Бешеный прапорщик. Часть вторая.

Девчонка была еле жива от испуга. Даже в темноте было видно, что лицо у нее такое же белое, как передник. В темноте, конечно, можно ошибиться, но на первый взгляд — лет восемнадцать-двадцать, белая рубаха с вышивкой квадратиками, темная юбка до пят, из-под которой торчат то ли ботинки, то ли сапоги из кожи грубой выделки. Сидит, колотится крупной дрожью, не понимая даже, что инстинктивно прижимается к Михалычу, будто ища у него защиты. Присаживаюсь на корточки рядом, прижимаю палец к губам, мол "Тихо!". Потом начинаем разговор. Шепотом.

— Не бойся, мы тебя не тронем. Кричать не будешь? Если нет, кивни.

Целых три кивка, и все очень энергичные. Показываю Митяеву, чтобы освободил ей рот. Девчонка начинает ловить ртом воздух... Наконец-то, отдышалась.

— А вы хто будзете, панове?

— Мы — не панове, мы — русские, солдаты.

— Русския? А ну, перакрэстись.

Блин, я перед батюшкой так старательно не крестился. Троеперстием, справа налево.

— Да русские мы, вот тебе крест. Ты-то сама кто будешь?

— Ганна я, у ихнега сияцельства працую. Кухарка, да посуд мыю, яшчэ у пакоях прыбираюсь.

— А гнался за тобой кто?

— Да Мыкола, егер графский. Ён дауно да мяне прыстае...

Из последующего разговора выяснилась очень интересная история. Помимо попытки изнасилования, этому Миколе можно инкриминировать еще шантаж и нанесение побоев. Причем разным людям. Побои он со-товарищи нанес русскому офицеру, "взятому в плен" графскими егерями, и содержащемуся сейчас на псарне в отдельной клети. А шантажировал он кухарку Ганну, требуя себе "особое" расположение в обмен на молчание о последней. Я слушал рассказ девушки внешне спокойно, но внутри клокотала злость. Граф, самка собаки непонятного происхождения, приказал связать и бросить за решетку в прямом смысле этого слова офицера, пробиравшегося к нашим из окружения. Да еще кормить его соленой селедкой и почти не давать пить! Девчонка пыталась тайком дать ему воды, но была поймана этим вот лежащим сейчас козлом Миколой, и перед ней стоял выбор: либо удовлетворить желания егеря, либо получить кнута на той же псарне в наказание. Я не понял! Тут что, возрождение крепостного права в отдельно взятом поместье? Этот хренов аристократ надеется на свою безнаказанность? При встрече надо будет рассказать ему один из законов Мерфи, о том, что пули не осведомлены что "старший по званию имеет привилегии"...

Ладно, беседуем дальше. Офицеру чуть позже поможет Гриня, который придет на псарню вязать холуев. А меня интересует господский дом.

— Ганна, а в дом нас сможешь провести?

— Да, тольки там жа нямецкия афицэры з графам! И Ванда з Ирэнай. Гэта пакаёуки... ну, горничныя...

— Вот эти офицеры нам и нужны. Так проведешь?

— Ага...

* * *

Все готовы, всем все понятно, часы сверили, порядок действий еще раз обговорили. Начинаем...

Я со своими казаками тихонько крадусь в трех шагах за Ганной. Которая ведет нас в дом. Псарню уже "держат" двое из Грининой пятерки. Заходим через черный вход и попадаем в коридорчик между кухней и кладовкой. Девчонка берет керосиновую лампу в ведет нас дальше. Оп-па, а вот про это мы забыли. Сапоги довольно громко стучат по полу, несмотря на все старания идти тихо. Останавливаемся, обматываем их заранее приготовленными тряпками. Дальше пойдем "полотерами"... Что-то меня на нервное "Хи-хи" пробивает. Впрочем, так всегда перед боем... Мы уже в холле. Лестница на второй этаж, несколько дверей, на стене неярким светом горят такие же лампы, как у в руке у девушки. В своей простой одежке, в тяжелых, грубых башмаках, она вдруг напоминает мне главную героиню знаменитой сказки — Золушку. Не хватает только чепчика... Ганна тихонько двигается вдоль стены, и вдруг одна из дверей распахивается. Хорошо, что в нашу сторону. Нас окутывает облако женского парфюма. Из комнаты выходят обе горничные, одетые достаточно фривольно. Открытые плечи, спина, шелковые юбки для канкана, чулки, туфли, пышные прически, сильный аромат ландыша...

— Цо ты тут робишь, паскуда?

Вопрос к нашей проводнице, которая прошла по инерции пару шагов дальше, и теперь дамочки стоят к нам спиной и нас не видят. Это же замечательно! Синхронное движение, одновременно с Митяем подлетаем сзади, зажимаю рот паненки ладонью, нож уже в другой руке, провожу мерцающим в свете керосинки лезвием перед глазами своей жертвы, чтобы прониклась и не сопротивлялась. Дамочка впечатлилась дальше некуда. Обвисла мешком на руке, ноги не слушаются. У Митьки — та же ситуация. Только выпяченные глаза бегают по сторонам и никак не могут остановиться. Тихо заводим их обратно в комнату, парни привычно связывают руки-ноги, кляпы в ротики, помаду размазали, ну да это — не беда. Она им в ближайшие сутки больше не понадобится. А, может, и дольше. Митька, злодей, умудрился "обыскать" дамочек на предмет оружия во всех самых потаенных местах.Обе тушки уложены на ковер, отдыхайте, милые. А мы пошли дальше...

Егорка кошкой бесшумно взлетает на второй этаж, через минуту спускается, шепчет:

— Никого, все двери закрыты.

— Добро, идем дальше.

Далеко идти не пришлось. Мы подошли к двери, из-за которой доносились звуки разговора и музыки — похоже, канкана. Вот сюда-то нам и надо. Тихонько отодвигаю нашу Золушку в сторону. Сейчас мы вам такое спляшем — до самой смерти не забудете! Разговор притих, послышались шаги и дверь внезапно приоткрылась. Это — приглашение? Типа "Заходите к нам на огонек..."? Показываю своим на пальцах "Раз, два, три!" Заходим!...

ИНТЕРЛЮДИЯ. За полчаса до описываемых событий.

Трое мужчин сидели, развалившись в удобных креслах, возле догорающего камина. Комната, где они находились, была похожа на кабинет в каком-нибудь рыцарском замке, правда, без обязательных для последнего сквозняков. Стены, обтянутые гобеленами вместо новомодных обоев, были завешаны десятком картин, в основном портретов мужчин в разнообразных доспехах, и искусно выполненными чучелами кабаньих, волчьих и медвежьих голов. Справа и слева от камина на стене висела большая и достаточно изысканная коллекция оружия. Скрещенные гусарские сабли мирно уживались с похожими на мечи палашами, кинжалы, кортики и шпаги веерами заполняли все пространство стен, ниже висели старинные ружья эпохи Наполеоновских войн. Снизу, от пола подпирали эти сокровища стойки, выполненные из мореного дуба, с охотничьими ружьями различных марок. Блики каминного пламени и двух настенных светильников играли на благородных стальных клинках и золотых ножнах, переливались загадочными огнями в драгоценных камнях, украшавших оружие. Возле окна пристроился массивный письменный стол и шкаф с книгами, также выполненные из дуба. Рядом стояло механическое пианино, наигрывающее вальсы Шуберта.

Мужчины сидели вокруг небольшого столика, на котором удобно для них расположились хрустальный графин с благородным напитком, имеющим все права именоваться "Коньяк", рюмки, ящичек с сигарами, гильотинка и пепельница. На небольшом подносе стояли тарелочки — с аккуратно нарезанными кружками лимона и с маслинами.

Хозяин дома, самый старший из них, был одет в "охотничий костюм" — вышитую золотом венгерку и бриджи с хромовыми сапогами. Его гости еще два часа назад были одеты в форму офицеров кайзеровской армии, но сейчас они были задрапированы в длинные, расшитые драконами халаты.

Аромат сигары, глоточек коньяка, задумчивое разглядывание языков пламени, или переливающихся различными оттенками красного, углей в камине — все это настраивает на расслабленный разговор, неторопливо текущий сквозь время. В данный момент говорил мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами в подражание своему императору. Халат топорщил небольшой еще живот, которого на службе не было видно только благодаря искусству портного, сшившего мундир. Он обращался к своему спутнику, гладко выбритому, хорошо сложенному блондину лет тридцати пяти:

— Скажите, мой дорогой Генрих, Вам до войны не приходилось бывать в России? Нет?

Ну, мой друг, тогда Вы многое пропустили. Мне повезло побывать на столетии их знаменитой битвы — Бородино. Да, именно та война, когда мы вместе сломили хребет этому зазнайке Бонапарту. Парады, балы, охота... А какие в Москве Сандуновские бани! С несколькими офицерами одного из гвардейских полков мы провели там милый вечер. И там же один из них научил меня закусывать коньяк лимоном, сообщив по секрету, что способ лично изобретен кузеном нашего доброго Кайзера императором Николаем Вторым... Кстати, баня нашего любезного хозяина ничем, практически, не уступает московским. Поверьте слову знатока. Я за свою жизнь пробовал турецкую, японскую, финскую бани. И могу заявить, что русская баня занимает в этом списке далеко не последнее место. Все-таки, Генрих, эти русские не зря называют себя третьим Римом — их термы, это нечто. Но, у Вас все впереди. После победы, Вам несомненно предстоит вместе с иными славными воинами сопровождать нашего доброго Кайзера в его триумфе по покоренной России. Мы пришли в эту страну, как хозяева и нам, по священному праву победителей и настоящих германских рыцарей предстоит вкусить удовольствия. Их земли, их богатства, и, наконец, их вина, женщины и термы. Древние германцы покорили Рим, и теперь мы должны сделать это с новым, третьим Римом.

— Простите, мой любезный барон, — подал голос обладатель расшитой венгерки, граф Ян Казимир Каплицкий. — Вам с высоты начальника оперативного отдела штаба корпуса, конечно же, виднее. Но я не один год живу в этих краях, и знаю этих диких москалей. У них есть пословица -"Не делите шкуру неубитого медведя". Они еще сильны, и могут доставить много хлопот доблестным войскам кайзера Вильгельма. Да, кстати, Ваше сравнение с древним Римом навело меня на интересную мысль. У меня находится "в плену" русский офицер. Этот bastard пробирался к своим после очередного окружения и осмелился просить у меня приюта и помощи. К сожалению, он был вооружен, поэтому пришлось прибегнуть к хитрости. Штабс-капитан был накормлен, напоен, уложен отдыхать. Но, заснув на кровати, он проснулся связанным на псарне, где я держу своих гончих. Его саблю я решил использовать в качестве кочерги для камина. На что-то большее после пребывания в руках москаля она не годится. — С этими словами он поднялся и, взяв стоявшую в углу шашку с золоченой рукоятью, показал ее сидящим.

Самый молодой мужчина в компании презрительно-брезгливо усмехнулся, но граф, ворошивший угли в камине, этого не заметил.

— Так вот, господа, поскольку прозвучала аналогия с древним Римом, я считаю, что можно было бы возродить некоторые римские традиции, например, гладиаторские бои. Я завтра же отдам распоряжение, чтобы из моего поместья привезли медведя. И мы посмотрим, кто окажется сильней: мой зверь, или этот москаль. Как Вам моя идея, господин барон?

— К сожалению. граф, дела службы требуют моего постоянного присутствия в штабе. Я смог принять Ваше любезное приглашение только благодаря необходимости проконтролировать передислокацию авиаотряда нашего дорогого гауптмана, и передать ему необходимые бумаги и карты. Для нас, офицеров кайзера, воинский долг превыше всего. Все удовольствия мы получим после того, как разгромим русских дикарей. Их командование проявляет такое неумение управлять войсками, что я не сомневаюсь в скорой победе. Кстати, мой дорогой граф, отчего Вы не уберете вон ту фотографию, — барон указал на стоящий на полке шкафа фотоснимок, запечатлевший хозяина дома с группой русских генералов и полковников, стоящих возле охотничьих трофеев. — Она Вам дорога, как память? А не кажется ли Вам, что подобная ностальгия вызовет ненужные вопросы?

Глаза графа моментально стали холодно-колючими.

— Милый барон, мой патриотизм и преданность Германии и Кайзеру не требуют доказательств. Что же касается этой фотографии, — каждый приносит пользу Германии на своем месте. Каждый воюет на своем фронте. Этот снимок для меня — тоже охотничий трофей, причем один из самых удачных. Эти глупцы и болтуны и не подозревали, надменно позируя фотографу над поверженными животными, что истинной целью охоты были они сами. Содержание их разговоров очень быстро стало известно в узких кругах в Берлине и Вене. И в немалой степени помогло Генеральному штабу в планировании военных действий. Вы же не будете отрицать, что получали время от времени информацию, далеко выходящую за пределы компетенции начальника дивизии. Тем более, что в большой степени мне помогло одно из изобретений господина Эдисона.

При этих словах ошеломленный оберст-лейтенант непроизвольно покосился на стоящий на письменном столе фонограф, и сделал достаточно неуклюжую попытку "невзначай" прогуляться до окна и проверить, не включен ли аппарат.

Гауптман, воспользовавшись паузой, подошел к камину и взял в руки шашку. Обтерев клинок прихваченной по пути белоснежной салфеткой, высокомерно, тонко и леденяще вежливо поинтересовался у хозяина:

— Ваше сиятельство, золотая рукоять и вот этот красный крестик на ней, насколько я знаю, указывают на то, что оружие — наградное, не так ли? Не будете ли так любезны перевести эту надпись на немецкий язык? — С этими словами он протянул графу шашку эфесом вперед, и в свете углей сверкнула строка славянской вязи "За храбрость".

Оберст-лейтенант, почувствовав смятение графа и увидев возможность реванша, подошел к камину и заинтересовано осмотрел клинок. Граф, поморщившись, неохотно перевел. Гауптман тем временем продолжил более спокойным тоном:

— Вы правы, господин барон, мне не доводилось бывать в России. Но с русскими я не раз встречался в воздухе. И могу Вас заверить, господа, что они по-рыцарски, честно и храбро сражаются на своих аэропланах даже против превосходящего противника. И пусть их генералы тупы и неграмотны, зато солдаты и офицеры, по рассказам сослуживцев, сражаются храбро и мужественно. И я думаю, что исход войны от них зависит также, как и от решений их невежественного начальства, может быть даже в большей степени, чем мы предполагаем. А еще мне помнятся слова великого Бисмарка "Превентивная война против России — самоубийство из-за страха смерти". И если мы воюем против русских, то глупо не считать их опасными и достойными противниками.

Что же касается якобы плененного офицера, я бы настоятельно рекомендовал Вашему сиятельству передать его германским военным властям для помещения в лагерь для военнопленных согласно его статуса.

— Господа, давайте не будем в этот чудесный вечер рассуждать слишком много о серьезных вещах! — Граф быстро попытался выкрутиться из неудобной ситуации. — Сегодня наши волнения должны быть только приятными.

Он поднялся с кресла, подошел к замолкшей пианоле и стал менять перфоленту. После первых звуков канкана, подошел к двери, приоткрыл ее и, повернувшись к своим гостям, пафосно изрек:

— Оставим на время бога войны Марса, и обратимся к Эросу! Сейчас здесь появятся те, кто помогут окончательно превратить этот вечер в чудесный праздник, исполнят все Ваши самые смелые желания, и, надеюсь, произведут на Вас незабываемое впечатление...