маруська смотрела на меня как на умалишенную. Я дотянулась до ее сумочки, достала "Золотую Яву", выбила сигарету и прикурила. Потом послушала тишину в трубке, от души затянулась и пояснила :

— Да анекдот такой старинный есть. Приезжает Чапаев из боя, а во дворе сидит Петька и горько плачет. "Петька, — говорит Василий Иванович, — ты чего ревешь? Ты ж боец красной армии, стыд и срам!" А Петька шмыгает носом и говорит: "Котенок у меня, Василий Иванович, сдох". " Отчего же?" "Да вот, конины объелся". "А где ж он столько конины взял?" — удивляется Чапаев. "Конюшня сгорела, а он там потом лазил, маленький, дурной, что с него взять". "Как — конюшня сгорела? — бледнеет, сереет и зеленеет Чапаев. — Кто виноват? Расстреляю!" "Да Фурманов сигарету непотушенную бросил, сразу занялось". "Ну а вот тут ты, Петька, врешь, Фурманов же отродясь не курит!" "Закуришь тут, когда знамя полка белые сперли".