И принялся чуть слышно напевать под нос:
— О, милое созданье, очей очарованье! Приди ко мне, цветочек и... и... цветочек... горшочек... грибочек...
— Глоточек, — подсказала я от двери.
— Что? А, да-да, — поддакнул машинально Стопятнадцатый. — Точно! — Хлопнул себя по лбу лупой, охнул от боли и продекламировал зычным басом: — Приди ко мне, цветочек, дай воздуха глоточек! Прелестно! У вас талант к стихам, Эва Карловна.
— Спасибо, — приняла я комплимент и нырнула за дверь. Уф! Хоть какой-то талант нашелся — подсказывать деканам рифмы для шедевральных опусов.
На окошке в лестничном пролете состоялось первичное ознакомление со схемами, презентованными Стопятнадцатым. Меня волновало расположение стратегически важного объекта — столовой. Выяснилось, что в институте два пункта питания: один — для студентов, другой — для персонала.
Студенческая столовая базировалась на первом этаже, влево по коридору от центрального холла. Типовой общепит, привычная картина. Стены, выкрашенные голубой краской до середины, по центру ряд квадратных колонн, поддерживающих низкий потолок, окна, в которые заглядывает хандрящее утро, хаотично расставленные столики. Раздача по центру.
Желающие массово покушать отсутствовали. Лишь в дальнем углу сидела парочка девчонок, да еще у окна парень читал книгу, потягивая сок.
Прежде всего, стоило изучить цены на питание, поэтому я взялась читать калькуляцию, вывешенную у раздачи. По всему выходило, что если не воспользуюсь едкооранжевыми талонами, мне придется голодать. Поскольку институт построили не абы где, а в столице, то и расценки в меню оказались повыше, чем в провинциальном колледже. В периферийном ВУЗе я могла сносно пообедать за два висора и встать из-за стола, потирая выпирающий животик, а в столичном институте праздник полного желудка обошелся бы в пять-семь висоров. Если учесть, что кроме обедов бывают завтраки и ужины, то изысканное столичное питание в общепитовской столовой не укладывалось в мой карман ни прямо, ни по диагонали.
Проанализировав меню, я пришла к следующим выводам:
Первый. В два висора смогу уложиться, если буду брать стакан компота и булочку.
Второй. Чтобы дотянуть до Нового года, нужно тратить на питание по три висора в день.
Третий. Поскольку мне крайне необходимы часы, чтобы отслеживать время между лекциями, а также тетради и письменные принадлежности, не считая прочих непредвиденных расходов, то сумма, установленная во втором выводе, уменьшается до одного висора.
Четвертый. "Любящий" папа решил поставить дочку на колени и, когда она будет умолять о помощи, это даст ему повод лишний раз напомнить, что без родительского участия она никто и ничто.
Пятый. Как всегда, иных вариантов добывания денег нет. Если найду подработку, то времени на учебу не останется совсем, и я вылечу за неуспеваемость раньше, чем узнают о моей бездарности.
Да что там говорить, пункт пятый висел удавкой на шее. Учеба давалась мне не просто тяжело, а невообразимо тяжело. Сколько времени гробилось на домашние задания — ужас! Оставалось тешить себя тем, что преодолено больше половины пути к цели, и надеяться на лучшее.
— Привет, — окликнул меня рыжий парень, что помог с поисками деканата. Он подошел с подносом к раздаче и махнул рукой, приглашая присоединиться. — Иди сюда.
Эх, была не была. В зале пусто, попробуем потратить институтский подарок. Я оторвала от ленточки оранжевый квадратик с цифрой "3", заключенной в черную рамочку с ажурными завитками.
— Слушай, мне вот что дали в деканате, — изображая непроходимую тупость, показала парню талон. — Чего с ним можно сделать?
— Не дрова же рубить, — засмеялся он. — Поесть, конечно. Погляди расценки у кассы.
На кассе восседала грузная женщина в белом халате, а рядом, на стене, висел небольшой плакат с портретами талонов. В институтском обороте гуляло пять разновидностей бумажных квадратиков. Лучшим считался огненно-красный талон с цифрой "1" в обрамлении черных завитушек. Его стоимость составляла пятнадцать условных висоров. Фантастика!
Самым плохоньким оказался желто-черный талончик с цифрой "5", оцененный в два условных висора. Таким образом, неожиданный презент от Стопятнадцатого разместился аккурат посередине и стоил целых семь условных висоров.
Живем! — порадовалась я и послала мысленную благодарность в направлении деканата.
Нагрузив подносы, мы с парнем подбрели к кассе, и рыжий с невозмутимым видом расплатился за пиршество красным талоном. А я-то робела и стеснялась. Интересно, за какие достоинства или недостатки парень получил право на бесплатное питание? Уж если мне за перенесенную душевную травму преподнесли неожиданный бонус, то у него как минимум должна отсутствовать почка, как максимум — обе.
Изобилие тарелок на подносе потянуло на пять с половиной висоров. Мне полагался возврат денег в размере полутора висоров.
— А сдача? — спросила я у кассирши.
— Не положено, — поджала она губы. — Набирайте до нужной суммы.
Пришлось взять вдобавок булочку с изюмом.
Мы с рыжим уселись посередине зала, а вокруг нас во множестве громоздились тарелки. Он подмигнул:
— Смотрю, ты тоже любишь поесть.
— Убвю, — промычала я с полным ртом.
— Наши люди. Значит, сработаемся, — констатировал рыжий и замолотил ложкой. Куда в него помещается столько еды? Худой до жути, кожа да кости торчат.
— Слушай, — сказала я через некоторое время, умяв половину завтрака (или обеда?) и почувствовав, наконец, сытость. — Оказывается, круто по талонам питаться. Прям настоящее искушение для фальшивоталонщиков.
Рыжий хмыкнул и чуть не подавился. Потом протянул ладонь для рукопожатия:
— Алесс, второй курс нематериалки.
— Эва, третий курс нематериалки.
Парень посмотрел на меня с уважением.
— Думаешь, до тебя не пытались? — ответил, составляя пустые тарелки стопкой. Перед ним остались три нетронутых блюда. — На них скрытая голография. У кассирши стоит специальный считыватель, который просвечивает каждый талон.
Насытившись, я раздобрела. Однако не стоило останавливаться на достигнутом, следовало запихать в себя всё несъеденное. Мало ли что случится? А отложенный жирок пойдет про запас, как у медведя в зимней спячке.
— А ты на занятия совсем не ходишь? — поинтересовалась я, жуя пирожок с капустой.
— Хожу. С чего ты взяла?
— Ну, мы вечно сталкиваемся во время лекций.
— А я такой, — подмигнул парень. — Особенный. Кстати, слышала, что вчера произошло?
Я насторожилась, даже жевать перестала.
— Нет, а что?
— Говорят, вчера в холле бабы не поделили какого-то перца и сцепились из-за него. Разворотили всё и смотались. Еще говорят, будто перец оказался преподом. Царица копытом землю роет, ищет виновных. Как найдет, сразу показательно отчислит. Эх, черт, жалко меня там не было! Я бы поглядел на это представление.
— А что за царица?
— Проректриса. У нее фамилия Цар, а за глаза — Царица. Евстигнева Ромельевна Цар.
Я открыла рот, чтобы похвастать знакомством с великолепной дамой, но вовремя одумалась.
— Не, когда девчонки выдирают друг другу волосы — это вообще! — восторгался рыжий, забыв про запеканку.
— Что хорошего? Я бы не стала выцарапывать глаза из-за парня.
Алесс поглядел на меня оценивающе:
— Согласен, ты бы не стала. Да и нет повода с тобой сцепляться.
Я обиделась:
— Это почему?
— Да ты не дуйся. Просто ты... как бы сказать?... словом, простая, — утешил парень.
Я завернула булочку в салфетку и положила в сумку.
— Обиделась, что ли? — допытывался новый знакомый. — Я же не со зла сказал, и к тому же, правду. А если правду говорят в глаза — это лучше, чем обсирательство за спиной, согласна?
— Ладно, проехали, — махнула я рукой.
В конце концов, на что обижаюсь? Наоборот, мне нужно быть простой и незаметной, а не сиять ярко, не сходя с языков сплетников.
Мимо прошли девчонки, что давеча сидели в углу столовой. При виде нашей мирно беседующей парочки они сделали страшно изумленные лица, начали шептаться и несколько раз оглядывались, пока не вышли из столовой. Рыжий, похоже, плевал на каких-то пялящихся, как он выразился, баб. Парень прикончил запеканку и деловито взялся за кусок вишневого пирога.
Я потянулась, довольная жизнью. В данный момент эта самая жизнь развернулась ко мне лицом, ласково трепля по щеке.
Алесс прикончил свой завтрак (или уже обед?), и мы, уставшие от еды, потекли неспешно к выходу. Внезапно сотрапезник схватил меня за руку, притормозив, а другую руку поднес к глазам. На его часах поверх циферблата мигали зеленые цифры обратного отсчета. Пять, четыре, три, два, один, ноль. Раздался протяжный звук горна, и вскоре воздушная волна приветливо ударила в дверь столовой.
— Стильные у тебя часы.
— Самое главное, точные, — добавил многозначительно рыжий.
— Хочу такие же. Посоветуй, где можно купить.
— Берешь обыкновенные часы, приносишь мне, и за умеренную плату я настрою даже дряхлый будильник.
Я, конечно же, ничего не поняла, но согласно кивнула.
При выходе нас чуть не сбил малявка-первокурсник, залетевший ураганом в столовую. Увидев Алесса, он изменился в лице и бочком прошелестел вдоль стены, пробормотав неразборчивые извинения.
Вообще, все встреченные по пути студенты, смерчем надвигавшиеся на столовую, обтекали нас с рыжим, образуя свободный коридор. На парня поглядывали с опаской, на меня же — как на сумасшедшую, залезшую в логово каннибала.
— Почему они странные? — спросила я у Алесса, кивнув на поток студентов.
— А это меня здесь так любят, — недобро ухмыльнулся тот. — Ну, бывай.
И я потопала в хозчасть.
Это могла быть 7.1 глава
Того архитектора, который проектировал подвальные помещения института, следовало поставить перед лестницей, ведущей на полуэтаж, и выпустить пинком вниз в свободный полет. Пусть бы попробовал добраться до нужного места, не затерявшись в пути.
На самом деле архитектор был не виноват, что администрация решила выделить под хозчасть несколько помещений из сонма подвальных разветвлений, раскинувшихся под главным корпусом института.
Я плутала по непонятным коридорам, растянувшимся, казалось, на долгие километры, и конца и края не предвиделось моим скитаниям. Бесконечные лабиринты тускло освещались редкими лампочками, стилизованными под старинные факелы.
И еще казалось, что за мной наблюдали. Иногда чудились чьи-то шаги, но каждый раз оборачиваясь, я никого не видела.
Тишина давила на уши.
В подвальных катакомбах терялась даже воздушная волна, распадаясь на стайки шаловливых ветерков. По сквознячку, охватившему меня в третий раз, я рассчитала, что закончилась лекция, и наверху, в мире живых, кипит перемена.
Дойдя до перекрестка, остановилась в задумчивости. Здесь коридор раздваивался. В принципе, можно повернуть в любую сторону. Согласно схеме оба рукава вскоре снова соединялись. Проблема состояла в том, что левый коридор, который на схеме выглядел короткой черточкой, был погружен во тьму, и лишь вдалеке тусклый свет намекал на одинокую лампочку. Правый коридор загибался на схеме невероятными кренделями, и имелись подозрения, что на плутание по нему уйдет немало времени. И хотя он хорошо освещался и просматривался, где гарантия, что за первым же поворотом проход не погрузится во тьму?
Может, раскрошить булочку и как Мальчик-с-Пальчик оставлять следы, чтобы мое бренное тело нашли следопыты, которые отправятся на поиски? Интересно, хватятся ли меня и как скоро? Думаю, папуля обрадуется, услышав известие о кончине "любимой" дочери, заблудившейся в подвальных коридорах.
Я поежилась. Нетушки, не дам шанса следопытам. Если придется заночевать в подземелье, булочка пригодится.
Опять показалось, что кто-то смотрит в спину, и от неприятного ощущения мороз прошел по коже, покрыв мурашками и поднимая волоски.
Пора заканчивать балаган, — решила я и уверенно свернула в темноту левого коридора. Подумаешь, какие-то двести-триста метров в полнейшей темноте. Совсем не страшно, вдалеке и лампочка видна.
Двигаясь поначалу быстро и уверенно, вскоре я ощутила легкую тревогу. Светлый прямоугольник развилки остался далеко позади, и кромешная темень приняла в свои в объятия. Пришлось осторожно продвигаться вперед маленькими шажками, опираясь рукой о стену.
Перемещаясь на ощупь, я сообразила, что прошла один поворот, потом второй. Странно, на плане путь был отражен прямой жирной черточкой. Гадство, мне удалось заблудиться в трех соснах, вернее, в двух коридорах! Неужели нужно возвращаться назад? От отчаяния хотелось свалиться кулем и горько заплакать, размазывая слезы по лицу. Какая же я невезучая, какая же несчастная!
Недаром в сказках говорится, что короткие тернистые дороги всегда ведут к гибели героя, а если пойти по длинному и спокойному пути, то при хорошем стечении обстоятельств можно даже дожить до старости. Надо было мотать народные мудрости на ус, а не в окно пялиться и ворон считать, — запоздало поругала себя.
Пытаясь справиться с отчаянием, я внушала себе, что нужно упокоиться, и тогда всё будет хорошо. Самое главное — нужно верить. Но верилось с трудом. Более того, я убедилась, что за мной кто-то крался. Тихо, неслышно ступая, он старался успевать нога в ногу, но иногда это не удавалось, и мои шаги получались сдвоенными дублями.
Я внезапно остановилась, и остановился тот, кто преследовал меня. Однако, хорошая у него реакция. Липкий страх сжал горло щупальцами. По-моему, я забыла, как нужно дышать. Тишина оглушала, в голове замутилось от страха.
Ну вот, — подумалось, — сейчас убьют и выпотрошат на опыты, или наоборот, выпотрошат и не убьют, а оставят умирать самостоятельно. Меня закачало.
Неизвестный дышал в затылок, и его легкое дыхание шевелило волосы на моей макушке. Волны паники накатывали штормовым прибоем, сердце то заходилось в бешеном ритме, то катастрофически отказывалось биться. А зачем? Все равно скоро помирать.
И вдруг меня взяли за руку.
Напряженные до предела рецепторы мгновенно отключили часть мозга, отвечающую за логичные действия, как то: вопли "Памагите!" и убегание с топотом в сторону развилки или демонстрационный показ неизвестного, но эффективного приема самообороны или попытка вступить в контакт с таинственным Нектой.
Вместо этого я начала медленно сползать по стеночке, закатывая глаза и готовясь провалиться в беспамятство, то есть попросту в обморок.
Обморок — очень легкое состояние, позволяющее отрешиться от мирских забот, особенно если нужно принимать серьезные решения, а вам этого, ой, как не хочется.
Итак, Вы падаете. Неважно, куда — на пол, на кровать, на крепкие мужские руки, успевшие вас подхватить, а когда приходите в себя, то — слава тебе, господи! — часть проблем разрешилась без вашего участия. И тут самое время начать выражать недовольство: как так? почему без меня произошло все интересное? требую переиграть заново! В общем, показываете всем своим видом, что если бы не случайно накатившее беспамятство, то все сестры получили бы по серьгам, а волки — по наглым мордам.
