Неподходящие люди

Проблема в том, что Василий Васильевич мне не по зубам, поэтому я ударила ниже. Куда смогла. Куда дотянулась. Уподобилась своим же врагам, о чем секундой позже пожалела, да поздно было. Я атаковала того, кто беззащитнее меня. И попала в цель. У Младшего сорвало крышу, он затрясся, кулаки сжал, покраснел, как инсультник. У всех на глазах взревел и бросился на меня. Повалил на землю и бил. Люська кинулась спасать, но один из его друзей, спасибо ему большое человеческое и низкий поклон, оттащил ребенка. Другой пытался скрутить самого Василия. Кто-то из прохожих вызвал скорую. Я лежала на тротуарной плитке, свернувшись калачиком, и закрывала голову, а он бил, пинал в живот. Он бы убил, если бы его не оттащили.

"Скорая" и полиция в этот раз приехали быстро, я находилась в сознании, хрипела и показывала пальцем на Младшего. Тут же откуда-то взялся и Василий Васильевич, у него точно есть связь с рациями наших спасательных служб. Он был в бешенстве, когда меня заносили в карету, я видела, какой силы подзатыльник он отвесил сыночку. Я ему улыбнулась, было больно, но смогла. Как безумная. Я и вправду обезумела. Мне выхода иного не оставили, сойти с ума или сдохнуть.

Адвокату меня очень жаль. Он у нас замечательный, чуть за сорок, приятный представительный мужчина и очень спокойный. Берет, правда, дофига, но ему тоже нужно жену с детьми кормить. Говорит всегда коротко и по делу, безэмоционально. Лишних надежд не дает, и обычно все его предположения сбываются. Он пришел навестить меня в больнице, поговорить о том, что будем делать дальше.

Он говорит, что на предварительном слушании наш Ваня всех покорил, даже судье понравился. Она женщина опытная, в возрасте и далеко не дура. Подкупить ее невозможно, за это адвокат поручился. Она долго качала головой, читая дело, слушая Ванин рассказ. У нее самой сыновья, она прекрасно знает, как иногда несправедлива жизнь к хорошим мальчикам, как легко их подставить, и как, увы, фартит ублюдкам. Не первое ее подобное дело, и не последнее. Но сделать тоже ничего не может, к делу прикреплены медкарты пострадавших. Пострадавшие от Ваниных биты и кастета...

Черт, не могу это даже читать спокойно. Какой же бред. Какая убийственная несправедливость!

"Пострадавшие" от Ваниных биты и кастета, оказывается, вовсе не защищались. Они столбиками стояли, держа руки за спинами, и покорно ждали, пока он жестоко бил их по очереди, нанося тяжелые травмы. Один оглох, второй ослеп... это все ложь. Слишком бы было хорошо, если бы кто-нибудь из них ослеп.

Обвинение по-прежнему настаивает на сроке в двенадцать лет. Я пишу новое заявление на Василия-младшего, а затем сминаю его. Адвокат говорит, что можно продолжать пытаться, но деньги у Ваниных родителей заканчиваются, а на мне висит огромный долг суду. Снова пишу заявление и снова сминаю. Я не знаю, что мне делать.

Ванина мама гладит меня по голове и называет доченькой. Она рассказывает, как недавно ее заткнули в гостях у племянницы. Она решила дать совет насчет воспитания ребенка, а ее, всегда уважаемую даму, семейного авторитета, грубо одернули. Своего воспитала уголовником, конченым человеком, какое право еще смеешь советы раздавать? Она оделась и уехала домой. Привыкает к жизни в новом... статусе.

Мы обе привыкаем, мечтая только о том, чтобы поскорее вытащить его оттуда.

В зале суда я, наконец, впервые за все это время вижу Ваню. Как только его заводят в наручниках и не по размеру подобранной одежде, ему не принадлежащей, его мама тут же начинает причитать и плакать, отец цыкает на нас, требует успокоиться немедленно, хотя у самого глаза покрасневшие и пальцы в кулаки стиснуты. Я крепко держу ладони бедной женщины, а сама не отрываю глаз от Вани. Он оглядывает всех пришедших, но в итоге дольше всего задерживается на мне.

Глупость полнейшая, но мы с его мамой долго выбирали, что нам надеть, как причесаться. С одной стороны, не хотелось бы показать, что мы тут на свободе без него как сыр в масле катаемся, с другой — ему там и так плохо, а тут еще увидит, что мы подыхаем за него, совсем расклеится. Поддержать надо, но не перестараться. Казалось бы, мелочи такие, но в данном вопросе каждая деталька имеет значение. Боялась я этой встречи, что тут говорить. Все мы боялись. И страстно желали.

Сидим с Ваней каждый на своем месте, смотрим друг на друга.

Сердце болит. Колет его невидимыми иглами, острыми ножами режет на части и чувство вины, и жалость, и нежность. Я ни в чем не виновата, но не может нормальный человек, являясь причиной бед другого, чувствовать себя при этом прекрасно. Душа рвется за него, мальчика моего родного.

Выглядит он неплохо, лицо целое, без синяков, когда говорит — я внимательно смотрю на зубы, вроде бы на месте. Брит наголо, лицо серьезное, взгляд острый, но без ненависти и злобы. Идет слушание, а мы смотрим с ним друг на друга, и не существует на свете слов красноречивее этих взглядов. Все, что я думаю о нем, он думает обо мне же. Ему меня тоже жаль, его бесит, что не может ничем помочь. Меня мучают, а у него руки связаны. Он поглядывает на них периодически, на ладони свои с растопыренными пальцами, голову опустив, и я чувствую его отчаяние. Оно по воздуху летает, на языке оседает. Солоноватое, как вкус его кожи, каким запомнила.

Честное слово, я ни разу ему не написала о том, как тяжело мне, как плохо, но мама его, подозреваю, держит в курсе событий. Он смотрит на меня, сводит брови, и мое сердце пропускает удар. Он все знает. Понимает, чего мне стоят упорство и отвага. И от этого становится легче и даже хорошо. Мне важно, чтобы он знал о моей слепой преданности. Пусть мои мысли сейчас выглядят эгоистично, но на секунду я испытала иллюзию счастья. Не место и не время, конечно.

Боже, но как же я по нему соскучилась!

Он похудел, но не очень сильно, такой же крупный и симпатичный. Черты лица стали резче, взгляд пронзительнее. Наверное, он сильно повзрослел за это время. Куда уж больше.

Но меня не ненавидит. Тоскует — да, это заметно. А еще кажется, что очень нуждается. Я впервые думаю о том, что от него, скорее всего, тоже все друзья и потенциальные подружки отвернулись, чтобы не замарать свои чистенькие жизни общением с тем, кто по ту сторону решетки. А я по-прежнему на него гляжу, как на лучшего человека на свете, и ему это нужно. Он ведь... тоже не железный, имеет слабости, боится. Ну а как я могу отвернуться, когда необходима ему?

Возможно, я из тех, кто охотно собой жертвует ради блага других. Не замечала раньше, правда, но понимания того, что нужна, мне вполне хватает, чтобы почерпнуть из невидимых резервов новые силы. Укол адреналина в сердце.

Кажется, он уже перебесился, принял свое положение и даже примирился с ним. Голову держит высоко, плечи расправил. Приготовился принять судьбу, какой бы она ни была. Надеется, конечно, на победу, но кто бы не надеялся на его месте? Мы все до последнего ждем чуда, природа такая.

Нередко одной надеждой и живем.

Дело продолжает раскручиваться, всплывают новые невероятные подробности, мы будто фильм смотрим, детектив с непредсказуемым сюжетом. Василий тот еще сказочник. Санта-Барбара, иначе не скажешь. Проходят следующие бесполезные полгода в таком же безумном, бешеном режиме, Василий не сдается.

Мама просила у меня прощения, уверяла, что они с отцом дали ложные показания потому, что Василий обещал помочь мне с долгами по суду. Но мама, как ты не поймешь, если бы не вы, мне бы вовсе не приписали никаких штрафов!

То, что родные родители встали на сторону не дочери, а насильников, имело одно из решающих значений.

Не хочу даже думать об этом. Одно я знаю точно — после завершения Ваниного дела они и ремонт сделали, и отдохнуть съездили в Азию, чтобы восстановить нервную систему после изматывающего года. Но новые обои и мебель я так и не увидела, потому что сразу после их предательства съехала в комнатку в общежитие.

Мои бывший коллеги и друзья за год привыкли к мысли, что я дрянь, им ведь постоянно навязывали эту правду. Разумеется, меня давно уже уволили. Даже Ванина мама начала сомневаться, а не "того" ли я... Может, не стоила девка-то усилий сына? Вопросики стала задавать подозрительные. Это было обиднее всего, наверное. Однажды я сорвалась и сказанула ей, что мы с ее сыном стоим друг друга: я — шлюха, он психопат. Оба хороши. После этого она заткнулась и больше не заикалась на подобные темы, по крайней мере, при мне.

Можно было продолжать бороться, но силы закончились, как и деньги Ваниных родителей. Да и сам Ваня устал, СИЗО — не колония, где можно жить. Там даже глоточка свежего воздуха получить негде. Крошечная комнатка и толпа людей, не уснуть, вытянув ноги.

Мы проиграли по всем фронтам, он подписал чистосердечное признание, я смирилась со своей судимостью, пыталась представить себе колоссальную сумму, которую обязал выплатить суд. Для меня это так много денег, что если бы в конце приписали лишний нолик или два — я бы особо не расстроилась — одинаково не подъемно. Наверное, я бы с ума сошла от безысходности, но долг провисел на мне недолго, около пяти часов. Честно говоря, я даже не успела осознать его масштабы, шла домой с остановки, как впереди, игнорируя дорожные знаки, остановился белый "Мерседес". Оттуда вышла красивая стройная женщина лет сорока. Она пошла мне навстречу, а поравнявшись, вдруг схватила за руки и искренне извинилась, заглядывая в глаза.

— За что? — поразилась я. — Кто вы?

— Это неважно. Юля, я знаю, что вы ни в чем не виноваты. Просто постарайтесь это пережить, и простить. Мне очень-очень жаль. Вы с Роминским сильные, светлые люди, которые начнут жизнь заново. У вас все получится. Главное, отпустите, не засоряйте душу местью... — она много еще чего говорила, ее слова начинали все больше подходить на выдержки из библии. А я вглядывалась в ее лицо несколько минут, пока не узнала. Видела я это особу раньше, жена Василия. — Держите: вот карточка, только не потеряйте, она безымянная и без пин-кода. Здесь необходимая сумма и еще немного. Только не держите зла.

— Я не понимаю... Зачем? Вы ведь выиграли. Вам уже никто ничего не предъявит по этому делу. Вы что-то еще хотите от меня? Так нечего больше забирать... семью, парня, профессию, здоровье — отобрали. Ничего не осталось.

Она грустно покачала головой:

— Вот именно. Это не жест доброй воли, Юля. Однажды вы сказали моему сыну, что вам терять нечего. Вот сейчас, должно быть, и правда нечего. Любимый в тюрьме, куда и вы скоро попадете, так как необходимой суммы у вас нет и быть не может. И... я не знаю, сможете ли вы вынести заключения, но Роминский — точно сможет. Я видела его взгляд на суде. И так страшно мне еще не было. Я боюсь, что, когда он выйдет на свободу, ему тоже будет нечего терять, — сказала совершенно серьезным тоном. — Возьмите эти деньги, погасите свои долги, начните жизнь заново. Пусть у вас будут платны, перспективы, пусть вам и вашему парню будет что терять! Позвольте мне помочь и... прекратить войну между нашими семьями. Потому что... если мой муж вас угробит, этот парень однажды станет свободным и в долгу не останется.

Судья скостила Ванин срок максимально возможно, он получил семь лет с возможностью УДО, против требуемых прокурором двенадцати. В нашем городе колония славилась особо жестокими условиями, поэтому, подключив все имеющиеся связи — а вы помните, я писала про одну ученицу, чьего папу видела в погонах однажды — Ваню определили в другой город за полтысячи километров.

Что мы в итоге чувствовали? Наверное, опустошение и эмоциональное банкротство. Устали, примирились и... даже вздохнули с облегчением, что все закончилось. Вернее, закончился важный этап в наших жизнях. А за ним ведь последует еще один, а там еще и еще. И так — пока мы живы и готовы бороться. Иногда противники сильнее, в другой раз сильнее окажемся мы. Но что бы ни случилось, цитируя одного известного героя популярных русских фильмов, всегда и при любых обстоятельствах сила в правде. И сильнее тот, на чьей она стороне.

А вообще, разве оно удовольствие — жить под покровом подлости и лжи?

Я выгодно продала яблочную технику, полученную от Василия в качестве компенсации за моральный ущерб. Даже айпад с разбитым экраном оторвали с руками и ногами с сорока процентной скидкой. Я не хотела брать его деньги, меня тошнит от них, но... поймите и меня тоже. Мне двадцать четыре, я оборвала связи с родителями, которые выставляют в соцсетях красивущие яркие фотки из Азии: на слонах катались вчера, масса эмоций и впечатлений. Ненавижу слонов. Видеть их не могу.

Так вот, у меня никакой недвижимости, практически нет денег — в последнее время я работала продавцом в продуктовом магазинчике, так как из моей школы меня выперли, а в другую и соваться даже с погашенной судимостью бессмысленно. Денег нет, друзей нет, имущества нет. Я продала технику и, попрощавшись с Ваниными родителями, села на поезд, отправляющийся в большой город. Тот, что за полтысячи километров, куда он и звал меня переехать. Огромный город-миллионник, никогда в таких не была раньше. Развитой, индустриальный и очень красивый. Город моей мечты, где у нас с Ваней должна была начаться новая жизнь.

Ну что ж, возможно, она и начнется, но чуть позже. А пока я подготовлю для нее плодотворную почву.

Стою ранним утром на вокзале с чемоданом в руке, оглядываюсь. Через плечо перекинут ноутбук, угадайте чей. Осмелилась попросить через его маму, и Ваня разрешил мне забрать ноут на хранение и даже сообщил пароль, и я всю ночь в поезде, пока ехала, смотрела фотографии, слушала музыку. Как нашла аудиозаписи, чуть не расплакалась. Последней он добавил песню Бутусова "Дыхание", под которую мы впервые поцеловались. Добавил в тот самый день, когда слушали вместе. Значит, запомнил, для него тот вечер тоже значение имел. Значит, не зря все это было с моей стороны. Обязательно оценит.

Еще много чего нашла на жестком диске, даже порно, хе-хе. Гигабайты там его личной информации, будет мне чем заняться в свободное время.

Спускаюсь с высокой лестницы и оглядываюсь, игнорируя настойчиво зазывающих таксистов. Я прочитала в сети, что они берут втридорого, ни в коем случае нельзя соглашаться.

Впервые здесь, никого не знаю, даже воздух чужой, более тяжелый, загазованный. Посмотрела по карте в телефоне маршрут и побрела на остановку. Села в нужный автобус и поехала смотреть квартиру, с хозяйкой которой на днях созванивалась. Я разослала свои резюме по разным частым фирмам, авось повезет. У меня пачка рекомендательных писем из универа, плюс несколько с прежнего места работы — поклялась завучу и директору, что никто в моем городе никогда не увидит эти хвалебные листы. На банковской карте лежит приличная сумма, которой при экономной жизни хватит надолго. А еще вчера я получила первое письмо от Вани: "Добрался нормально, условия терпимые. Прорвемся, не боись".

А я и не боюсь. Меня теперь сам дьявол не напугает.

Часть II

Хочешь быть разбойником — не люби принцессу (с)

Продолжение следует...