Численное превосходство экспедиционного корпуса было достаточно велико, чтобы справиться и с этой неприятностью.
Даже ручные бомбы, полетевшие из траншей навстречу солдатам метрополии, не смогли остановить их. На первой линии окопов вспыхнул ожесточенный штыковой бой...
"Смотрите, они бегут!.. Мерзавцы!" — генерал Валенруш на наблюдательном пункте в ярости сжимал кулаки. Выскочив из блиндажа, он, в окружении свиты, побежал вниз по склону, выхватывая на ходу саблю из ножен. Миновав третью линию траншей, он спустился ко второй и закричал:
"Слушай мою команду! Передай по цепи! Встречаем противника залпом с колена — и в штыки!"
Ручные бомбы пошли в ход и на второй линии траншей. Вслед за ними грянул винтовочный залп и противники сошлись в штыки грудь в грудь.
Первая атака была отбита. Войска метрополии не вышли даже к позициям батарей.
Генерал Паттамолью Моитор вовсе не был раздосадован этой неудачей. Сделать огневой налет на полчаса — и в новую атаку! Полсотни пушек выдвинуть вперед для стрельбы прямой наводкой, чтобы наверняка сбить батареи мятежников и поточнее пропахать их траншеи.
Вторая атака была отбита так же, как и первая. Но потери, особенно в артиллерии, заметно возросли. Впрочем, и федераты нанесли артиллерии противника немалый урон, пользуясь большей дальностью стрельбы новыми снарядами. А шестнадцать новейших пушек без устали молотили по батареям экспедиционного корпуса, но действенность их стрельбы была невелика. Аэростаты воздушного наблюдения пока так и не поднялись в воздух и корректировка стрельбы велась едва ли не наугад.
Обер Грайс работал рядом с механиками, сбросив с себя форменную тужурку с погонами и засучив рукава. Однако если аэростаты уже были близки к готовности, сборка дирижаблей задерживалась. Множество трубочек, сочленений, крепление двигателей к гондоле, сборка защитного каркаса, окружавшего места установки шести горелок — все это требовало тщательной неторопливой работы. А время не ждало.
Генерал Моитор решил сделать ставку на третью атаку, поддержав ее кавалерией.
На холмах завязалась отчаянная схватка. Противник вышел к третьей траншее и ворвался на позиции передовых батарей. В долине его попытки продвинуться были по-прежнему безуспешны — огонь с кораблей и с бронепоезда расстраивал все атаки. Но на левом фланге Моитор бросил в атаку сразу всю свою кавалерию.
На левом фланге раздались частые залпы артиллерии, а немного погодя послышались и винтовочные залпы, перешедшие вскоре в беспорядочную пальбу.
"Как там Тиоро?" — с тревогой подумал Обер. Не успев додумать эту мысль до конца, он бросил инструменты, наспех вытер руки ветошью, засунул руки в рукава мундира и бросился к своему коню. Не раздумывая больше, он вскочил в седло и поскакал на левый фланг. Еще не достигнув линии траншей, он уже заслышал посвист пуль у себя над головой. Привстав в стременах, Обер увидел массу конницы противника, выдвигавшуюся для решительной атаки левого фланга, спешился, бросил поводья какому-то ездовому с расположенной неподалеку артиллерийской батареи, и бегом кинулся вперед. Он едва успел разыскать отделение Тиоро и запрыгнуть в траншею, как прямо перед ней показалась конная лава.
Отделение Тиоро, занимавшее третью траншею, встретило кавалерию дружным винтовочным огнем. Заграждения, заметно прореженные артиллерийским огнем, все же несколько замедлили темп атаки, давали возможность овладеть собой, выбрать верный прицел. Но все равно лавина всадников накатывалась неумолимо. Обер, несмотря на опасность, чувствовал себя увереннее, стоя бок о бок с сыном. А Тиоро, напротив, заволновался, то и дело косясь на генеральский мундир отца.
Всадники достигли первой линии траншей. Многие были выбиты из седел последним дружным винтовочным залпом, но остальные с ходу проскочили вперед и помчались дальше. Кое-кто из солдат-федератов, поддавшись панике, выскочил из траншеи и пытался спастись бегством. Но им было не уйти от преследовавшего их верхами врага. Другие, сохранившие самообладание, продолжали бить из винтовок по летящим мимо них кавалеристам.
"Из траншей не вылезать! Зарубят тут же!" — закричал Тиоро. — "А если кто вздумает бежать, того я сам заколю на месте!"
Большая часть федератов продолжала отстреливаться из окопов, видя незавидную участь тех, кто, потеряв голову, пытался спастись бегством. Все они почти сразу же потеряли головы в буквальном смысле слова — кавалеристы лихо орудовали саблями. На бойцов Тиоро, конечно, действовал и вид стоящего в одной траншее с ними бравого бригадного генерала с седеющей головой, взявшего в руки винтовку, как рядовой боец.
Вот первые всадники миновали уже и шестую траншею, но оставшиеся в живых бойцы продолжали стрелять по несущимся мимо них кавалеристам, то и дело высаживая кого-нибудь из седла. Обер Грайс, стоя рядом с сыном, методически расстрелял все четыре доставшиеся ему обоймы, отбросил винтовку, и теперь навскидку, попеременно с обеих рук, бил из револьверов, отсчитывая патроны, остававшиеся в барабанах...
Прорыв кавалерии противника на левом фланге и угроза выхода ее в тыл позиций федератов не остались незамеченными для генерала Валенруша. Но у него практически не осталось резервов — резервный полк уже дрался на гребне холмов, пытаясь отбить у неприятеля захваченные артиллерийские позиции и вернуть пушки. Единственное, что Ноити Валенруш мог противопоставить атаке кавалерии — снять с позиций на холмах и выкатить на прямую наводку восемь пушек артиллерийского резерва, чтобы ударить картечью в упор, пока две кавалерийские бригады федератов разворачивались для контратаки.
На левом фланге все смешалось. В траншеях уже шел бой с подошедшей вражеской пехотой. Сотни полторы федератов, оставивших траншеи, сгрудились вокруг артиллерийских батарей, отстреливаясь от наседавшей кавалерии. Всадники экспедиционного корпуса уже окружили эти восемь пушек, но те продолжали бить картечью по кавалерии врага, а пехотинцы-федераты из последних сил пыталась не допустить конников противника расправиться с артиллерийской прислугой. К месту боя уже летела на рысях, переходя в галоп, первая бригада кавалерии федератов.
Винтовки в траншеях тем временем замолкали одна за другой — в подсумках солдат кончались патроны. Обер Грайс, стараясь сохранять самообладание, шепнул сыну:
"Прикажи собрать патроны из подсумков убитых!"
Вокруг Тиоро собралось около трех десятков человек, среди которых не было ни одного офицера — ротный командир и все взводные были убиты или тяжело ранены.
"Рота! Слушай мою команду!" — раздался над полем боя звонкий мальчишеский фальцет со слегка сиплыми от усталости нотками. — "Всем проверить подсумки убитых и собрать оставшиеся патроны. Кому не хватит патронов — драться штыками!"
Обер Грайс вставил в барабан своего револьвера последние четыре патрона.
"По пехоте противника! Прицел постоянный! В пояс! Огонь!" Трескуче раскатился нестройный залп. Пехота экспедиционного корпуса отвечала огнем с колена и из занятых траншей. Вдруг сзади явственно заслышался близкий конский топот.
"Опять кавалерия..." — со страхом выдохнул один из бойцов. И это действительно была кавалерия врага. Изрядно потрепанная при прорыве, она не выдержала удара первой и второй кавалерийских бригад федератов, и откатывалась назад...
Над полем боя легли длинные косые тени, отбрасываемые лучами солнца. В лощинах между холмами заметно потемнело. Войска экспедиционного корпуса были отброшены и на этот раз. Артиллерия продолжала перестрелку, но генерал Моитор уже решил на сегодня прекратить атаки. Завтра — да, завтра! — он ударит не так, как сегодня. Все силы надо будет направить на левый фланг — туда, где у противника слабее позиция. Если бы он бросил резервы не на фронтальную атаку холмов, а подкрепил ими кавалерию, да еще добавил бы им конных артиллеристов, то сражение уже было бы выиграно. Ну что ж, никто не помешает ему сделать это завтра. Но на всякий случай он отправил вестового в Латраиду с приказом выделить еще не менее 3 тысяч штыков и 20 орудий, с тем, чтобы к утру они прибыли на позиции. Резерв не помешает.
Почти всю ночь на позициях федератов кипела работа. Исправлялись траншеи, заваленные артиллерийским огнем, оттаскивались в тыл разбитые орудия, на позиции доставлялись боеприпасы, протягивались провода телеграфной связи. Работа кипела и в тылу — при свете керосиновых ламп оперировали раненых. Сам доктор Фараскаш, начальник медицинской службы, не отходил от операционного стола. Еще дальше от передовой заканчивалась сборка дирижаблей. Не спали и в штабе.
Потери первого дня были очень велики. Убыль — и в орудиях, и в людях, — было нечем восполнить. К счастью, к исходу ночи подошли четыре роты добровольцев, да с Ахале-Тааэа прибыл давно ожидавшийся полк с 12-ю орудиями. Добровольцы были определены в резерв, а полк был поставлен за левым флангом и ему был дан приказ спешно оборудовать позиции для круговой обороны. Для круговой обороны приспосабливались и старые позиции на левом фланге. Генерал Валенруш опасался, что завтра главный удар противника придется именно сюда.
Утром противник пошел в атаку, по-прежнему двигаясь ровными стрелковыми цепями, с развернутыми знаменами и барабанным боем. Артиллерийский налет на этот раз длился всего лишь час — похоже, за вчерашний бой экспедиционный корпус израсходовал слишком много снарядов.
Артиллерия федератов открыла ответный огонь и била теперь точнее, чем вчера. Облачка шрапнельных разрывов то и дело повисали прямо над стрелковыми цепями в коричневато-серых и темно-синих (гвардейских) мундирах. Но, несмотря на возросшие потери, солдаты метрополии упорно двигались вперед. Тем временем часть артиллерии противника не прекратила огонь, а продолжала вести стрельбу по левому флангу, подготавливая атаку кавалерии и трех полков пехоты, разворачивавшихся на поле в боевые порядки.
"Седьмой, восьмой и девятой батареям перенести огонь на войска правого фланга противника, как только они подойдут на дистанцию действительного огня" — генерал Валенруш отнял от глаз бинокль и бросил мимолетный взгляд на телеграфиста, в руках которого постукивал ключ телеграфного аппарата. Через некоторое время застучал приемный аппарат и из него поползла длинная бумажная лента.
"Получение приказа подтверждается" — доложил телеграфист. Дивизионный генерал снова прильнул к окулярам бинокля.
Обер снова не находил себе места из-за тревоги за сына. Опять главный удар противника приходится на левый фланг. Как там Тиоро? Но сегодня, во что бы то ни стало, надо ввести в строй дирижабли. Снедаемый беспокойством, Обер не отрывался от работы.
Огонек, казавшийся бледным в ярких лучах утреннего солнца, уже несколько минут весело плясал в центре большой круглой латунной горелки под пристальными взглядами собравшихся вокруг механиков и рабочих.
"Пожалуй, пора" — вымолвил Обер.
Один из механиков осторожно повернул маленький краник и через несколько мгновений по краям горелки загудело ровное синеватое пламя, десятками язычков стремившееся в стороны, а затем слегка загибавшееся вверх.
"Добавь еще" — скомандовал Обер.
Вскоре горелка извергала из себя уже внушительный факел угрожающе гудевшего пламени, почти полностью заполнявшего собой окружающий его каркас из мелкой сетки. Оболочка аэростата, до того мешком свисавшая на землю, начала постепенно раздуваться, наполняясь горячим воздухом.
Когда все четыре аэростата наблюдения наполнились горячим воздухом и натянули привязные тросы, настала очередь дирижаблей. Тем временем в корзинах аэростатов заняли свои места наблюдатели с мощными биноклями и телеграфисты. Привязные тросы с прикрепленными к ним телеграфными кабелями стали постепенно разматываться и аэростаты все выше и выше поднимались над окрестными холмами.
Командир первой батареи новых пушек, задрав голову, смотрел, как аэростат взмывает вверх на добрые три сотни метров. В лощине, где стояли пушки, еще лежала тень, а на стволах орудий блестели капельки росы.
"Первое, осколочной гранатой, заряжай!" — скомандовал он, когда батарейный телеграфист (новая, непривычная должность) доложил, что с аэростата передан сигнал готовности.
"Передают, видно, как на ладони. И ихние пушки видно!" — обрадовано добавил он.
"Прицел... Угломер... Первое, огонь!" — Командир наблюдал, как первое орудие плеснуло пламенем, вслед за которым на уши накатил грохот выстрела, ствол заскользил назад по лафету, выдавливая поршнем через узенькие отверстия тормозную жидкость из одной емкости противооткатного цилиндра в другую, дошел до упора, пушка подпрыгнула и дернулась назад, а ствол, возвращаемый мощной пружиной накатника, пошел в исходное положение. Замковый рванул рукоятку поршневого затвора, и из казенного среза ствола, дымясь, вывалилась стреляная гильза, которую подхватил заряжающий и бросил в свободный зарядный ящик.
В корзине аэростата наблюдатель напряженно всматривался в артиллерийские позиции противника, расположенные перед группой небольших холмов. Вот неподалеку от них возникло облачко разрыва.
"Недолет!" — воскликнул он. — "Прицел дальше двести метров!
"Недолет! Дальше двести!" — крикнул батарейный телеграфист...
Пока шла пристрелка, остальные батареи обстреливали шрапнелью пехотные цепи противника. Но вот они подошли к линиям траншей и огонь пришлось прекратить. Передовые батареи перешли на картечь.
Как и вчера, федераты встретили пехоту противника ручными бомбами (которых, однако осталось лишь по две штуки на брата) и дружным винтовочным залпом. Но затем бойцы, сидевшие в первой и второй траншеях поднялись и ударили в штыки навстречу противнику, бросившись вниз по склону холма. Завязалась ожесточенная схватка, перешедшая в рукопашный бой...
Хуже, однако, обстояло дело на левом фланге. Создав там значительный перевес сил, командующий экспедиционным корпусом не без оснований надеялся на успех. Пока войска на холмах были связаны боем, удар кавалерии, поддержанной тремя пехотными полками и тремя батареями конной артиллерии, развернутыми в поле буквально в нескольких сотнях метров oт позиций федератов, позволил здесь прорвать оборону. Хотя потери наступавших от шрапнели и плотного винтовочного огня были весьма велики, численное превосходство оставалось за ними.
Подошедший с Ахале-Тааэа полк, состоящий в основном из бойцов народности топеа, отчаянно дрался в полном окружении. Сильно поредевшие во вчерашнем бою кавалерийские бригады и четыре роты добровольцев из резерва не смогли восстановить положение. На окраину Минрилиба спешно были выдвинуты комендантская рота, два взвода штабной охраны и небольшой отряд городского ополчения. Однако первые всадники врага уже ворвались в город, несмотря на трескотню выстрелов, которыми их встретили среди домиков предместья.
Тиоро, назначенный ночью взводным командиром, с горсточкой своих людей отходил к холмам. Почти все из них получили ранения, патронов оставалось на несколько выстрелов. Путь к Минрилибу был открыт. Еще дрались в окружении маленькие группы солдат на основной позиции, еще сражался в окружении полк топеа, еще пытались кое-где сдерживать врага остатки кавалерийских бригад и добровольческие роты. Но полки экспедиционного корпуса, хотя и сильно поредевшие, настойчиво продвигались вслед за кавалерией к городу.
