Грядущий день

— Это было даже как-то слишком легко, — произнес Властелин Алабастера, развеивая Предел Беспорядка.

Таинственный оберег, чья мощь защищала Бзад-Арон от непредсказуемых флуктуаций сверхъестественных энергии, был совсем рядом — Темнодушец не мог его не чувствовать. Да и коридор закончился — за очередным поворотом его ждала монументального вида дверь из нур-обсидиана. Он вынес ее ударом кулака, шагнул вовнутрь и осмотрелся по сторонам.

Темный Император оказался в огромном куполообразном зале. Даже по меркам людей его размеры были впечатляющими, для низкорослых же нифлунгов он вполне мог претендовать на звание необъятного. Впрочем, они вообще отличались любовью к открытым пространствам, странной для жителей Подземного Мира, чему Фомальгаут был несказанно рад. Как поставить нацию на колени, когда сам стоишь на четвереньках? Кроме размеров, зал был примечателен тем, что был практически пуст. А еще стены были покрыты странными выпуклостями... Рассмотреть он их не успел.

— Рубиноокий Повелитель Тьмы! — противоположная дверь открылась и на пороге выросла фигура необычайно высокого нифлунга, который обратился к нему на валье'сине. — Твой путь окончится здесь.

Он был всего на голову ниже Императора, и если бы не длинная черная борода, что едва не касалась земли, да странные пропорции тела (необычайно широкие плечи на фоне которых голова казалась совсем маленькой), мог бы сойти за человека. Сын Камня был облачен в пышные одеяния Читающего Знаки, в одной руке он сжимал причудливо изогнутый посох, в другой красовался короткий меч, обильно украшенный магическими символами.

— А где девственницы? — спросил Темный Император, с интересом изучая могущественные амулеты.

— Что? — торжественности на лице гнома стало меньше, зато появилось недоумение.

— Глухой ты что ли? Девственницы где? — ответил Император, но гном промолчал и пришлось пояснять. — Я готов остановиться лишь ради пяти сотен прекрасных девственниц. И чтобы были без бород, а то знаю я вас, недомерков...

— Ха-ха-ха, — гном презрительно рассмеялся. — Значит слухи не врали. Ты действительно глупец, не видящий дальше собственного носа.

— Сам дурак, — бросил Фомальгаут. — Ладно, девственниц у тебя нет. Тогда отдай мечишко или посох...

— Ты хоть представляешь что это, Рубиноокий дурак? — ответил нифлунг скривившись.

— Ритуальный посох гамбатейн, один из священных инструментов жречества нифлунгов, — отчеканил Фомальагут. — Редкий экземпляр, созданный более пяти тысяч лет тому назад в Эру Мира. Твои магические силы увеличены в десять раз и тебе не нужно рисовать руны, чтобы колдовать.

— Как ты... — и без того бледное лицо нифлунга сравнилось по белизне с алебастром, но Император продолжал.

— Меч в твоей руке — Дайнслейф, оружие, выкованное Даином Хьядингом, более известным, как Тяжелый Взгляд, ученик Золотой Жилы из Магов-Королей, — произнес он. — Со времен Мраморного Лба — традиционный символ королей Бзад-Арона, наряду с Топазной короной Мудрости. Видишь? Я знаю больше, чем кажется на первый взгляд.

Гномий жрец отступил на шаг назад, инстинктивно вскинув оружие, чтобы защититься. Фомальгауту было интересно, как регалия оказалась в его руках — он-то ожидал, что придется забирать из остывающих рук покойного короля, но тот был вооружен лишь какой-то второсортной рунной киркой.

— Корона у меня уже есть, если ты отдашь мне меч, я могу объявить себя королем Бзад-Арона, — развел руками Император. — И если вы согласитесь признать меня, то так уж и быть, я не стану стирать ваш город с лица Подземелья.

На лбу гнома выступили бисеринки пота. Должно быть, он страдал от тяжелой внутренней борьбы между противоречивыми эмоциями. С одной стороны его терзали страх перед Фомальгаутом и надежда на то, что хуже уже не будет. С другой стороны выступала гордость, велевшая скорее умереть, чем склонить колена, и отчаяние, твердившее, что хуже уже не будет. Император болел за первую команду. Примирить гномов и темных эльфов будет непросто и, конечно, придется сломать немало черепов (как в прямом, так и переносном смысле), да и женщины в Бзад-Ароне все как одна бородатые, но выгода от покорения города была немного больше, чем от его разрушения.

— Ничтожество, получившее силу, которой ты не заслуживаешь... — еще до того, как гном начал, Император понял, что он поставил не ту лошадку. — Я скорее умру, чем позволю тебе коснуться рукояти священного меча!

— Как скажешь, борода, — развел руками Темнодушец и вздохнул. — Значит, придется всех убить. Опять.

И началась битва. Старейшина Читающих Знаки определенно был достоин своего звания — по сравнению с ним, маги нифлунгов, которых Темнодушец побеждал до этого, были что щенки безродной дворняжки против матерого волкодава. Вооруженный Ветвью Волшебства и древней реликвией, гном обрушил на своего противника настоящий шторм волшебства. Жаркий огонь, способный заставить плоть вскипеть, холод, замораживающий сам воздух, молнии посильнее иной грозы, град из камней, каждый из которых несмотря на скромные размеры был тяжелее иного здания...

— Сначала ваша армия, потом ваш щит, сейчас ты, — произнес Император, шагая сквозь стихии. — Какая жалость, что вы, гномы проигрываете так легко, а я не получаю ни капли удовлетворения

Он занес кулак над головой нифлунга и опустил его. Старейшина Читающих Знаки вскинул меч, который использовал как источник энергии для своего колдовства. Зачарованный металл рассек адамантий и плоть Темнодушца, но он не остановился — столкнувшись с его костью, он начал гнуться. Гном замер в ужасе, осознав, что через доли секунды его голова расколется точно тыква (или что они тут едят?), но тут...

Неумолимая мощь вражеской магии заставила Императора пошатнуться и гном ускользнул. Властелин Алабастера попытался было догнать и добить, но следующий удар сбил его с ног. Удары посыпались один за другим, сливаясь в сплошной поток. Ощущение было таким, будто на Императора обрушилось небо. Боевое заклинание эфирной магии, Невидимая Ноша. Не превосходи его тело человеческое во много раз и от него бы в прямом смысле осталось мокрое место.

— Ты отлично справился, Железная Стопа, — донесся до его ушей чей-то голос.

Он принадлежал другому нифлунгу, что появился в зале с другой стороны. В отличие от недавнего противника Темного Императора, этот был куда ниже и старше — борода была практически белой, а лицо было настолько изборождено морщинами, навевающий мысли о гонках колесниц, устроенных посреди весенней беспутицы Валье.

— Благодарю, почтенный учитель, — ответил старейшина (старейшина ли?) и поклонился белобородому — они перешли на наречие нифлунгов, уже не заботясь о том, понимает ли их Император или нет. — Признаться, Рубиноокий заставил меня поволноваться...

— Ты боялся смерти, мой верный ученик? — спросил тот. — Неужели ты не верил моему предсказанию?

— О нет, учитель, — ответил Железная Стопа. — Но он знал о гамбатейне и Дайнслейфе и я подумал, что он знает и о...

— Женщины из Города Пчел наверняка напели ему о сокровищах нашего города, — произнес белобородый. — Скоро он умрет и вместе с ним, его знания.

— Он еще жив, учитель, — произнес старейшина. — Позвольте мне добить его...

— Оставь своих страхи, Железная Стопа, — произнес его учитель. — Я — сын великого Грядущего Дня. Как и моему отцу, боги открывают передо мной будущее. И хотя я не вижу картину в целом, мне ясно, что ни этому человеку, ни его империи там нет места. Напав на нас, он встал на пути колеса истории и воли богов. Наша победа неизбежна.

— Ага, — фыркнул Император, поднимаясь. — Щас.

Гномов объял страх. Будь здесь какая-нибудь тварь, питающаяся ужасом и она бы за считанные мгновения превратилась бы в достойного соперника Херебраилу Смертоносному. Фомальгаут уже было собирался поймать момент и убить их обоих, но надо было отдать старику должное. Его растерянность длилась ничтожные доли мгновения и справившись с нею, белобородый бросился к ученику и выхватил из его руки посох. И через мгновение, Император был вынужден защищаться.

— Ты лишь оттягиваешь неизбежное! — черты лица старика-нифлунга исказила ярость. — Самодовольный гордец, не имеющий представления о том, чему противостоишь...

— Десяти тысячам клонов... то есть, копий-гомункулов из твоей крови? — фыркнул Фомальгаут. — Да в ногте моего мизинца больше силы, чем всех них вместе взятых!

Рикошетящая магическая энергия от их схватки разворотила стены, обнажая содержимое выпуклостей в стенах — гномов, бывших молодыми копиями белобородого старца и плававших внутри гигантских колб, заполненных зеленоватой жидкостью. Они выглядели в точности как белобородый старец, если бы он сбросил с десяток столетий, а на их лбах красовались мерцающие знаки рунного заклинания Объединения Сознаний.

— Ты нашел один из Валунов Двалина, подменил Дайнслейф пустышкой и использовал меч для того, чтобы повторить себя тысячи раз, — произнес Фомальгаут. — И я думаю, покойный Стальной Кулак ничего не знал об этом. Хотел убить меня и прославиться? Никто не станет задавать вопросы герою, да?

— Но... — ярости в душе гнома становилось все меньше, а страха — все больше. — Не может быть! Ты не можешь быть настолько сильным! Я видел будущее, но не видел там тебя! Ученик белобородого атаковал Темнодушца стихийными элементами. Но его учитель призвал против него Великий Элемент Света. В ладони старика точно зажглось маленькое солнце и его сияние поглотило весь зал, кроме Императора, оставшегося единственным темным пятном в пылающем мире. И это пятно становилось все больше и больше — как и следовало ожидать от Темного Императора, тот призвал противоположный элемент, чтобы сразиться на равных.

— Я — Фомальгаут, Ужас Пармесии, Воплощенный Хаос и Владыка равнины Валье! — громогласно рассмеялся он. — Мне плевать, чего ты видел, а чего нет. Я сотворю для себя свое собственное будущее!

Когда он начал говорить, гомункулов было около девяти тысяч. К середине его представления — пять. А когда он замолчал — едва ли несколько сотен. Старейшина больше не мог удержаться на ногах. Он упал на колени, харкая кровью, но держа посох над головой и продолжая бесполезные атаки.

— Проклятие на головы тех, что породили тебя... — бормотал он, точно безумный. — Тебя не должно существовать... Ты, твоя сила, твоя империя — это ошибка истории. Она падет. Ты падешь. Я не могу проиграть. Будущее Бзад-Арона... Будущее нифлунгов... Будущее... Боги не могут ошибаться...

Старик бредил. Сквозь Соединение Сознаний он ощутил каждую смерть своих копий и это сломило его рассудок. Император даже испытал к магу подобие жалости... Особенно, когда его ученик, воспользовался тем, что Властелин Алабастера не обращал на него внимания (точнее делал вид, что не обращает) и побежал прочь из зала, оставив своего учителя умирать в одиночестве. Но жалость не помешала ему закончить бой.

— Будущее? Если тебе нужен образ будущего, вообрази латный сапог, топчущий лик ваших богов, — сказал Темный Император и одним ударом поставил точку в биографии сына Грядущего Дня. — Вечно!

* * *

497 год от основания Империи.

Королевство Бзад-Арон, храм Императора.

— Что ж, это объясняет статую, — сказала Тарша из рода Энайола, женщина башни Тиагара, ерзая на молельной скамье.

Творение имперского скульптора, стоявшее на возвышении в конце зала, не могло похвастаться ни утонченной красотой, ни гармонией материала, ни даже простым соблюдением анатомических пропорций, но, тем не менее, Тарша не могла отрицать за скульптором определенного таланта. Пятиметровый орихалковый Император, попирающий ногой гранитных бородатых карликов (изначально, она предположила, что это нифлунги, но в свете рассказа Малькольма стало ясно, что это были их боги), производил впечатление. Ревущий от ярости медведь, вставший на задние лапы, который находится так близко, что можно различить остатки мяса, застрявшего меж зубов. Умом Тарша понимала, что бояться нечего, но ее бойцовские инстинкты никак не желали успокаиваться. Хуже всего был взгляд рубиновых глаз, словно бы говоривший: "Твой черед!", который не давал ей покоя. За время рассказа Малькольма, она три-четыре раза пересаживалась, но взор статуи продолжал ее преследовать.

— На самом деле, это топазы из Короны Мудрости, — произнес человек. — Когда невежественные нифлунги отказались признать Стосемидесятисильного...

Маг сделал паузу, чтобы ритуально погрозить кулаком в пространство, заставив Таршу тяжело вздохнуть.

— Он сломал ее и его сила превратила желтое в красное, — закончил он. — А затем, великая Амала Нэйра Валье использовала их для создания этого шедевра.

"Мое мнение о тебе пало словно Бзад-Арон, Уста Императора" — философски подумала она. — "Интересно, как Малькольм отреагирует, если узнает второй смысл ее прозвища?"

Среди людей обожженная эльфийка, избранная Бессменным Королем, чтобы служить в качестве представителя Хад-Шеола при Императоре Валье, почиталась как одна из наиболее выдающихся сподвижниц Темнодушца, чьи решения и поступки во многом определили судьбы Империи. Отношение же ее соплеменников было значительно более скептическим: в частности, на хаттари слово "уста" обозначало не только рот. Хотя, учитывая, что Тарша слышала об Императоре, возможно, оно было вполне уместным.

— Я слышал, что она приходится вашему отцу внучатой двоюродной племянницей, — вновь заговорил Геллер. — Разве не замечательно быть родственницей такой великой личности?

— Для нас это не имеет такого значения, — ответила Тарша. — Я даже удивлена, что мой отец знает об этом.

Среди темных эльфов даже прямые родственные связи между родителями и детьми значили не так уж и много, в основном сводясь к взаимным обязательствам. А уж внучка двоюродного брата или сестры со всей определенностью была чужой. Хотя, высокий князь Резериф, наверное, мог бы вполне козырять этим перед людьми, учитывая того, что в чужих культурах имперцы ориентировались довольно поверхностно.

— А вот я, к сожалению, простолюдин, — произнес Малькольм. — Но полон надежд на то, что смогу заслужить титул.

"И поэтому ты исполняешь прихоти Зоннера?" — подумала Тарша, устремив скептический взор к потолку.

-Как ваше самочувствие? — спросила она, решив сменить тему.

Заклинание Воздушного Шара, которое использовал маг, расходовало энергию пропорционально массе груза и пассажиров. Перетащив пять эльфов и одного нифлунга, Малькольм утомился настолько, что когда они коснулись поверхности Бзад-Арона и колдовская сфера рассеялась, он едва не свалился. К счастью, Тарша, сидевшая у него на шее (до сих пор это вызывало у нее неприятные ассоциации), вовремя оттуда спрыгнула и поддержала волшебника. К счастью, он пришел в себя довольно быстро, чем предотвратил схватку за власть между змеепоклонником и пчелиной жрицей.

— Мне уже лучше, только голова немного кружится, — ответил Геллер. — Простите, что я снова стал для вас обузой.

— Если бы вы выпили магическое зелье, это бы не заняло столько времени, — пробурчала она. — Чем вам не угодило то, что предложил Ани'Херит?