Орбита мира

Первые сорок-пятьдесят секунд всё шло нормально. Тройные хвосты пламени — от самой ракеты и от её боковых ускорителей, несли космопланы ввысь. Затем один из ровных огненных столбов дрогнул и деформировался. Огненные следы и какие-то неопознаваемые чёрные клочья расплескались неаккуратной кляксой.

— Есть аварийная расстыковка, — мрачно отрапортовал Дженкинс. — Взрыв жидкотопливной ступени на пятьдесят шестой секунде полёта. Целостность оружейного контейнера подтверждаю. Есть аварийное отделение маневровой орбитальной ступени. Есть переход на атмосферные турбины. Все системы работают нормально. Прошу коридор аварийной посадки.

— Олень-один, запрос на коридор принят, ждите указаний, — Лиза Хасегава торопливо передала жертву ненадёжной ракеты дежурным спасателям. Теперь им предстояло вывести космоплан на обратный курс и посадить на металлическую полосу атолла.

Другие три машины тем временем упрямо карабкались на орбиту. Считанные минуты пути, затем выравнивание склонения орбиты с русской бомбардировочной платформой и перехват.

Именно перехват, а не спокойный расстрел беззащитной цели. Перехват с далеко не самыми лучшими шансами на успех. Даже если проигнорировать саму бомбардировочную платформу, русских наверху ожидалось на одну машину больше.

— Наземные службы подтверждают старт дежурной группы русских орбитальных перехватчиков, — отрапортовала Вероника дель Ольмо. — Полное ударное звено, четыре машины, сэр.

— А у нас их всего три, — задумчиво произнёс Толберри. — И одна атомная ракета. Всего одна...

Глава 6

— Полетел человек в небо, отыскал человек в небе счастье, — рулей машина подполковника Васильева почти не слушалась. — Оно тёплое и большое, говорит человеку здрасте...

Топлива в баках оставалось совсем в обрез. Если бы не запас последнего манёвра, рулить оказалось бы просто нечем — и космоплан так и продолжил бы удаляться от станции в свой последний бессмысленный полёт. Средство гарантированного увода машины с орбиты в атмосферу помогло. Тем более что с такими повреждениями несущего корпуса и защиты в этой самой атмосфере получилось бы разве что сгореть.

На приборной консоли перемигивались тревожные огни. Последнее топливо шло в короткие, на чутье и опыте, управляющие импульсы. Энергию в немногих целых аккумуляторах медленно и неотвратимо выедали дальномер и едва живая система контроля минимального сближения. Воздуха оставался ровно один последний баллон — в кабине.

— Полетел человек в небо... — продолжения стиха покойного Семецкого Васильев просто не знал. На Симонова тот в своих поэтических опытах не тянул, поэтому на Земле дочитать стих Михалычу просто не дали — не смогли удержать смех. А теперь у подполковника эти куцые строчки ни забыть не получалось, ни продолжить.

— Говорит человеку... — Васильев запнулся. На какое-то мгновение датчики вспыхнули ровным зелёным огнём, и тут же сменили цвет снова. Ещё несколько коротких импульсов, уравняли относительные скорости космоплана и неизвестной станции окончательно.

Только в этот момент подполковник смог поднять глаза к иллюминатору — и оцепенел. На боковой поверхности станции алела кириллица, и складывалась она в короткое русское слово.

МИР

— Здрасте, — обалдело закончил подполковник, вытянул было руку в сторону панели дальней связи, но тут же опустил. Связь пропала ещё с первого удара по машине. После того, что выпало на долю его "Лаптя", он изрядно сомневался, что увидит антенну дальней связи хотя бы физически целой.

Три глубоких вдоха и выдоха помогли успокоиться. Подполковник расстегнул крепления пилотского кресла и неловко потянулся к обычно самому бесполезному комплекту снаряжения в пилотской кабине.

Абордажному набору.

Проектов самых разных универсальных стыковочных узлов по спецлитературе гуляло множество. И просто захваты, и сложные телескопические штанги, и даже чехословацкие футуристического облика манипуляторы с полной свободой перемещения, вроде тех, что перегружали ядерное топливо на электростанциях. Ещё больше предложений самой разной осмысленности регулярно публиковали на страницах научно-популярных журналов, до какой-нибудь "Техники-молодёжи" включительно, при виде обложек которой, по слухам, нехорошо ухмылялся, а порой и ехидно шутил даже сам генсек.

Но все эти проекты имели два фатальных недостатка. Во-первых, ни в нулевое поколение советских космопланов, ни даже в первое они просто не лезли по массе и габаритам. А во-вторых, предназначались только для исправных машин со штатной работой бортовых источников питания и хоть какой-то подвижностью.

Полуразбитый космоплан Васильева с почти сухими баками на исправную машину даже близко не походил.

Времени на дыхательные упражнения перед выходом наружу тоже не осталось. Баллон занял своё место в штатном креплении за спиной, после чего подполковник в несколько мучительно-неловких движений развернулся в тесной кабине и занял единственное положение, в котором получалось нормально работать с аварийным люком.

За люком, разумеется, царил вакуум. Короткая узкая труба эвакуационного лаза в теории герметизировалась с обеих сторон, и позволяла экономить воздух, но сейчас на борту космоплана его уже не осталось. Последние сорок пять минут своей жизни подполковник нёс за плечами. Да и то уже не сорок пять. Гораздо меньше.

Засвистел и тут уже умолк клапан выравнивания давления. Перчатки, рукава и штанины знакомо раздались в стороны. Внутреннее давление распёрло скафандр. Кираса и силовой набор откликнулись столь же знакомым потрескиванием и поскрипыванием. Створка люка дрогнула, и послушно отошла в сторону.

В свете нашлемной лампочки скафандра труба эвакуационного лаза казалась ещё теснее и неудобнее, чем на самом деле. Драная обивка тонкими лохмотьями покачивалась возле пробоин.

— Скафандр бы не пропороть, — машинально пробормотал Васильев и осторожно пополз ко второму люку. За ним космонавта ждал открытый космос.

Его встретили ослепительное космическое солнце, острые контрастные тени и рваные края посечённого американской картечью металла.

— А ведь если бы не манёвр Семецкого — хана и мне, и машине, — подполковник завороженно смотрел на буквально размочаленные попаданиями фрагменты обшивки маневрового блока. Их содрало как банановую кожуру и поставило торчком. Крылья и рули космоплана щедро пятнали остатки масла из управляющей гидравлики.

Тёмная и безмолвная туша станции безответно нависала в считанных метрах от изувеченной машины. Где-то в отдалении ещё получалось разглядеть несколько крупных фрагментов буквально разорванного двумя ракетами американского космоплана и обломки машины Семецкого.

Подполковник выудил из специального кармашка скафандра короткий страховочный тросик, защёлкнул его на люке, проверил стопор, и потянулся к упаковке абордажного набора.

— Раз пошли на дело я и Хаимович. Хаимович выпить захотел, — подполковник машинально бормотал какую-то совсем уж загадочную песню. — А отчего не выпить бедному еврею, а если у него нет срочных дел? А?

Тросик с абордажным фиксатором отправился в недолгий полёт к станции. Разумеется, мимо. Подполковник медленно, как учили, чтобы захват на конце тросика не прилетел на приличной скорости в забрало скафандра, подтянул его назад, и повторил бросок. На четвёртой попытке у него получилось. Фиксатор таки ухватился за что-то из навесных устройств, и прочно встал на захват.

Пара рывков подтвердила — тросик держал. Подполковник бросил взгляд на манометр, перестегнул страховку, и отправился в путь. Времени оставалось немного — в самый раз, чтобы успеть.

— Вот же понастроили, — количество скоб и креплений на внешней поверхности станции явно рассчитывали на активную работу. Где-то в стороне подполковник Васильев даже успел разглядеть что-то вроде складного погрузочного манипулятора, весьма похожего на те, что порой доводилось видеть на Земле в служебных вестниках о перспективных космических новинках. Только видеть — а здесь им кто-то активно пользовался. Судя по изрядно потрёпанному виду станции, пользовался не первый день... и даже не первый месяц.

Как выглядят космические объекты после долгого нахождения в космосе, подполковник неплохо знал. Занятые теперь научно-инженерной работой на Земле первые космонавты вполне подробно об этом рассказывали. Гагарин, Титов, Комаров, Леонов...

Но все они находились в космосе считанные дни, изредка — недели. Больше не позволяли теснота и ресурс космопланов. Поговаривали было о кормовом долгосрочном обитаемом модуле, размерами хотя бы два на три метра, но работы по модификации космоплана для этого понадобились такие, что увидеть их раньше новой перспективной машины не светило и при всём желании.

А тут подполковник глазам своим не мог поверить — долгосрочная обитаемая станция, наша, советская, и ни одна душа о ней знать не знает и ведать не ведает.

Страшное осознание заставило подполковника стиснуть руку мёртвой хваткой на поручне. О станции действительно не знали. Даже сам товарищ генеральный секретарь ЦК КПСС понятия не имел, куда и зачем посылает двух космонавтов.

— Откуда же ты взялась, зараза? — подполковник с неприязнью посмотрел на корпус станции и замер.

Совсем рядом с ним в иллюминаторе яростно махал руками человек. Потный, взъерошенный, но, что самое главное, в насквозь мокрой лёгкой спортивной одежде с хорошо различимой эмблемой поверх нагрудного кармана.

Советской эмблемой.

Перепутать не получилось бы и при всём желании. Подполковник торопливо рванулся к иллюминатору. Ни о каком разговоре, конечно, речь не шла. Рация так и молчала, да и тусклый свет внутри станции заставлял нехорошо задуматься о том, что на борту что-то не в порядке. Зато там хватало воздуха — и это единственное, что имело сейчас значение для подполковника Васильева.

Человек на той стороне тем временем успешно выхватил из карманов блокнот и ручку, и торопливо завозил ей по листу бумаги. Подполковник даже не успел толком удивиться тому, что у местных обитателей не только есть ручка, но и такая, что действительно пишет в невесомости.

На торопливом рисунке жирная стрелка указывала на один из модулей станции. Неаккуратная схема люка шлюзового отсека выглядела почти как хорошо знакомые подполковнику советские варианты. А вот короткие, на три-пять слов, письменные комментарии обитателя станции на русском, английском и, почему-то французском, заставляли нехорошо задуматься о том, кто же её в действительности запустил.

Торопливый забег по корпусу до периферийного шлюзового модуля съел последние минуты воздуха. Резерва осталось ровно на то, чтобы торопливо вскрыть люк, забраться внутрь, задраиться, и слушать, как шипит воздух, а скафандр вновь начинает обтягивать тело, вместо того, чтобы раздуваться изнутри.

Что удивительно, в модуле царили темнота и тишина. Работали только механические приборы. Информационные табло слепо таращились пустыми окошками на единственного гостя станции. Ни единого огонька, кроме нашлемного фонарика.

Наконец, показания давления пришли в норму, и подполковник Васильев решил приоткрыть забрало шлема. Внутри оказалось душно и жарко, а стены пахли не то как новая, только что из автосалона, легковая машина, не то как набор югославской кожаной мебели. С насквозь военными космопланами и сравнить нельзя.

— Вот же, — удивился Васильев, — она у вас даже пахнет иначе!

Расстегнул гермокобуру с пистолетом, достал оружие, проверил и решительно ухватился за рычаги внутреннего люка шлюзового отсека. Вопреки ожиданиям, на другой стороне его встретили не часовые, а очень плохо освещённый маленький склад, любая стенка которого состояла в основном из ящиков и поручней. Оставалось лишь хвататься за эти поручни и двигаться вглубь станции — к основным жилым отсекам.

В тех уже кипело общение комитета по встрече. Компанию из трёх человек настолько поглотили собственные заботы, что появление гостя они ухитрились проглядеть.

— Хлеб надо! И соль! Гость, всё-таки! — вроде и шёпотом, но таким, что услышать получилось бы и в другом конце станции, горячо требовал один из хозяев.

— Командир, я тебе советую ради психологического спокойствия экипажа подобными ритуалами не пренебрегать, — меланхолично заметил второй, уже хорошо знакомый подполковнику Васильеву по недолгому общению через иллюминатор человек. — Они сплачивают.

— Откуда мы вообще знаем, кто он такой? — — следующий оратор просто старался говорить негромко. И тоже почти не справлялся. — Юлик он тебе что, свинух какой из дядиного хозяйства, что ли, посреди аварийной станции на жратву кидаться?

— А гость есть гость! — не собирался терять позиции Юлик и снова повернулся за помощью к недавнему знакомцу подполковника. — Валентин, ну хоть ты ему скажи! Мы советские люди, вообще, или кто? Фасон держать надо!

Это последним аргументом и стало. Ни один из троих космонавтов и близко не походил на военного. Слишком уж беззаботные. Оружия у них подполковник Васильев тоже не заметил. Ни в руках, ни скрытого, никакого. Он смущённо запихал пистолет обратно в гермокобуру и двинулся вперёд.

— Свинух, говорите? Ну, хрю! — поприветствовал он гостеприимных хозяев.

Расстреляй он весь магазин своего "Макарова" по стенам и приборам в отсеке, и то не сумел бы добиться подобного эффекта.

— Охренеть, — столь же меланхолично прокомментировал затянувшуюся паузу знакомый уже Васильеву по общению через иллюминатор Валентин. — Товарищ, э-э-э...

— Подполковник, — растеряно ляпнул в ответ Васильев.

— Полковник ВКС СССР Виталий Никитин, — тут же сориентировался командир экипажа. — Товарищ подполковник, вы не разъясните нам ситуацию? Что происходит? Что с Союзом? Ребят нашли уже?

— И что за звёздные войны сейчас нам тут в иллюминаторах показали, — совершенно наперекор любой субординации добавил Юлик. Всё это время он машинально подталкивал хлеб-соль, чтобы те не сносило потоком воздуха от вентиляторов.

— Товарищ полковник! Силами двойки Васильева-Семецкого обеспечен перехват американского орбитального инспектора согласно задания генерального секретаря СССР, — полковничье звание собеседника несколько расставило по местам то, как лучше общаться с местными. — Потеряны обе машины и старший лейтенант Юрий Семецкий, космоплан противника уничтожен. В ходе перехвата врагом использованы новейшие секретные ракеты космос-космос с разделяющимися боеголовками. Требую допуска на пост связи и немедленной помощи с передачей сведений о ситуации в ЦУП!

— Допуск — сколько угодно, — ответил вместо начальства Валентин. — Связь всё равно не работает. Снимали бы вы уже скафандр, товарищ подполковник, а то извините, от жары на борту вам скоро плохо станет.

— А что у вас тут вообще происходит? — Васильев решил последовать совету, вскрыл замки шлема и привычно откинул его за спину.

— Трындец у нас тут происходит, — обрисовал ситуацию Юлик. — Айболит, давай, помогай гостю выбраться, и присоединяйтесь. Время не ждёт. Мы пошли дальше СЖО ковырять.

После чего развернулись и торопливо улетели в соседний отсек. Судя по звукам — продолжать тяжёлый и малоуспешный ремонт.