Звёздный Каменщик.

Несмотря на огромные различия в мировоззрении Овольд, Леникольн и Каменщик испытывали друг к другу тёплые дружеские чувства.

Но почему воспоминания перемешались с воспоминаниями Брунхильды? — наверное, от очень глубокого взаимопроникновения во время занятий любовью, — подсказала интуиция.

Что же было дальше? — И услужливый механизм памяти выдал ситуацию из следующего воплощения, где Овольд, Леникольн и Каменщик собрались вместе. Но на этот раз рядом с Овольдом присутствовала дама, Брунхильда. Кроме того, Овольд испытывал к Леникольну не только дружеские, но и отцовские чувства. Странно, с чего бы это?

Из памяти всплыла краткая предыстория: Леникольн погиб во время подавления мятежа. Мятежники требовали что-то там про равноправие вне зависимости от коэффициента интеллекта. Овольд с Брунхильдой долго прятались в каких-то мрачных пещерах. Приходилось питаться грибами и гномами. От грибов глючило. Но если не поесть грибов, гномы были почти не видны. Мясо гномов было жёсткое, как старый ботинок и дурно пахло. Но, зато, печень гномов содержала достаточное количество токоферолов, столь необходимых беременной женщине. Тяжёлые были деньки. А потом у них родился сын. Роль Овольда в рождении Леникольна была не очень большая: раз-два и готово. А вот Брунхильде пришлось вынашивать маленького тирана под сердцем целых девять месяцев. Леникольн начал руководить окружающими ещё из утробы матери. Не словами, разумеется. Слова придумывали окружающие, когда пытались объяснить логику своих поступков.

В пещерах Овольду и Брунхильде катастрофически не хватало свежего воздуха и здоровой пищи. Разумеется, это не могло не повлиять на качество семени жизни, которое выработал Овольд в момент зачатия Леникольна. Во время беременности и грудного вскармливания, по-прежнему, невозможно было вылезти наружу. Огромные беснующиеся толпы панов бегали возле всех выходов из пещеры и раздирали всякого, чьё лицо хоть немного выражало интеллект. Из-за этого Леникольн получился маленьким, страшненьким и не совсем умным. Но дух его стал только твёрже.

Лет через пять мятежники разбрелись. Появилась возможность кое-как организовать жизнь на поверхности. К пятнадцати годкам Леникольн сформировал ополчение из жителей небольшой деревушки на окраине империи. Лидеры мятежников к тому времени сильно постарели, разжирели и погрязли в бессистемном разврате. Некоторые из них разбрелись по империи, некоторые затеяли междуусобные войны. Маленькая, но боеспособная армия Леникольна постепенно завоёвывала деревушки и малозначимые города. С каждой победой к Леникольну присоединялись всё новые и новые ополченцы. Вобщем, к семнадцати годкам Леникольн вернул себе власть в империи Пандостан.

После восстановления конституционного порядка и казни наиболее агрессивных бунтовщиков жизнь в империи постепенно стала входить в мирное русло. Гос. учреждения и научные лаборатории вновь заработали. Через пару лет Брунхильда изобрела новое спец. средство для подавления массовых беспорядков: спермоточивый газ. Этот газ распыляли над толпами чинящих беспорядки панов. Нюхнувшие газа самцы начинали стремительно терять семя жизни. Вместе с семенем жизни они теряли энергию. А вместе с энергией самцы теряли мотивацию устраивать беспорядки и заниматься вандализмом. Благодаря новейшему изобретению Брунхильды появилась возможность подавлять массовые беспорядки гуманным способом. Недостатком спермоточивого газа было то, что после его применения приходилось очень долго отмывать улицы и стены домов аж до третьего этажа. А если дома были менее чем трёхэтажными, приходилось отмывать ещё и крыши. Но это уже мелочи жизни.

* * *

* * *

В следующем воспоминании трое друзей и Брунхильда стояли на почтительном расстоянии от храма. Леникольн уже возмужал и стал почти взрослым.

— Ну и что вы там натворили? — спросил молодой тиран у своих родителей и Каменщика.

— В точности это неизвестно. Мы можем лишь строить догадки и теоретизировать. — Ответил Каменщик.

— Расскажи хотя бы свою теорию, — попросил Леникольн.

— Я полагаю, миры занялись любовью. — Принялся объяснять Каменщик. — Тот мир, где души ожидают воплощения, вступил в интимную связь с нашим миром.

— Кто из них девочка, а кто мальчик? — спросил Леникольн.

— Это сложно определить. Моё восприятие не такое большое, чтобы охватить сразу несколько миров. К тому же, точное число участников акта любви неизвестно. Занимающихся любовью миров вполне может оказаться больше двух. Или меньше.

— Ладно. Каменщик — старый извращенец. Что с него взять, кроме невнятных объяснений? Но вы! Родители императора! Что ВЫ делали в том храме?

— Каменщик уговорил нас принять участие в ритуальной оргии. — Сказал Овольд. — Мы с Брунхильдой долго отнекивались. Но он так красочно расписал грядущую астрологическую ситуацию. Он сказал, подобная ситуация случается раз в тысячу лет. Только на один день небесные сферы откроют врата в мир, где дожидаются воплощения души ... Каменщик, как ты описал те души?

— Теперь уже не важно, — виноватым тоном прогундосил Каменщик.

— Вобщем, мы хотели родить тебе братика, — объяснил Овольд.

— Или сестричку, — дополнила Брунхильда.

— Вы УЖЕ родили Императора! — рявкнул Леникольн.

В этот момент из стен храма во все стороны брызнули радужные струи. Или со стен. Или сквозь стены. Было непонятно. Струи переливались всеми цветами доступными восприятию, и были похожи на сжиженный свет. Было похоже на то, как будто гигант ударил по озеру сжиженного света. И от этого на много километров вокруг разлетелись брызги какой-то непонятной субстанции, которая засветила дома, мостовую, телеги. Одна капелька даже попала на щёку Брунхильде.

— Смой немедленно! — крикнул Леникольн. И, не дожидаясь какой-либо реакции, кинулся к ближайшему дому. Всех жителей из района прилегающего к храму уже эвакуировали. Все двери были закрыты на замки. Но Леникольн с ходу проломил дверь и с жутким грохотом стал искать какую-нибудь ёмкость с водой. Как слон в посудной лавке.

— Уймись, Аввик, — закричала ему вслед Брунхильда. — Ты устроил больше разгрома, чем совокупляющиеся миры. Но Леникольн ничего не слышал из-за грохота разлетающейся кухонной утвари.

Радужные брызги, разлетевшиеся из храма, светились изнутри. Но ничего не освещали. Они постоянно кипели, но не пузырились. Пар от радужных брызг, казалось, сгущал сам пространственно-временной континуум. Запах напоминал прорастающее зерно.

Через минуту Леникольн притащил кувшин с чистой водой и обнаружил безумное зрелище: Брунхильда, Овольд и Каменщик мазали друг друга брызгами радужного света, дико ржали и скакали вприпрыжку кругами по улице.

— Стоять! Смирно! — рявкнул Леникольн. — Вы что творите? — Леникольн стал кое-как смывать радужные брызги со всех троих. Одного кувшина не хватило, пришлось сбегать и разгромить ещё пару домов в поисках запасов воды. Толи омовения холодной водой помогли, толи сжиженный свет рассеял свою энергию, — но минут через пятнадцать безумная троица успокоилась.

— Что у вас тут твориться? — грозно спросил Леникольн.

— Мы изучаем уникальный научный феномен, — ответила Брунхильда.

— Да. Да. Именно изучаем, — подтвердил Каменщик и заржал, как лошадь. Брунхильда не сдержалась и прыснула звонким смехом. А следом и Овольд подхватил смешуньчик.

— Всех нормальных жителей городская стража уже эвакуировала на безопасное расстояние. Уходите отсюда немедленно!

— Не кипяши, Аввик. Мы тут собрали учёный совет. — Дружный смех троих учёных прервал объяснения на минуту. Затем Овольд продолжил: Мы этот феномен устроили, нам и искать способ привести в порядок столицу твоей империи.

— Ну и что вы тут наизучали?

— Выбросы происходят примерно каждые два часа, — сказал Овольд.

— А давайте назовём это выплесками! — предложил Каменщик.

— Нет! Назовём эти явления выпуками! — вставила своё научное мнение Брунхильда.

Следующие пять минут учёный совет в составе Овольда, Брунхильды и Каменщика ржал так громко, что продолжить доклад императору о результатах научных исследований было невозможно.

— Приступы веселья особенно сильны в первые пятнадцать минут после выброса. Неизвестная аномалия в храме в течении этих пятнадцати минут совершенно спокойна. — Сказал Овольд.

— Оно наслаждается допаминовым выбросом молча. Ну, то есть, переходит в пассивное состояние на пятнадцать минут, — дополнил Каменщик.

— Затем веселье постепенно стихает. И, одновременно, аномалия активизируется. К концу двухчасового цикла мы все становимся совершенно серьёзными и адекватными. — Последние слова Брунхильда произнесла сквозь смех.

— Вот, видишь, первые языки радужных шмяков уже зашевелились на стенах храма. А мне уже почти не смешно. — Сказал Овольд.

Брунхильду в это время повело от ржача, она столкнулась с Леникольном и повалилась на землю. Леникольн и Овольд мгновенно подхватили Брунхильду под локти и поставили вертикально. От смеха тело Брунхильды обмякло и сделалось податливым.

— Как приятно, когда есть нормальная семья! — Сквозь смех сказала Брунхильда. — Есть кому на ноги поставить!

— Вашество, а почему ты не радуешься вместе с нами? — спросил Овольд.

— Потому что у меня высокие моральные идеалы, — гордо сказал Леникольн.

— Не высокие, а твёрдые. Моральные идеалы твои, — превозмогая ржач, подал голос Каменщик из-под забора.

Овольд с Леникольном совместными усилиями вытащили из-под забора изрядно растолстевшего за последние годы Каменщика и поставили его на ноги.

— Это от того что Овольд перед твоим зачатием грибов поел, — продолжила прерванный диалог Брунхильда.

— А чем ещё я мог питаться в подгорных тоннелях? — начал оправдываться Овольд. — Без грибов гномы были видны только как сгустки каких-то теней, которые на мгновение мелькали в тёмных углах пещер. В таких условиях охотиться было совершенно невозможно. Мои боевые заклинания всё время мазали мимо целей. Но стоило съесть хотя бы парочку подземных грибов — и гномы становились видны, как на ладони. Боевые заклинания поражали их без промаха!

— А сам учил меня гуманизму с раннего детства, — посетовал Леникольн.

— Это было необходимо. Только печень гномов давала твоей матери в период беременности необходимое количество токоферолов. Где ещё в подземельях я мог добыть пищу, богатую токоферолами? На поверхность вылезать за продуктами не было смысла. Мятежники там всё сожрали в первый же год анархии. А что не сожрали, то разгромили. А что не разгромили, то затоптали в грязь. Без токоферолов Брунхильда вообще не смогла бы тебя родить.

— Без токоферолов, Овольдушка, ты не смог бы зачать нашего маленького императора, — дополнила Брунхильда. И опять звонко засмеялась.

— Кроме того, мясо гномов содержало липиды и минералы, без которых в подземельях не выжить.

— Минералов в мясе гномов было многовато. А вот содержание липидов было оптимальным, мой добытчик. — И Брунхильда весело чмокнула Овольда в небритую щёку.

— Своим появлением на свет ты обязан подгорным гномам, Аввик. — Сказал Овольд.

— Я мог бы родиться и у других родителей. Может, был бы посимпатичнее и повыше ростом.

— Ну и скакал бы сейчас по лугам и полям. Бодался бы с другими такими же поскакуньчиками. Мятежники ведь уничтожили все признаки цивилизации и опустились до звероподобного состояния буквально за двадцать лет. Только мы с Брунхильдой смогли воспитать из тебя достойного императора.

— Кажется, меня начало отпускать после выброса. А следующий будет только через час, — сказал Каменщик, прервав таким образом извечный спор отцов и детей.

— Ну наконец-то! — восторженно произнёс Леникольн. — теперь объясните мне нормально, что вы натворили в столичном храме?

— Я же сказала, мы с твоим отцом хотели зачать для тебя маленькую сестрёнку. Я давно хотела родить красивую девочку, прекрасное дитя звёздного света! — Брунхильда мечтательно заулыбалась. — Представь себе, берёшь на руки маленькую кроху, а она смотрит на тебя мириадами звёзд небесных сквозь свои глазки! В подземельях было не до того, сам понимаешь. Плохая еда, спёртый воздух, и, главное, звёздный свет не был виден.

— Потом была вся эта возня с установлением конституционного порядка и с подавлением бунтов. — Продолжил Овольд. — Только в последний год империя успокоилась под твоей твёрдой рукой, сынок.

— В один прекрасный день Каменщик притащил нам свои схемы небесных сфер, долго рассказывал нам про астрологию и геомантию. — продолжила рассказ о происшествии в храме Брунхильда.

— И предложил принять участие в храмовой оргии. — Дополнил Овольд.

— Он сказал, только раз в тысячу лет совмещаются просветы небесных сфер и свет с небес звёздных миров ниисходит на нашу планету. Каменщик сказал, только один вечер будут доступны для воплощения души из звёздных сфер бытия.

— Мы с Брунхильдой не хотели участвовать в массовой оргии, хотели сделать всё наедине, по-домашнему. Но Каменщик прочитал нам ещё одну лекцию по геомантии. Он настаивал на том, что души из звёздных сфер будут доступны для воплощения только в одном месте планеты. В храме, который он построил специально для массовых оргий.

— Я поставила Каменщику одно условие: оргия оргией, но я в храме пихаюсь только с Овольдом. Каменщик поскрипел, но согласился на это условие.

— А я поставил Каменщику ещё одно условие: никаких гомосеков на оргии! — сказал Овольд. — Я, в принципе, ничего не имею против массовых оргий. Но почему-то на каждой массовой оргии обязательно найдётся какой-нибудь скользкий тип, который произнесёт ключевую фразу: "Один рас — не пидарас" и подмигнёт задеревеневшим от застоев телесной энергетики глазом. Я категорически не перевариваю таких типов. А они, наверное, воспринимают мою способность проводить высокие звёздные энергии как склонность к пидарасничеству. У таких типов позиция восприятия никогда выше жопы не поднимается. Теоретически я понимаю, конечно, что на уровне жопы проведение высоких звёздных энергий может быть похоже на пидарасничество. При проведении энергии из высших звёздных сфер я по отношению к звёздным источникам реальности становлюсь пассивно принимающей стороной. Но объяснять тонкости работы с высшими источниками реальности тем, у кого позиция восприятия выше жопы никогда не поднимается, бесполезно.

— О таких мелочах мог бы даже не говорить. — Сказал Каменщик. — У меня все рыцари-храмовники обучены отличать гомосеков по запаху ауры.

— По какому запаху? — переспросил Леникольн.

— По жопному, — уточнил Каменщик. — Само собой, рыцари-храмовники не пускают на оргии гомосексуалистов. Мы ведь не хотим, чтобы наши духовные ритуалы прижопило.

— Давайте ближе к делу. И поменьше философии, — попросил Леникольн.

— Ближе к делу, в самом центре храма располагался алтарь, на котором мы с Брунхильдой занялись любовью. Вокруг алтаря было несколько кругов из парочек, которые занимались тем же самым.

— Поскольку оргия была особо значимая, я самолично отбирал участников. — Продолжил Каменщик. — Все допущенные в столичный храм были протестированы по уровню духовного развития, политической благонадёжности, коэффициенту интеллекта и, что очень важно, все отобранные парочки искренне любили друг друга.