Немой пророк

— Да... — Мищенко, наконец, сурово оглядывает ближайшего к нам гусара. Глаза парня, вопреки всяческим уставам, давно уже просверлили в нас дырки. Впрочем, участливый генеральский взор тут же возвращает служивые буркалы на место, то есть, куда им и положено — в никуда. Неодобрительно покачав головой, Павел Иванович продолжает:

... — Судя по дворцовым слухам, а за пару часов тут я их наслушался столько, сколько за всю жизнь не пришлось... Петра Аркадьевича прочат на должность премьер-министра? В новом правительстве, ведь так, господин Смирнов?

— Ну-у-у-у...

— Учитывая арест и отставку господина Герасимова, как и слух о новой реформе, касаемой избирательного права... Я теряюсь в догадках, господин Смирнов — не вы ли тому причиной?

Эх, Пал Ваныч, Пал Ваныч... Всего-то ты и не знаешь даже — одних дворцовых сплетен здесь маловато будет. Всё только начинается, пожалуй. Не знаешь ты о том, к примеру, что из Михайловской Артиллерийской Академии сюда в срочном порядке вызваны оружейные спецы, с которыми я встречаюсь завтрашним вечером. Как приглашён из медико-хирургической Академии сам Павлов — да-да, тот самый Павлов, которого собака! С ним встречаюсь послезавтра... И пусть ещё не существует в природе 'Руссо-Балта', а есть всего лишь кустари, латающие что-то в виде самодвижущихся колясок, но... Но и у меня в планах пока не организация завода 'Феррари'. А только отрывочные знания простого автолюбителя из будущего. На уровне матов и коленвала, естественно, но авось что-то и объясню здешним механам. Всё только начинается, Павел Иванович, всё только начинается!

— Павел Иванович, можно просьбу?

— Давайте!

— Павел Иванович, я хотел просить Его Величество передать во Владивосток одно письмо... Ну, вместе с поездом и посыльным... И раз уж вы являетесь тем самым особым посыльным... — позорно замолкаю я. — Вы когда отправляетесь?

Достав часы из кармана, генерал хмурится:

— Уже должен быть в пути!

— Полчаса у меня есть?

— Двадцать минут! — коротко отрезает Мищенко. Увлекая меня, к полнейшему разочарованию караульных, по крыльцу парадного входа.

— Я уложусь! Где тут можно найти бумагу и чернила, Павел Иванович?!!!..

Во дворце царит суета. Не знаю, привычная она здесь, или нет, но утром всё было иначе. То ли действительно, я наделал тут шороху своим появлением, то ли всё обстоит, как обычно... Целая армия лакеев в пышных ливреях, шталмейстеров, военных и ещё Бог знает кого снуёт туда-сюда, имитируя видимость бурной деятельности. Причём, если проследить за каждым в отдельности, вне общего хаоса, можно легко заметить, что никто особо ничем не занят.

Прислонившись к подоконнику и сделав вид, что изучаю картины на стенах, я для надёжности эксперимента вычленяю из толпы одного толстого лакея с устройством, отдалённо напоминающим швабру и ведром. Потоптавшись в углу и шоркнув пару раз паркет для вида, объект с важным видом шествует мимо меня к лестнице, где бесцеремонно борзо повторяет процедуру. Поглядев украдкой по сторонам и поняв, что 'хвоста' нет, толстяк-лакей убывает в прежний угол, шоркнуть шваброй уже шоркнутый им минуту назад паркет. Ничуть не смущаясь, причём. Эх, сюда бы нашего завхоза Ударцева из моих 'Горэлектросетей'... Тот бы их махом научил родину уважать! Дал бы по тряпке в руки и обложил бы парой ласковых. А чуть что не так — той же тряпкой, только ссаной — на улицу, на мороз... Россия, ёлки палки! Как она есть, родимая.

Впрочем, а сам-то чего? Лучше? Уже полчаса как я собираюсь пройти пару кварталов и навестить служебную квартиру господина Герасимова, где моими стараниями тот томится под домашним арестом. Собираюсь, да не могу — ноги не идут. Это на страницах книг легко, наверное, наблюдать, как уверенный в себе крутой персонаж меняет будущее направо и налево, отбрасывая людей, будто шашки в 'Чапаеве'. Захотел — снял человека с должности, захотел — тут же его 'допросил', или, как я предпочитаю выражаться, 'поговорил' с ним, без зазрения какой бы то ни было совести... А ведь у человека карьера была, семья, дети... Да и достаточно ли у меня было оснований так давить на Николая, чтобы этого Герасимова убирать? Что я, собственно, о нём, а точнее о царской охранке того времени, знаю?..

Проводив в очередной раз глазами наглого лакея (на сей раз тот, очевидно решил поменять воду в изящном ведёрке, для чего скрылся в уборной под лестницей), я, миновав гвардейцев и пару господ в гражданском, выхожу из Александровского дворца, направляясь прямиком к Бульварной улице.

Итак: охранка. Ведомство — аналог нашего ФСБ, только в сильно упрощённом варианте. Проще говоря, исключительно политический сыск. Спецслужба, раскинувшая обширнейшую агентурную сеть в целях слежки и профилактики так называемых 'оппозиционных' движений в тогдашней России. Я не назову себя знатоком этого ведомства, но прочитанного о тех ребятах и их 'деятельности' в этом времени вполне хватает, чтобы Герасимова было за что арестовывать. Ещё бы — только два имени, которые на слуху, уже говорят о многом: Азеф и Савинков. И если о втором известно меньше, то первый, Евно Азеф, личность легендарная в самом плохом смысле этого слова. Член боевого крыла 'эсеров' и одновременно стукач той самой охранки, ублюдок и предатель без каких-либо моральных принципов. Умудрялся одновременно как организовывать терракты, так и закладывать их исполнителей. Убийство Плеве, гибель одного из Романовых, Великого князя и московского генерал-губернатора — вот только самые громкие его деяния! Кстати, гибель Витте — готов спорить, тоже без него не обошлась!..

Погрузившись в свои мысли и не замечая ничего вокруг, я выхожу за пределы парка Александровского дворца, немедленно натыкаясь на бородатый казачий патруль. Патруль, надо сказать, наряжен весьма экстравагантно по нынешним меркам: на парнях алые мундиры и меховые, несмотря на август месяц, шапки. Ей-ей, королевские гвардейцы, но только в русском, конкретном варианте! Интересно, а головные уборы тоже — из медведей? Явно не из кролика, впрочем! Залюбовавшись на столь модных казаков, я едва не упускаю из виду двух граждан в сюртуках. Остановился я — и они встали, тут же развернув газету и приступив к бурному обсуждению. Подавив неприятное чувство внутри (мало ли — царский объект, их тут как тараканов на кухне во времена перестройки, кто жил тогда — поймёт), я вновь погружаюсь в размышления, топая к месту назначения.

...Герасимов не может не знать, что этот тип даёт как нашим, так и вашим. Иначе какой он тогда глава спецслужбы?!..

Неприятная мысль шилом пронзает мой мозг.

Что характерно, кстати, в этом мире и этом времени об Азефе, как предателе вообще мало кто знает, дорогой ты мой попаданец. Пожалуй, только сам Герасимов и я. Только тот — по роду своей спорной деятельности, а я — по факту своего какого-никакого, но знания истории. И что делать? Бежать завтра к Спиридовичу и выкладывать всё начистоту? Мол, есть такой суперсекретный агент Азеф в твоём новом ведомстве и давай его привлечём типа? Ха! Ну, допустим, Спиридович меня послушает — его Государь обязал. Приедем мы к тому же Герасимову и спросим такие: 'Давай, мол, Герасимов, выдавай нам Азефа!..' А Герасимов репу почешет и заявит — не знаю совсем ничего, ребятушки! И концы в воду. А я очень сомневаюсь, что в этом времени из бывшего главы охранки станут что-то вышибать: во-первых, здесь не ментовка девяностых и всё благородно. Во-вторых же, не та Герасимов фигура, чтобы к нему что-то такое применяли, слишком уж он много знает. Я больше, чем уверен — выпустят из-под ареста через месяц-другой, и растворится бывший глава охранки на просторах необъятной. Поскольку владеет товарисч ну очень серьёзной информацией, по-другому и быть не может... А Азеф тем временем прикончит ещё нескольких министров, и хорошо если не членов царствующей семьи... Учитывая, что теперь он работает вместе с Троцким и Лениным, судя по прокламациям на вокзале... Как пить дать, поскольку эта милая компания теперь вместе, она ни перед чем не остановится, уж мне-то объяснять не надо! А это значит... Значит...

Я останавливаюсь напротив дома с табличкой: Бульварная улица, д. 5. Вот я и пришёл — служебная квартира Герасимова находится здесь.

...А это значит, Слава, что именно тебе придётся надавить на человека, который сам по роду деятельности привык всех давить. Всеми правдами и неправдами вытащив у него явку, или как там у них это называется, предателя Азефа. Приехали!

Придя к этой нехитрой мысли путём сложных логических размышлений, я столбом замираю у парадного. Ровно для того, очевидно, чтобы заметить краем глаза, как две фигуры в сюртуках тоже остановились на углу дома. Та-а-а-а-ак... Становится совсем интересно! За мной снова следят? Кто на этот раз?

Один раз меня уже хотели своровать в Мукдене, и я отлично помню тот случай. Кстати, что это было — я до сих пор не знаю: Линевич, Царствие Небесное ему, от ответа на мои вопросы уклонялся, а Мищенко не в курсе дела, лишь пожимал плечами... Хорошо, если это обычные шпики из бывшего ведомства Герасимова! Но в последнее время, после подлости на утренней дуэли, что-то у меня нервы расшалились... Лучше перестраховаться! Эх, Мищенко бы сюда — да убыл час назад во Владик!!!.. Как всегда — не вовремя!!!

Невероятным усилием воли остановив правую руку, поползшую к кобуре, я со скрипом открываю массивную дверь, оказываясь в подъезде. Пока глаза привыкают к полумраку я замечаю, что консьержа здесь не предусмотрено — дом хоть и элитный, но как-то так, жильцы, видно, сами по себе... Быстро вынув наган я замираю у стены, стараясь не дышать.

Откуда-то сверху доносятся звуки скрипки: смычок под умелой рукой выводит что-то столь жалобное и заунывное, что напрочь перестаёт хотеться жить. Тут и без депрессивной музыки, мягко говоря, происходят события, а ещё этот музыкант... Чтоб его!..

В томительном ожидании проходят несколько секунд, кажущихся мне вечностью. Наконец я слышу, как кто-то подходит к двери с той стороны. Вот раздаются тихие голоса, кто-то берётся за ручку двери, чуть медлит...

Слившись со стеной, я поднимаю револьвер на уровень человеческой головы, положив на курок большой палец. Где-то в глубине души фигея над собой: ещё два месяца назад, в моей обычной жизни, подобное было бы абсолютно невозможно! Здорово же пообтёрся я тут, в прошлом!!!..

В прохладное помещение врывается тёплый воздух и луч света, который тут же загораживает тень. В голове проносится сцена из какого-то фильма: точно так же кто-то заходит со свету, и некоторое время ничего не увидит в полутьме, как я минуту назад! Значит, у меня будет пара секунд... Но их-то двое, а я — один!

Дверь закрывается. Нет, вошёл один, второй остался на улице!!! Та-а-а-а-а-к...

И очень-очень медленно, как мне кажется, я прислоняю ствол нагана к виску вошедшего:

— Стоять!

'Сюртук' замирает от неожиданности — явно не ожидал такой встречи! Человек этот ниже меня и лица в полумраке не разглядеть, но приземистая коренастая фигура наглядно предупреждает, что в рукопашной с таким лучше не сталкиваться. Люди подобной конструкции имеют обыкновение крепко стоять на ногах и напрочь игнорировать попытки борцовского захвата. Этакие пожарные бочонки, наполненные водой — что называется, не сдвинуть с места... А если он, к тому же, из из охранки — то явно чего-то такого ещё и умеет, подлец такой... И потому я на всякий случай делаю шаг назад:

— Чего надо?..

Молчание в такой ситуации влечёт за собой непредсказуемые последствия. И человек под дулом револьвера слава Богу, это осознаёт:

— Вас охраняем, господин флигель-адъютант! — напряжённым голосом, но спокойно отвечает он.

— Меня?

— Вас.

— Кто таков?!

Человек секунду мнётся, но настойчивое шевеление револьверным стволом производит эффект. После глубокого вздоха я слышу:

— Отдельного корпуса жандармов обер-офицер. Андропов моя фамилия...

— Кто-о-о??!..

— Андропов?.. — повторяет он удивлённо.

— А на улице кто остался, тот не Семичастный? — я, наконец, опускаю наган. Держать бедолагу под прицелом действительно, больше не имеет смысла.

— Н-нет... — Андропов немного расслабляется. — Петрушко.

Вот, всегда так! Ждёшь схватки с коварным противником, адреналин в крови бурлит, лопаясь пузырями... А на поверку выходит, что всего-то и делов, что за тобой следовал в целях охраны товарищ Андропов (бывают же в природе совпадения, не перестаю удивляться?). Правда, без Семичастного и с 'Петрушко', но тоже вполне себе.

Воображение тут же рисует красочную картинку, как преодолевая бурю, дождь, снег и холод, за мной по пятам неотступно следуют два кремлёвских старца... Вот развевающиеся от ветра седины одного закрывают морщинистый лик, но, скинув волосы дряхлой рукой, тот кричит зычным голосом другому:

'Юрий Владимирыч, не уйдёт же он, подлец?!..'

'Не уйдёт, Ефимыч... От нас ещё никто не уходил!!!.. Мы его, стервеца, и в пятом, и хоть в каком годе достанем!!!.. Дай только отдышусь чуток...'

— Ну, я тогда пойду, господин Смирнов?.. — прерывает не к месту разыгравшийся поток бурной фантазии обер-офицер Андропов. — В случае чего мы у парадного будем ожидать...

— Идите, чо уж там... — милостиво отпускаю я бедолагу. — Хотя, стойте... Кто приказал меня охранять-то?

Коренастый бочонок уважительно склоняет голову:

— Насколько я знаю, господин Смирнов, приказ о вашей круглосуточной охране спущен сегодня непосредственно от его Императорского Величества.

О, как... Ещё и круглосуточной. Прикольно! Впрочем, я бы скорей удивился, если бы этого не произошло... Так, а я что я могу из этого извлечь? Мне вот сейчас край как надо с Герасимовым пообщаться, к примеру. Но я совсем не уверен, что охрана Герасимова (он хоть и домашний арестант, но караулить-то его должны?) меня вот так просто к нему пустит. Скажут, нет, мол, и все дела. Идея рождается мгновенно:

— Слушайте, господин Андропов! Пойдёмте-ка, подниметесь со мной, а? Идёмте-идёмте, мне, кажется, надо на второй этаж... — топаю я по лестнице, увлекая за собой несчастного жандарма. — Объясните вашим коллегам, в случае чего, кто я и что. О-кей?..

Всё произошло ровно так, как я и ожидал:

После моего стука, из-за двери квартиры номер три выглянула бородатая наружность. Которая, о чём-то пошептавшись с Андроповым и оглядев меня с ног до головы, указала рукой внутрь — проходите, мол, милости просим. Что я немедля и сделал. Ну, а план разговора с бывшим главой местного КГБ... Ну, когда я составлял подробные планы? И уж тем более, им следовал? Правильно — ни-ког-да. Звуки скрипки, кстати, столь томительно щекотавшие мою душу, раздавались аккурат отсюда. И немедленно смолкли, кстати, когда я постучался. Уж не сам ли господин Герасимов страдал смычком над своим новым, весьма незавидным положением? Проверим!

Несмотря на моё трёхмесячное пребывание тут, в прошлом, мне ни разу ещё не приходилось посещать чей-либо дом. Хоть чуток пожить в простом, обустроенном человеческом жилье. Каюты броненосца, съёмная квартира... Разнообразные железнодорожные вагоны всех мастей, воинские казармы, звёздное небо Маньчжурии с шинелью под задницей, походная палатка... Даже гостиничные номера и, что немаловажно, тюремная одиночка — где я только не побывал за это время! Но — ни разу не приходилось останавливаться в обычном, домашнем уюте. И потому, проходя в сопровождении бородатого сотрудника по обжитой квартире, я с удивлением рассматриваю мелочи, от которых успел давно уже отвыкнуть: какие-то фиалки в вазах на зашторенных окнах, в беспорядке расставленные на столе чашки... Да что там — даже обыкновенная настенная вешалка с висящей одеждой, увенчанная рогатой бычьей головой, кажется мне верхом домашнего очага! Как и смазливая девка-кухарка, шмыгнувшая при моём появлении на кухню. И пусть здесь не принято разуваться и мои ботинки приминают мягкий ковровый ворс, но... Но в груди откуда ни возьмись начинает призывно ныть. Поскольку в каждой мелочи сквозит неуловимое: здесь живут, и живут — у себя дома! Я тоже так хочу, ёлки-палки!!! Замотался я совсем, в этом смутном времени... Но дом мой — он совсем не тут, к сожалению...