"Имею топор - готов путешествовать!", роман целиком

— Гритт!

Он наверняка перерыл весь город и запросто мог притащить за собой хвост. Я молча переглянулся с Олником. Мой напарник кивнул и сделал двумя пальцами жест убегания.

— Мне доплатить за поиски?

— О нет! — Кривошлеп протянул конверт вместе с бланком для подписи и карандашиком. — Твои поиски уже оплатил хозяин письма.

Яханный фонарь!

Пока я распечатывал прихваченное сургучом письмо, карлика и след простыл. Внутри конверта лежал прямоугольник дорогой мелованной бумаги, на которой безупречно ровным почерком было выведено всего несколько строк:

"Фатику Мегарону Джарси, также известному как Бешеный Топор**.

Приветствия!

Ответы на все вопросы вы получите сегодня в восемь часов вечера. Приходите в "Кахавную Г-Кренделя" на бульваре Славного Гро. Там вы назовете метрдотелю свое полное имя, и он проводит вас в номер восемь (номер восемь! Во-се-мь. 8). Вас будут ждать в номере восемь.

Пожалуйста, не опаздывайте.

Запомните: номер восемь!"

Вместо подписи красовался зигзагообразный росчерк, похожий на описание приема шпажной атаки.

Номер восемь. Надо же, повторили столько раз, будто я безмозглый идиот. Или варвар. Хорошо, что не изобразили в картинках, куда мне идти.

Сквозь смрад харчевни мой нос учуял исходящий от бумаги тонкий аромат.

Это были ее духи, ее запах. Небеса!

Мои мысли спутались, внезапно окрасившись в пастельные тона заката. Значит, письмо написала она...

— Гритт! — Я встряхнулся. Кажется, последние кружки эля были лишними.

Гм, если вспомнить, какими глазами смотрела на меня эльфийка и что она при этом думала... Ага, тупой варвар. Это она не видела еще моего сводного брата, вот кому надо малевать письмо в картинках. Но, возможно, сегодня мне представится случай доказать, что голова на моих плечах отнюдь не пустышка.

Итак, западня? Ну нет, к чему громоздить столько несуразностей. Но на всякий случай я прибуду во всеоружии. Интересно, сколько их там будет, этих эльфов: пара-тройка, или много?

Письмо вырвали из моей руки: Олник, склонившись к обмылку свечи, читал недолго, всего минут пять, до того самого момента, как свеча окончательно погасла.

— Мы идем в кахавную Г-Кренделя? Это там, где наши поставили механизм в прошлом году! Батюшки, вот радость-то! У Г-Кренделя лучшие пирожные с заварным кремом!

А этому мерзавцу лишь бы радоваться.

— Про тебя в письме ни слова.

— А-а-апчхи-и-и!

— Вот-вот. Там будут эльфы, так что запасись платками или забей в нос пробки.

— А-а-апп... — Он зажал нос, бросив письмо на стол. — Эйфка? Пам пудет па памая эйфка! Запери псмо! Пся кахава наспарку!

— Ты прозорлив.

Кахава... Мерзкий горький напиток из молотых зерен какого-то богом проклятого северного кустарника. Гномы его обожали. Аристократия Харашты сходила по нему с ума. Он был модным, он дарил вдохновение, он отгонял сон и стоил недешево. Его холодный настой с кардамоном аптекари использовали как рвотное. Впрочем, обычная, заваренная с сахаром кахава действовала на меня так же.

Мне подумалось, что эльфы, каким-то образом прознав обо мне решительно все, задумали на сегодня день издевательств. Сделать так, что хуже и быть не может. Все-таки — кто-то на меня ополчился. Но кто и почему? На все вопросы будет дан ответ в кахавной Г-Кренделя. Очень надеюсь на это. И пусть только попробуют вилять и глумиться. Варвар, вытравленный мной по капле, стремительно возвращался.

Устрою кровавое месиво, гр-р-р! Убью врагов, возьму в плен их женщин, заклеймлю, закую в цепи! И не пытайтесь остановить меня!

Я спрятал письмо в карман штанов.

— Будем надеяться, в кахавной можно выпить вина.

Из харчевни мы ускользнули через заднюю дверь. Арти возился на кухне, блистая лысиной, и мы кивнули ему с заговорщицким видом. Дела Ночной Гильдии, понимаете ли. Секрет! Теперь, если нас будут искать, он вряд ли расскажет, что мы вообще посещали сегодня его тошниловку. Хотя после воплей Шатци уматывать через заднюю дверь не имело особенного смысла, но береженного бог бережет.

В лавке знакомого старьевщика я сменял с доплатой кожаный плащ на пристойную, недавно украденную одежду горожанина, неплохую фетровую шляпу и приличные ботинки. Олник тоже слегка приоделся и пустил поперек глаза черную повязку, чтобы его не узнали собратья. Оружие мы разделили, правда, жуткие крючья я выкинул. Таким образом, Олнику достались молоток и страховидные ножницы, мне — клинки и швыряльные ножи. Мечи поместились в наплечной суме; в ее горловину я втиснул гриф разбитого о чью-то голову ситара. Теперь я был самый настоящий странствующий бард (меланхоличное выражение лица прилагается).

На последние гроши я побрился в подпольной цирюльне у зеленых гоблинов и, разругавшись с ними в хлам, вытребовал, чтобы меня в кредит обрызгали лучшим одеколоном из их обширной коллекции украденных парфюмов.

Не знаю, зачем я это сделал. Раньше я просто предпочитал мыться.

До самого вечера мы болтались по задворкам Харашты, стараясь нигде не задерживаться надолго, чтобы нас не вычислили. Тем не менее, постепенно у меня родилось и окрепло ощущение, что за нами следят. К семи часам, когда начали сгущаться сумерки, у меня нестерпимо чесалось между лопатками — верный признак слежки, свойственный только варварам Джарси (или вшивым бродягам). Но сколько бы раз я не оборачивался — то резко, то хитро, выглядывая из-под локтя, засечь в толпе золотоволосую ищейку мне не удалось, более того, ощущение неотступности одного единственного взгляда не пропадало даже тогда, когда я в упор разглядывал толпу! Это взгляд словно скользил поверх голов, временами падая откуда-то сверху.

— Барановая ойя, — констатировал Олник, едва я в очередной раз крутнулся вокруг собственной оси. — Лично я ничего не вижу и не чувствую.

Я смолчал. Этот нахватавшийся модных словечек гном не разглядел бы и слона под собственным носом.

По влажной мостовой уже расползался туман, когда мы вышли на улицу Честных Предсказателей, откуда было рукой подать до бульвара Славного Гро. Здесь царил сумрак, фонари либо не горели вовсе, либо слабо тлели, создавая атмосферу легкой таинственности. Из приоткрытых дверей лавок неслись низкие напевы, слышался шелест гадальных карт, в воздухе плыл дым мистических благовоний. В витринах богатых заведений сверкали разнообразные кристаллы, скалились натертые фосфором черепа невиданных существ, а в одной неподвижно и без всякой видимой опоры, скрестив ноги и руки, завис в воздухе тощий человек в набедренной повязке.

— Гадание на семенах бешеного огурца! — тут же устремился к нам первый зазывала. — Самое модное гадание в этом сезоне!

— Слизни судьбы! — воровато оглядываясь, зашептал второй, кидаясь наперерез. — Прозрите будущее по их следам на кирпичной кладке!

Третий просто упал перед нами и начал биться в корчах, словно невзначай подвигаясь к дверям своего заведения.

Мы торопливо свернули в узкий переулок, где под стенами на тряпках сидели местные парии, юродивые, припадочные, короче, те, кому не хватало денег на содержание лавки; они освещали пространство перед собой углями, тлеющими в жаровнях. Еще немного, и мы на месте.

У самого выхода на бульвар кто-то дернул меня за полу куртки.

— Артан мар, октан го! Ты! Вижу-у-у!

Низенькое тщедушное создание в отрепьях, чье лицо скрыто под несколькими слоями ткани. Оставалась лишь щель для глаз, в которой я ни черта не мог разглядеть. Так одеваются прокаженные или жулики, которые не хотят, чтобы их узнали и избили за липовые пророчества.

— Вижу-у-у! Вижу! Вижу-вижу-вижу!

— Отстань, денег нет. — Вдоль позвоночника поползли мурашки. Я попытался стряхнуть прилипалу, проволок его по мостовой, опрокинув чью-то жаровню.

Глухой, хриплый старушечий голос поразил меня откровением:

— Ты варвар.

Гритт! Второй юродивый... за день! Я застопорился, отодвинул напарника рукой. Юродивые, они иногда на самом деле видят. Вот только я не желаю слушать, что именно они видят в моей судьбе. Или — желаю? Почему остановился?

— Тот самый, вижу-у-у! Кхе-кхе!..

Тот самый? Что за?..

— Слепец! Кхе-кхе... Твоя игра началась. Колеса завертелись, пружина спущена, шестеренки... Кхе-кхе... Тебя раздавит, если вернешься! Твоя судьба, и не перечь... Гибель и начало мира в твоем поясе! Длинный путь. Война. Ты пройдешь. Кхе... Бойся клыков смерти и старых знакомых! О, они уже взяли след! Настало время охоты!

Бить старушку как-то не с руки. Я ускорил шаг, волоча ее за собой.

Внезапно ее руки разжались, и я выскочил на бульвар. Олник вывалился следом, ругаясь на чем свет стоит.

Ненавижу предсказания в виде мелкой окрошки. Игра, колеса, пружинки, клыки, да еще война с охотой... Что-то неохота мне идти на войну, прямо скажем. Вместо того, чтобы выразиться четко и ясно: мол, уматывай из города, придурок, уматывай, теряя портки, иначе будет худо, тебе плетут вот такую заумную околесицу, да еще дразнятся слепцом. Хорошо хоть, бесплатно.

И пояс. Что ж это за гибель такая, в моем поясе?

У меня снова зачесалось между лопатками, и я оглянулся. Переулок тонул в полумраке, только пара угольков светилась на земле багровым. Это были просто угольки, из переулка никто не смотрел. Сверлящий взгляд был направлен на меня... сверху. Словно бы с крыши. Но кто или что будет прыгать за мной по крышам целых полгорода? Эльфы? Зачем этим шустрякам скакать по крышам, если я и так направляюсь в их ловушку?

Прав напарник — у меня очевидная барановая ойя.

— Ты понял, о чем оно трендело? — осведомился гном. — Лично мне ничего не ясно. Может, я дурак?

"Не исключено", — хотел ответить я. Но вместо этого сказал:

— Какие-то шестерни и пружины. Я думаю, она — или оно — свихнутый часовщик.

— Не бывает часовщиков — не гномов! А оно — ни разу не гном!

— Может, встречаются гномокарлики? Ты можешь проверить: вернись и размотай ее лохмотья!

Олник поперхнулся.

— Знаешь что, пошли быстрее, мы опаздываем!

К заведению Г-Кренделя мы приблизились вовремя, перед этим изрядно пропетляв в толпе в попытках затеряться. Худо дело: кто-то упорно вел меня взглядом. Не помогли даже забеги в местные магазинчики, которые торговали шокерной одеждой по грабительским ценам.

Входить или нет — то есть совать ли голову в пасть тигра, этот вопрос меня уже не заботил. Я чертовски устал, проголодался, озлобился и был готов порвать на части кого угодно. На всякий случай, я спрятал в рукаве метательный нож, а Олник приготовил молоток, сунув его за пояс, под куртку.

Кахавная была помпезным сооружением на два этажа, и вся блестела от зеркал и позолоты. Полагаю, будь мы в той же одежде что и с утра, швейцар не пустил бы нас внутрь. Эльфы, выбросив меня на улицу в обносках, разумеется, об этом не подумали. Для них главное эстетика, красота, а какая красота может быть в обычной харчевне? Конечно, они выбрали заведение покруче.

Метрдотель напоминал бородатого павлина. Он окинул нас суровым взглядом, зачем-то подозрительно принюхался ко мне (понятия не имею, чем это от меня пахло!), и повел нас вдоль общего зала, где в центре сверкал надраенной медью механизм — музыкальная машина гномов размером с тридцативесельный баркас. Скрипя, будто ржавая якорная цепь, она наигрывала песенку "Преступное наслаждение". Олник успел прожужжать мне все уши об этом чуде. Бросаем монетку в щель, дергаем стальной взводной рычаг, и — наслаждаемся скрипом и скрежетом искусственной музыки. Богема Харашты за столиками вокруг восхищенно внимала адскому скрежету, потягивая кахаву из фарфоровых чашек. От запаха этой дряни меня затошнило.

Кабинеты располагались в альковах, задернутых розовыми шторками. Над каждым висела большая позолоченная цифра.

Метрдотель посторонился, мы просочились за шторы, толкнули дверь восьмого номера и вошли.

Я был готов ко всему, даже увидеть в кабинете Митризена.

В кабинете никого не оказалось.

Какой сюрприз.

Может быть, я ошибся номером?

* Разумеется, за глаза их называли карликами. Я не был исключением.

**Дурацкое прозвище, от которого я неудачно пытался откреститься все пять лет жизни в городе.

8.

В глубокой тишине из-за пояса Олника вывалился молоток и с грохотом приземлился на полированный паркет.

— А где все? — осведомился мой приятель, суетливо подбирая оружие.

Роскошно обставленный, ярко освещенный масляными лампами кабинет был пуст, на столе — никаких яств, если не считать за таковые бумажные салфетки.

— Эркешш... Мы туда попали?

Туда? Несомненно, мой друг, несомненно.

Я негромко рыкнул сквозь зубы. Кажется, эльфы удачно выписали меня на роль шута.

— Я ценю хорошую шутку, но кому-то сегодня будет очень больно.

На грохот молотка вломился метрдотель — он, весь из себя сыщик, явно подслушивал под дверью. За ним маячила пара дюжих вышибал в костюмах "вырвиглаз" (расцветка — розовая в желтую крапинку). Вид Олника с зубчатым молотком наперевес вызвал у троицы кратковременный ступор.

— Мы приглашены для приватного концерта, — быстро сказал я, демонстрируя мешок с обломком ситара. — Может, слыхали про знаменитых странствующих бардов "Два-Сапога-Пара"? Так это мы и есть. Я исполнитель романтических баллад, а мой друг — единственный в мире гном, который играет на молотке для отбивания мяса. Нельзя измерить деньгами то, что он делает, это настоящее высокое искусство!

Метрдотель задумчиво открыл рот, но я атаковал его быстрее, чем он собрался с мыслями:

— Заказ на сегодня, похоже, отменен. Да, приятель, нас, по всему, обманули. Пусть этому гному выбьют второй глаз, если я когда-нибудь еще поверю молоденькой блондинке с вот такенным носом! Не стребовал задатка, видали такого идиота?

Его лицо дрогнуло. Вот вам и ответ: номер заказала эльфийка. Ну, погоди, добрая фея! Не тебе, так твоему подельнику сегодня будет худо! Привяжу его за блондинистые патлы к дверце кареты и пущу коней вскачь, если он, конечно, мужчина. Заезд через всю Харашту с остановкой у рынка. Вот крестьяне обрадуются!

Окатив метрдотеля презрительным взглядом, я щелкнул напарнику пальцами:

— Чешем отсюда, маэстро!

И мы почесали. Проходя по залу, я осмотрелся из-под шляпы: а ну как шутники-эльфы притаились за одной из массивных колонн и злорадно прыскают в кулак?

Эльфов я не засек.

— Плакала моя кахава, — тяжко вздохнул напарник, когда мы вышли на улицу.

— Рыдала, — подсказал я.

— Я не совсем понял, Фатик, нас что, обманули?

— Узнаем в конторе.

— Эркешш махандарр!

— На всякий случай — приготовь к бою колотушку.

— Но я же на ней игра...

Сила внушения — великая штука!

Мы торопливо покинули бульвар Славного Гро и углубились в кварталы вечернего города. Я знал близкий путь через подворотни — этим путем добираться до конторы примерно полчаса. Варварская часть моего "я" немного запуталась в чувствах, хотя на поверхности плескалась самая настоящая ярость. Опасайтесь дразнить варваров, друзья, серьезно вам говорю!