Крыса в чужом подвале.

Двинулся вверх, к истоку. На мелководье, где солнце грело воду, шныряли стайки мальков. Снял с себя рубаху, стянул узлами рукава. Протянул ,,бредень" по течению. Рыбья мелочь серебрилась на самом дне импровизированной снасти. Обед скуден, но какой никакой, а обед. Повторил заход. Улов не стал богаче, но и то, что попалось не лишнее.

Два раза Костас обнаруживал тропки проторенные зверьем. Судя по следам, попить водицы приходили олени. В одном месте он различил четкий след вепря. Подальше виделась колода, о которую зверь чухал морду, клыками развалив трухлявое дерево.

Поднявшись по осиннику в пригорок, наткнулся на вырубку. Торчали пни, ветки свалены отдельно, в кучи. Бревна сложены по три четыре штуки. Еще дальше, под елью, примостился шалашик с кружком кострища. Кострище зарастало. Им не пользовались уже давно. Покрытие шалаша дыряво и желто. Листья с веток облетели, обнажив ребра тощих лаг. В шалаше он переждал дождь. Небесная хлябь вывернула на землю недельный запас вод. Дождь падал сплошным потоком. Худое укрытие и защитило худо, промок и продрог. Согрелся на ходу.

За очередным поворотом увидел мосток. Попрыгав по береговым камням, выбрался на дорогу. Оглядел сапоги. Барская обувка не выдержала перехода. Раскисла, потеряла форму и норовила расползтись. Дотянет ли до замены? И когда она еще будет, замена эта!

Сделав короткий выдох-вдох, Костас побежал попобочь дороги. Бежал, не теряя контроля над окружением. Лес закончился полем, поле скатилось дальним краем в овражек. За овражком березовая рощица. Затем опять поле и околок боярышника. Костас высматривал прежде всего людей. Заставу, засаду, разъезд, путников — тех, кто мог увидеть его и запомнить. Но вокруг безлюдье, а след тележных колес достаточно стар.

На солнце снова нашла тучка и пролилась на этот раз теплым дождичком, не успев ничего толком намочить.

Через час бега появились первые признаки жилья. Черное пятно пепелища выделялось на лугу. Из прогоревших углей высоко торчала печная труба. Судя по всему, горело строение не так давно. Сгорело не само по себе. Человеческие кости в золе свидетельствовали, обитателей из дома не выпустили. Посреди пепелища в землю забит дубовый кол. Забит глубоко и грубо. Верхний край превращен в мочало. К колу рваной тряпицей примотана перекладина. Крест не крест?

Костас свернул к колодцу. На длинном журавле болталась деревянное ведерко. Но напиться не получилось, из колодца воняло разложением. В воде утоплена выпотрошенная овца. В ведерке вышиблено дно. Чуть дальше, на развилке, рядом с указателем, установлена виселица. Свободных мест на перекладине нет. Три тела, одно принадлежало совсем юнцу, кормили ворон. Таблички привешенные к груди каждого висельника, скорее всего оповещали, что казненные пробавлялись не праведным ремеслом разбоя. Дальше Костас набрел на брошенные огороды. Заглушенная молочаем и осотом картошка, изничтоженные капустные рядки, истоптанные конскими копытами морковные и свекольные гряды. На поле по соседству, проволокли бревно, потравив гречиху, разбили выставленные ульи и пытались сжечь. Костас при помощи дирка накопал морковин. Загнув полу плаща, сложил добычу.

За огородами пустырь. За пустырем насыпной курган. Древний. Покосившийся менгир доглядывает за краем. Плохо доглядывает. Дальше, в балке, полно человеческих останков. Ратное дело без мертвых не обходится.

Курган огибала дорога. Не дорога, одно прозвание. Ухаб на ухабе, колдобина на колдобине. Из-за кургана появилась карета. Запряженная четверка, разбрызгивая воду луж, бодро тащила черный дутый короб. На лакированной дверце блестит золотой герб, серебрится мельница спиц больших колес. Позади кареты шестерка всадников. На задранных пиках ветер треплет разноцветные флажки. Костас повернул и, хоронясь за кустами бузины и редкими осинками, двинулся к оплывшему оврагу. Собирая на сапоги липкую грязь, съехал на самое дно. В родничке, напился и тщательно перемыл морковь. Потом полез вверх. Выбираясь на другую сторону, поскользнулся.

В конце заросшего сорняком поля заметил сарай. Словно подгоняя искать защиты, зарядил дождь. Рассудив, мокнуть веских причин нет, Костас быстро добрался до укрытия.

Вся конструкция сарая — стены и крыша. Костас с трудом открыл половинку просевших двухстворчатых дверей. Вошел. Пусто. Сверху сквозь дыры, где капала, где сбегала тонкими струйками дождевой вода. В дальнем углу ворох прелой соломы. Он обошел убежище по периметру, заглянул в каждую щель. С запада к полю подступал острый клин леса. Среди темных елей видны белые стволы берез и буро-зеленые свечки осин. Костас поворошил солому. Притихшие мыши зашуршали во все стороны. Присел. Поскоблив морковину, съел. Одну, потом вторую. Выглянул за дверь. Никого. Только поникшее серое поле и дождь, стучащий по крыше и шлепающий по листьям лопуха у самой стены.

Костас прикрыл створину. Покачал рукой. Ветру не открыть. Снял плащ, с силой стряхнул. Забросил наверх на стропила. Залез сам. Оставшаяся от мостков доска, не убрали, окончив стелить дранкой крышу, достаточно широка, чтобы на ней лежать. Если не крутиться с бока на бок можно и выспаться. Костас свернул плащ под голову и лег.

Дождь зачастил. С крыши побежало, что с лейки. Костасу пришлось немного сползти вниз по доске. Суше и не так сквозит.

Потихоньку непогода утихла. Просеивающийся свет налился закатом, посерел и угас в сумерках ночи.

Костас почти не спал, вслушиваясь в звуки. Тяжело взмахивая крыльями на крышу села сова. Угукнув в темень, улетела, чиркнув тенью по ночному небу. Холодный ветер донес дальний вой. Ему ответили. Близко. Время спустя под дверью сарая заскулила псина, заскребла лапами, просясь впустить. Вой раздался совсем рядом. Пес в страхе затявкал, отбежал и тут же вернулся. Грозный рык смешался с жалобным трусливым скулежом. Потом скулеж перешел на визг и оборвался. Под дверью хищные челюсти рвали живую плоть. Чавкали, урчали и пихались. Сколько их? Два? Три? Тяжелые лапы ударили в дверь. Еще и еще! Звери почуяли человека. А что человек? Такая же еда, как и прочие. Один из волков обежал вокруг сарая, ища лазейку. Остановился у стены, попробовал подрыть. Скрепленная корнями старых трав, земля не поддалась. Волк досадливо тявкнул и убежал. Опять ударили в дверь. Створки продавились, открыв щель. В нее просунулись влажные носы, жадно вдыхая запахи.

И опять ветер принес вой из дальней стороны. К тоскливой ноте примешались торжествующий тон. Ночь щедра на добычу! У сарая легкая возня, рычание, клацанье клыков и тишина. Легкое движение вдоль стены. Волки ушли, оставив после себя запах крови и смерти.

Сон пуст и нет в нем ничего кроме беспокоящего мрака.

Костас проснулся от того что замерз. Спрыгнув со стропил, он укутался в плащ, приоткрыл дверь и протиснулся наружу. Земля впитала пролитую кровь. Тут же валялись кусок шкуры, откушенный хвост и обглоданные дочиста ребра.

Обогнув место ночного пиршества, пошел к полю. Молоко низкого тумана стелилось до дальних околков, едва различимых в предрассветной мгле.

Путь от поля вел к холмам. От холмов к болотине. Через болотину брошена гать. Старая, неухоженная, утопившая не одну повозку. И меры ей шагов сорок, а заботы человеку неисчислимо. Возле гати к Костасу сунулись разбойники. Лихо свистнул дозорный и из ельника посыпались удальцы с дрекольем, пиками, дубинами. Обошлось. Глянули на путника, да дозорному плюху отвесили. Обезглазил что ли? С нищим возни больше, чем прибытку.

За гатью — луга. Трава спелая в пояс. За лугами, заложив круг, дорога вбежала в пригорок. Верх пригорка венчала огромная каменюка. Сверху вылизанная ветрами и непогодой, снизу зазелененная мхом. От камня дорога сползала книзу, перепрыгивала мостком через ручеек. Да уже и не ручеек, топкость одна, заросшая осокой. За мостком крепкое строение постоялого двора. Пятистенок обнесен высоченным забором. Дворовый пес от сытой жизни почем зря дерет глотку. Над трубой мутным столбиком вьется дымок. От этого дымка голод еще острее. Кажется, ел бы до конца дней своих, и не наелся!

Костас оглядел себя. Путник и путник. В меру грязен, пропылен. Полуразвалившиеся сапоги подтверждали мили и мили пройденных дорог. С одеждой все в порядке. А оружие? В два удара сбил гербы с наверший баллока и дирка. При помощи скин-ду сковырнул с ремня металлическую Лисицу. Валлет, кинжал, спрятанный в пряжку, подумав, оставил. Рано раскидываться оружием. И гербы и Лисицу втоптал в землю. Еще бы избавится от кошеля, но карманов на одежке не предусмотрено. Куда деньги девать? Не в мотню же ссыпать? Для правдоподобия потер кошель об камень, сдирая лак и вензель. Порча придала кошелю прадедовскую древность.

Не торопясь Костас добрался до трактира. Пес яростным брехом оповестил округу о его прибытии. Ступеньки крыльца, предупредили скрипом — заходит! Толкнул дверь. Звякнул колоколец — вот он! Медлить честному путешественнику не личит. Не тать лихой людей опасаться. Вошел.

Узкие окна затянутые промасленной бумагой, плохо, но пропускали света. Сумрачно. Низкий потолок тяжел и закопчен. В углах паутина. Зал трактира вмещал в себя четыре огромных стола, по два с каждой стороны прохода. Прямо крепкий прилавок, за которым, уперев кулаки, стоял хозяин. Дородный дядька в бабьем переднике, выжидающе поглядывает.

За одним из столов трое. На ближнем краю, молодой парень в крестьянском жюпеле* с драными локтями, наклоняясь, метал с тарелки овощное рагу с мясом. При этом толи бубнил, толи напевал. Рядом с ним мужчина постарше. Он, должно быть, поел и теперь мелкими глотками опустошал кружку. Сделав глоток, с легким стуком опускал кружку на стол, за тем тут же поднимал её для следующего глотка. На противоположном краю, расположился воин. У его ноги, к лавке, прислонена секира. Сам воин облачен в милоть*, овчинную, мехом наружу безрукавку, под которой на жаке, поблескивала модная латунная вставка. Доспех старый, а вставка блестит. Ни царапинки нет на ней! Широченные штаны-плюдерхозе украшены тесьмой и безыскусной вышивкой. Сапоги ничуть не лучше чем у Костаса. Воин неаккуратно глодал здоровенный мосол. Борода и усы блестят от жира. Вокруг мисы весь стол в крошках.

Дардариур (Тьфу! Собаке кличку красивей дают, однако родители в метрики так записали. В своем ли уме были?) оценивающе посмотрел на вошедшего. Ну и гостечка принесла нелегкая! Глаза заплыли, кожа в красно-багровых пятнах — гнус обожрал. Лыс, что бок молочной крынки. Кострат что ли? Сказывают у кого в детстве яйца отрезают, в годах точно так выглядят. В Южных пределах таких несчастных полно. Дардар (сокращенно все-таки благозвучнее звучит, чем Дардариур) с неохотой мотнул головой подошедшему посетителю — чего тебе? Костас знаками показал пить и есть. Это понятно, а как насчет платежеспособности? Дардар потер большим пальцем указательный и средний. Костас на ощупь выудил из кошеля серебряную монетку. Положил деньгу на стол. Трактирщик подозрительно покосился. Пальцы без ногтей выглядели уродливо. Уж не у пыточного мастера оставил? Хозяин стукнул по прилавку, подхватил подлетевшую монету, куснул на зуб. Не подделка ли? Монета честная и Дардар, показал на пальцах — две надо. Костас потребовал, понятно жестом, с ночевкой. Хозяин призадумался. Времена такие, кого бы взашей гнать, привечаешь. А этот хоть и урод уродом, но платит. Деваться некуда — согласился. Костас достал вторую монету и бросил на прилавок. Обе монеты пропали в кармане бабьего передника. Дардар указал на стол, в компанию к троим. Вдруг гулянку сообразят сообща. Все прибыток.

Костас сел. Место не слишком удобное. Обзор не важный и дистанция мала, но в поле зрения и хозяин, и воин и эти двое.

Разбитная девица принесла на разносе огромную тарелку крольчатины с капустой и кружку с пивом. Глянув не видит ли папенька, тиранулась задом о локоть Костаса. Воин углядев заигрывание оторвался от мосла и довольно загыкал.

— Ох, давалка! — восхищенно произнес он, не заботясь, услышат его или нет.

Девица и бровью не повела. Гордо вскинула голову. Косица с белым жемчугом, не морским, а местным речным, мотнулась из стороны в сторону. — Честная я, девушка! — Гы! Проверить бы честность твою!

Судя по тому, как рассмеялись оставшиеся двое, они полностью поддерживали мнение воина. Девица успела пофлиртовать со всеми.

Костасу не до шашней. Голод захватил его помыслы и желания. Так оголодал, впору вторую ложку просить. Капуста хороша! Крольчатина не особенно жесткая, а подлив достаточно, без перебора, остр. Костас хлебнул из кружки глоток-другой. Пиво не плохое на вкус и крепкое. Понятно, зачем мужчине вода? К его удивлению, хмель, закруживший голову, быстро прошел. Похоже в этом вопросе с Червем накладка. Тот принял напиток за отраву и быстро нейтрализовал. Костас хмыкнул, досадуя, и продолжил есть. Против еды синтезированный глист не возражал, а допивать пиво пришлось без всякого удовольствия.

Ближе к концу трапезы к нему пододвинулся тот, что помоложе.

— Руфус Рыбак, — назвался он.

Костас подумал, стоит ли затевать знакомство, тем более языка он не понимает.

— Перекати-поле, — коротко назвался он.

— Дисс, — так же представился второй.

Костас кивнул головой, дескать, очень приятно.

Затем Руфус воодушевленно заговорил, показывая пальцем то на спутника, то кивая в сторону война. Костас охладил рвение собеседника.

— Все равно ни хрена не понимаю.

Руфус озадаченно заткнулся. Как же говорить с человеком?

Юношу попытался выручить напарник. Дисс заговорил, но уже на каком-то диалекте, едва схожим с речью Руфаса.

— Одинаково, — остановил Костас и его.

Похоже, диалог не мог состояться. Оно и к лучшему. Хотя знание языка очень бы выручило. А так, немтырем, быстрее вычислят.

— Ты чикош? — подключился к разговору воин. Этого Костас как раз понял. Говор сильно напоминал сербский. Судя по тону, к чикошам он относился не особенно дружественно.

Воин отставил ногу, готовясь в любой миг схватиться за секиру. Можно предложить, пересмотреть свое к ним отношение он в ближайшее время не собирался.

— Нет. Бомж, — ответил ему Костас. Воина он не опасался. Все чувства и намерения ясно читались на заросшем лице собеседника.

— Бомож? — воин, недоверчиво щурился. Врешь, поди с перепугу?

— Ага, — не стал поправлять Костас. Его честный взгляд убедил воина больше слов. А может не взгляд, а дирк на поясе.

— Знатная штука, — воин кивнул на дирк.

— В наследство получил.

Воин со знанием дело подмигнул А то как же! Хорошее оружие только в наследство и достается.

— Я Дёгг. Сард.

— Сард? — переспросил Костас.

— С побережья. Море, скалы, лодки. Большие лодки, — втолковал ему Дёгг.

"Викинг," — нашел земной аналог Костас.

— Понял.

Руфус опять заговорил, но обращался уже сразу и Дёггу и Костасу.

— Он спрашивает, куда ты идешь.

— Куда глаза глядят.

Непонятной радости Руфуса нет конца. Юноша даже в ладоши хлопнул. Дите оно и есть дите, даже если из пеленок выбралось.

— Он приглашает тебя с собой в Морт, — перевел сард новую реплику. — Хозяйке замка нужны воины. Она бросила Призыв.