Накануне

Казна княжеская на глазах опустела. Мало того, что пришлось кормить и поить три сотни галичан, так теперь еще по договору с князем Даниилом надо было снабдить продовольствием остальное его войско и выплатить князю приличную сумму. Даниил потребовал по 4 гривны на человека в боярских полках и по 5 гривен своим дружинникам. Сыну киевского князя пришлось согласиться на условия Даниила и отцу ничего не оставалось делать, как утвердить их.

Князь притворно улыбался, одаривая на пиру галичан из сотни Глеба Зеремеевича и других земских бояр. Злость на себя, на свою скупость, распирала нутро князя. Не хотел тратиться на свою дружину — теперь швыряет серебро наемникам. Он специально задабривал галичан, обойдя богатством подарков двор Даниила. Но не забывал он и своих бояр — одаривал щедро. Младшая дружина тоже не была обделена вниманием — князь одарился на славу.

— Слава нашему князю! — в пьяном угаре кричали отроки.

Старшая дружина превознесла здравницы не менее усердно, но бояре уже знали о задумке князя и дали свое добро княжескому начинанию. Оставалось возбудить алчность у галичан и уговорить Даниила присоединиться к походу.

— Я заплатил тебе, — уже который раз укорял Даниила Галицкого киевский князь.

Князь Даниил с аппетитом поедал жаренное мясо, запивая дорогим вином из княжеских погребов. Он для себя давно решил, что примет участие в походе на Чернигов, но пока не соглашался, набивая цену.

— А я помог тебе удержать княжение, — возразил Даниил с усмешкой на губах.

— Мы легко разобьем черниговцев, — продолжил увещать галицкого князя овручский князь.

Даниил искоса посмотрел на сына киевского князя. Ростислав княжил в Овруче, родовом владении своего отца и деда и к своим двадцати трем годам превратился в рослого, сильного воина, но был горяч и склонен к необдуманным поступкам. Даниилу нравился овручский князь за бесшабашность и удаль.

— Моим слугам что со мной по три доли, тем, что остались в Галиче — по доле. Лично мне — два табуна коней, — наконец озвучил условия Даниил.

— Побойся бога, — возмутился киевский князь. — За что доли-то платить тем, кто в Галиче?

— Галичанам по доле на человека, а боярам галицким — по две, — игнорируя вопли князя, продолжал выставлять условия Даниил.

— Согласен, — молодой овручский князь бесцеремонно вмешался в торг князей.

Отец бросил на сына грозный, полный недовольства взгляд, и Ростислав сразу стушевался, опасаясь отцовского гнева.

— С этим я согласен, — размеренно произнес Владимир Рюрикович. — Но долю получат только те, кто пойдет воевать Чернигов.

Видя, как скривился рот недовольного Даниила, киевский князь упрямо сказал:

— Своим слугам в Галиче сам плати.

— Хорошо, — на удивление быстро согласился Галицкий князь.

Владимир Рюрикович сразу заподозрил подвох и оказался прав в своих подозрениях.

— Кони все должны быть боевые, — уточнил Даниил.

— Один табун — боевые кони, а другой — вьючные, — быстро отреагировал киевский князь.

— Хорошо, — опять легко согласился Даниил.

Киевский князь обрадовался уступке. Как-никак сэкономил триста гривен.

Князья еще долго спорили, Даниил выжал из киевского князя, помимо серебра, еще много разного товара. Ему очень нужны средства, что бы наладить добрые отношения с галичанами и маленькая победоносная война с черниговским князем уже принесла не плохие плоды. Не обнажив мечи, не пустив ни одной стрелы галичане обогатились за счет союзника. Даниил понимал, что при случае взятия Чернигова они обогатятся еще больше и авторитет князя после победы станет неоспорим. Это важно. Старшая дружина недолюбливает князя, хотевшего править самовластно, без оглядки на бояр. Даже пытались сжечь князя, но были своевременно схвачены. Даниил их помиловал. Акт милосердия принес свои плоды. Тот же Глеб Зеремеевич в благодарность встал на сторону князя и служил верно. Победа на Михаилом Черниговским и богатства, взятые в его стольном граде, сделают бояр еще лояльнее.

Глава 5. Чернигов

— Вот он Чернигов, — перекрестившись, сказал Степан, указывая на виднеющийся вдали огромный город.

Сашка заворожено смотрел на отливающие золотом купала многочисленных церквей и храмов. На каменные стены Черниговского детинца, стоявшего на высоком холме, на мысу при слиянии рек, откуда хорошо должно быть просматривались окрестности.

Беглецы наконец-то добрались до места назначения. Они отправились в путь, не дожидаясь, когда Сашка окрепнет. Тому были причины. Из Резани прикатил на санях Козьма. Больного дружинника, после побега Сашки, князь прогнал со двора, даже не выдав серебра на прожитье на первое время. Князь был очень зол. Учинил розыск ища виновных в побеге. Крайним сделали естественно Козьму. Хорошо хоть с миром отпустили, а могли и в поруб посадить. Козьма жил один, баба у него умерла зим пять назад, а сыновей прибрал бог во младенчестве. Осталась одна дочка, да и та жила в Чернигове, выйдя замуж за одного из княжеских слуг. Полюбился он ей с первого взгляда, но согласие на брак дочка долго не давала. Почитай лишь с третьего раза уступила настойчивым просьбам. Венчал молодых сам епископ Порфирий в главном храме стольного града. На свадьбе присутствовал сам князь и тысяцкий и еще много именитого народа. Жених, не смотря на молодость, уже десятник, находится на хорошем счету у князя.

Молодые на свадьбу получили поистине княжеский подарок — подворье на предградье, сани, телегу, три коровы и две лошади. Про ткани на платье молодой и говорить нечего — дарили самые лучшие.

К ним и собрался переехать на постоянное житье списанный подчистую ветеран. По пути заехал поделиться новостями к старому другу и неожиданно нашел там беглецов, которых объявили в розыск.

Пришлось Степану велеть собираться в дорогу. Шила в мешке не утаишь. Скоро прознают в Резани и нагрянут княжеские отроки по их души. Не поднимать же меч на бывших товарищей. Степан решил уехать. Была еще одна причина побыстрей отправиться в дорогу. Сена у товарища рассчитано только-только, чтобы прокормить своих лошадок, а тут еще две коняки прибыло.

Никакой видимой границы между княжеством не существовало, да и сами волости часто переходили из рук в руки. Просто Козьма сказал, что теперь опасаться не стоит — они уже на черниговской земле. Все селения, через которые держали путь беглецы, трудно назвать городами — скорее обнесенные деревянные стенами, а то и просто деревянным забором маленькие крепости. Но люди жили богато. Даже удивительно.

В селище, где беглецам пришлось заночевать, хозяин дома, еще крепкий кряжистый мужик с натруженными руками, сообщил им новость — в княжестве беда. Киевский князь идет войной.

— Так чего ты не прячешься? — удивился спокойствию мужика Сашка.

— Ну их к лешему, — беспечно махнул рукой земледелец. — Чернигов им не взять, а князь наш встретит врагов на рубежах. Постоят и разбегутся. Война — то дело княжеское, а нам землю пахать богом определено.

Действительно, от нечего делать, Сашка в дороге слушал байки, которые травил любящий поговорить Козьма. В парне он нашел благодарного слушателя. Людмиле бы тоже не мешало послушать старого дружинника, хотя какой он старый — Козьме и сорока еще не исполнилось, но девушка предпочла ехать в санях у Степана. Зато Радка, совсем отца не слушала, как забралась к ним в сани, так и не выгонишь. Отец ругался, но Козьма вступился за девчонку:

— Пущай с нами едет. Послушает стариковские байки, и нам веселей.

И вот теперь, Сашка и Рада сидели за столом и слушали на сетования хозяина на плохую жизнь, хотя все убранство дома говорило об обратном. Бедным крестьянина можно было назвать лишь в шутку.

В город они попали с большим трудом. Воротная стража долго не пускала иноземцев, и по едкому замечанию Козьмы численность стражи была заметно увеличена. Оно и понятно, приехали непонятно кто, на купцов не похожи, без товара, оружные. А ну как засланцы киевлян? Козьма взялся устроить дело. Послал ошивавшегося за воротами пацана к дочери с весточкой. Ждать пришлось долго. Хорошо у ворот костры жгли — можно погреться. Наконец, пришла Оксинья. Отец с дочкой радостно обнялись, расцеловались.

— Ко мне батюшка приехал на постоянное житье, — заявила она начальнику стражи.

— А эти? — спросил тот, указывая на Степана с товарищами.

— Я их не знаю, — призналась Оксинья, но быстро поправилась. — Разве, что вон тот, — она указала на Степана, — похож на дядьку Степана, но дядька ноги лишился, а этот...

Молодая женщина недоуменно обернулась к отцу. Козьма поспешил вмешаться. Так оно и есть, Степан это. Хотят наняться к князю.

— Ты чего мелешь? — возмутился Степан, но быстро умолк, получив от Козьмы сильный тычок в бок.

— Есть такое желание, — смущенно сказал он, бросив сердитый взгляд на товарища.

Начальник стражи отвел их к мытнику, собирающему налоги. Козьма и Степан заплатили положенное за проход в город, за каждые сани в отдельности и за каждого человека. Мечи у Кузьмы и Степана опечатали свинцовыми пломбами и отпустили по добру по здорову. Сашка переживал, что мытник начнет шманать в санях и обнаружит его сумку, но ничего подобного тот не стал делать. Поверил на слово.

— Завтра к сотскому явитесь, он запишет вас, — на прощание предупредил начальник стражи.

Оксинья смирилась с тем, что батюшка позвал товарищей с собой в гости. Мужа дома нет, он ушел с князем.

— Кирилл теперь полусотник, — похвасталась она отцу. — В доме теперь челяди полно.

Ранг полусотника подразумевал наличие в доме как минимум пятка рабов. Сашка уже знал, что наличие и количество зависимого народа определяет социальный статус хозяина. Таковы реалии жизни и с этим не поспоришь.

Разместившись в доме, Степан послал племянника на торг послушать новости, а сам занялся лошадьми. Сашка вызвался ему помочь. Лавр отправился искать работу, авось кто возьмет подмастерьем. Девушки хлопотали на поварне, готовя обед.

— Мы на самом деле будем наниматься на службу к князю? — задал Сашка, волнующий вопрос.

— Сомневаюсь сильно в этом, — ответил Степан после долгого молчания, когда Сашка уже и не ждал ответа.

— И что делать будем? — от волнения парень даже остановился, поставив ведра с теплой водой на ледяной пол.

— Что делать, что делать, — пробурчал Степан, проверяя подковы у лошади. — К Болоховским князьям подадимся. Там лишних вопросов не задают. Была бы голова, да рука крепка.

— Что за князья? — Сашке стало интересно.

— Собственно князьями они сами себя кличут, — ответил Степан, пояснив. — Выбирают их на сходе.

— Казаки что ли? — удивился Сашка.

— Я таких не знаю, — мрачно отозвался Степан. — Вольный народ, — и замолчал.

Сашка еще пару раз пытался разговорить Степана, но, если тот упрется — слова не вытянешь. Закончив дела в конюшне, они пошли в дом. Степан сидел на лавке темнее тучи, хмурился и тяжело вздыхал. Тяжело быть изгоем в его возрасте. Сашка оставил мужика в покое, уйдя на улицу.

Прогулялся до торга, где в лавках шла бойкая торговля привозными товарами. Местные мастера торговали прямо из своих домов, пристраивая к ним лавки. Он ходил, глазея по сторонам, пока не замерз. Зашел в корчму, выпить горячего сбитня. Там за столом сидели Местята с Лавром. Они бражничали. Сашка подсел к ним, но пить отказался. Угощал кузнец, продавший нательную иконку.

Местята обстоятельно пересказал новости, услышанные на торгу. Город кипел. Это Сашка сам видел. Епископ Порфирий призвал тысяцкого и лучших людей Чернигова в сои покои, где они до сих пор сидят — думу думают.

Прошел день. Степан хотел продать Оксинье сани, она сулила за них десять кун, но вовремя опомнился. Местята прибежал с торга и крикнул с порога:

— Епискуп набирает охочих людей добро возить!

Черниговский князь устроил в одном сельце близ града добрый двор, где было наготовлено много вина и меду в погребах, а в кладовых всякой разнообразной утвари. А также устроено гумно, на котором стояло тысяча стогов сена общей стоимостью в тысячу гривен кун или в слитках — 250 гривен серебра. Все это добро теперь предстояло вывезти в город. За наем саней платили по три резане.

Оксинья прослышав про это, отправила рабов на заработки. Беглецы так же подрядились возить сено. За светлый день они сделали десять ходок и перевезли один стог, за что получили 5 резан. За седмицу, за минусом покупки сена и продуктов, они получили за свой труд 17 кун и 1 резану. За работу им заплатили импортными монетами, разного веса и формы, так как многие из них были разрезаны на части или просто обрезаны по краям.

В городе стало не спокойно, из окрестных селений стали съезжаться свободные люди. Зависимое население в основном оставалось на месте. Цены на хлеб резко поднялись и это вызвало глухой ропот в народе. Епископ вынужден был вмешаться, пока не полыхнуло народное недовольство. Виновных призвали к ответу. Что бы не накалять обстановку тысяцкий уговорил епископа не объявлять мобилизацию. Все ограничилось кличем охотников на службу к епископу.

Степан поздно об этом узнал. Он ругал Сашку, за то, что тот проворонил попону. Когда уставший парень отошел отлить, кто-то спер попону. Обидно, что видаков не нашлось. Сашке было нечего сказать в ответ. Виноват, так виноват. В это время вошедшая, с мороза, Оксинья, скидывая с плеч шубу обмолвилась:

— Епискуп охотников кличет.

Степан бросился к ней принимать шубу.

— Завтра сходим узнаем.

Оксинья кивнула в ответ, то ли в благодарность, что помог раздеться, то ли намекая, что погостили — и хватит. Действительно, дворы в Чернигове не большие, в избу на ночь набивалось много народу, да еще Оксинья скотину притащила в дом, что бы та не померзла.

На подворье к епископу сразу не пошли, Степан вначале покрутился на торгу, сплетни послушал. Сашка воспользовался моментом, бродил по торгу, в удивлении раззявив рот. Чего только тут не продавали! Настоящий супермаркет, с поправкой, на время, конечно.

— Это еще, что... — презрительно сплюнул Местята, когда Сашка поделился с ним своими восторгами. — Вот в Киеве... там да...

— А ты был сам-то в Киеве? — обиделся Сашка.

— Неа, — мотнул головой парень. — Степан рассказывал. Он много где был.

Сашка ничего не успел ответить, Степан, коль его вспомнили, тут же объявился, громко требуя собрать все их барахло, и погрузить в сани. Пришлось парням возвращаться назад. Они управились быстро. А их уже ждали покупатели. Степан вовсю нахваливал коней, Лавр даже показал специально ледовые подковы на копытах лошадей, ударив себя в грудь кулаком, похваставшись собственной работой.

— Так ты кузнец что ли? — спросил один из покупателей.

Был он среднего роста, в высокой бараньей шапке на голове. Одет в широкие меховые штаны, заправленные в зимние сапоги с подковками. Сашка четко видел следы от них на утоптанном снегу. А его кожух чермничный, с глубоким запахом, застегнутый на три воздушные петли был выше всяких похвал. Состоятельный мужик, по всему видно.