— Вот мне тут совсем другое говорят, но ничуть не краше: кажется, — лететь все-таки придется, только не на Марс, а в пояс астероидов. За той же платиной с иридием. Отщепенец утверждает, что проблема с дистанционным обнаружением — решена.

— Так ведь это вроде замкнутого круга получается: чтобы добыть платину, нужно слишком много платины. Я так думаю, что это не выгорит. Надо искать решение попроще.

— Об попроще мне тоже говорили. Для этого надо будет слетать на Меркурий.

— Тоже красиво... Но когда ты прокатишь нас?

— По-моему — послезавтра.

— Осторожненько и скромненько.

— Ага.

В указанный день она так и поступила. Тихое, серьезное, сосредоточенное Сообщество в полном почти составе погрузилось в машину, которой, кстати, после первого же полета было присвоено имя "Адонис". Ресибир, как лицо причастное и в полете уже бывавшее, остался стеречь Лагерь Лаковой Горы со всем, что в нем находилось. На этот раз машина вышла из шахты, в которой только что почти полностью сожрала останки собрата, плавно, без рывков, и не так быстро, приблизительно как очень шустрый воздушный шар. Люди молча, — казалось даже, что за весь рейс никто не сказал ни слова, — провели время, приникнув к импровизированным иллюминаторам, за которыми медленно-медленно проплывала маленькая планета Земля. Чисто туристический рейс получился. Неторопливый, лишенный всяческого лихачества и риска. После этого она делала аккуратные вылеты почти каждый день, пока однажды не вернулась гораздо раньше условленного срока. Вернувшись, Анюта упорно отмалчивалась, пока не увидала Тайпана. Его-то она и отозвала под каким-то благовидным предлогом в сторону.

— У меня, кажется, возникли небольшие проблемы...

К этому времени ее английский значительно усовершенствовался, но она даже не представляла себе, насколько точно воспроизвела манеру разговаривать и вообще, — всю повадку многочисленных героев осточертевших любому нормальному западному человеку вестернов. Она говорила, как этакий неторопливо-невозмутимо-сухощавый шериф альбо Хороший Ковбой лет сорока пяти и с крупноморщинистой физиономией. Они тоже — этак, как о мелких неприятностях говорят о какой-нибудь банде человек в двести при ружьях, а у него — пара кольтов. У Анюты проблемы состояли в том, что, провалившись сквозь атмосферу в своем излюбленном, специально разработанном экономичном стиле, она тянула себе над ночным океаном, на небольшой высоте, когда на нее вышли. Не разбиралась она в боевых самолетах, но таких не видела — точно. Да точно, у нее глаз-алмаз и память в последнее время как-то... Цепче стала, что ли? Это на самолеты. Вышла тройка этих самых, умница "Адонис" подстроился к их частоте и она слыхала как и о чем они беседуют между собой и с каким-то там начальником.

— Что, — деловито спросил Тайпан, который за свою бурную, богатую событиями жизнь повидал-таки ковбоев, во всех видах, и в гробу — в том числе, — так, без кода, напрямую и говорили? Чудеса какие-то...

Да, так без кода и говорили, по-английски, между прочим. Один гундосил, что это, мол, то самое о чем им говорил Горано-Джон, и надо бы на этот раз взять "эту штуку" наверняка... И еще что "оно", — это Анна-то, — их не слышит и внимания не обращает, прет себе как перло. А кто-то там, на связи, сказал, что подымет еще звено, а они подтвердили прием. Тогда ей стало любопытно и она сделала довольно-таки неуклюжий вольт в сторону, шарахнулась так, что они обеспокоились, как бы добыча не смоталась и на этот раз. Они — обстреляли ее. Ракетами какими-то. Она ушла от них совершенно спокойно, по вот такой схеме, — руки ее задвигались в классическом авиационном Театре Двух Рук, к которому переходят все пилоты и не сговариваясь, — она не знает, как правильно, но назвала прием "верхний навес". Они начали стрелять снова, а она... А она вдруг, неожиданно для себя, разозлилась до предела. Рука жаждала дубинки, чтобы дать им все-таки сдачи, и нашлась-таки дубинка, с "Адонисом" это не долго, с ним ничего не долго. Она раньше просто не думала, что ее собственный... Радар — не радар, а какая-то херь навроде... В общем, — не думала, что он тоже может быть оружием. Изделие объяснило. Нет, оно, конечно, умное, но и она вопрос задала грамотно. Это потом она погорячилась, когда "Адонис" спросил ее о величине дефекта массы. Она с чего-то решила, что грамм — в самый раз будет.

— В общем, — продолжила она после напряженной паузы, — тот, в которого я угодила, превратился в очень яркий огненный шар, тот разросся, потемнел, стал такой вот клубящейся тучей и начал очень сильно смахивать на гриб с тонкой ножкой — прямо как в кино про гражданскую оборону... Еще один самолет сожгло, вроде как съело, прямо сразу. Другой был в паре километров, и чего с ним произошло, я не видела, только он тоже упал...

— Удивительно! — Фыркнул Тайпан. — Всего-навсего жалкие девяносто миллионов мегаджоулей... Как тебя саму-то не спалило... Истину говорят, что юродивым и сущеглупым — счастье.

— Валяло, — согласно кивнула головой летчица, — только я далеко была. И еще быстро. На высоком гиперзвуке.

— Фейерверк, значит, устроила. Ядерный взрыв, — да, да, и не смотри на меня таким идиотским взглядом! — в двух сотнях миль от побережья США! Если бы тебе повезло чуть больше, ты могла бы атомную войну организовать. Запросто. Скандал и паника будут такие, что даже подумать страшно... Я, конечно, никому — ничего, а только все это твое баловство с полетами бросать надо. Шарахнут ядерной боеголовкой, или напорешься на стационарный лазер ПВО, — пискнуть не успеешь. Я — знаю, я сам эти лазеры конструировал-доводил.

— Слушай, — сказал он помолчав, — но посоветоваться с кем-нибудь все-таки надо... Давай я хоть с бородатым поговорю, а?

— Да, дяде Косте можно. Вот уж кто никогда не загоняется.

Некто В Сером, в общем, с его выводами не согласился:

— Не-е, — сонно помаргивая пронзительно-голубыми глазками резюмировал он, — ни хрена никакого скандалу не будет... Постараются так всю эту историю замолчать, чтоб ничего вроде бы как и не было... А того лучше, — чтоб вроде бы как и было, а вроде бы как и нет. В растерянности они, понимаешь? Орать просто на всякий случай не будут.

— А искать — будут.

— Искать будут.

— Слушай, ты знаешь, что эта штука все виданное и слыханное, честь по чести — записывает?

— Ну?

— Посмотрел я, что там за самолеты были... Это, понимаешь ли, так называемый F — 16, когда я еще работал, его только разрабатывали и доводили, но так, по сути, кроме болтовни ничего не было, а теперь — пожалуйста!

— Ну и что? Подумаешь! Вертели мы этот самый "шестнадцать"... И сами Соединенные Штаты вертели, а ежели они будут выдрючиваться, то мы Аньке скажем, и она их спалит вместе с дерьмом и армией.

— Ты все шутишь. А ежели без шуток, то полеты прекращать надо. Даже в тихом режиме.

— Это — да. Прекращать на пока — надо... Вот ты это — ей объясни! Только-только человек себя находить начал, первый раз в жизни, но зато как следует, — и вот такой облом... Не-ет, это ты ей сам говори, у нас, азиатов, считалось распоследним делом быть черным вестником. Так что ты уж сам.

— Это ты — азиат?

— Я тот, — степенно изрек Некто В Сером, — кем необходимо быть в данный момент. Сейчас — азиат. Монгол. И не хочу к великому хану с черной вестью.

Только не вышло. Выслушав решение о моратории на полеты, она только коротко, с чрезвычайно деловым видом кивнула, — дело, мол. Все правильно. Неприятно мол, но что уж тут поделаешь? Это вечером, с горя отдавшись разика два-три Тэшик-Ташу с удвоенной страстью (с радости с ним себя вели и еще круче), она, наконец, разревелась в присущей ей, классической манере. Растекаясь в слезном море и размазывая сопли по опухшей физиономии. Жизнь, как и водится в подобных случаях, казалась ей конченой. Это была не истерика, потому что Анюта не то, что не была истеричкой, она, если так можно выразиться, была антиистеричкой, но успокоить ее он все-таки не мог. Он сходил сначала за водой. Потом за каплями. Потом — за каким-то виски, коего терпеть не мог, — ничего не помогало, и тогда, немножко рассердившись, он сказал:

— Ты из-за чего расстраиваешься? Из-за того, что с месяц не будешь летать на этой птичке? Это — все?! Нет, вот это вот горе — из-за этой ерундовой, проходной, по сути — не нужной машины? То, что нам на самом деле нужно, по сравнению с этой штукой все равно, что атомная бомба по сравнению со спичкой, а ты тут рыдаешь по пустякам... Ведь все, все будет так же! Та же страшная нехватка времени, та же дикая спешка, и все кругом будут страшно умные, — а вот освоить ту машину опять будет некому... Вот нет у меня в роду цыган, а предвижу — ничего не изменится. Ты найдешь общий язык с этой тварью, которой еще нет, но которая обязательно будет. Ты, и никто другой, потащишь нас с одного непостижимого места в другое, — он увидел, что она — слышит его. Слезы, по крайней мере, высохли мгновенно. — И знаешь, почему? Потому что никто другой просто не справится.Нет, они будут помогать. Они будут готовить тебе кофе и справки по частным вопросам. Кто-нибудь, через годик-другой, научится как-то там управлять, а так — никто-о не сможет...

Она подняла голову, в глазах ее снова появился блеск хладнокровного, расчетливого азарта:

— Художник — сможет.

Антрополог, склонив голову, с минуту помолчал:

— Это — да, это я, пожалуй, забыл... Только знаешь, — что? Способностей-то у него хватит, куда там, а вот сил — нет! Слишком утонченная натура, не по нему это дело. Надорвется.

— Ах, ты мерзавец! Это он значит, — утонченная натура, а я тогда — какая? Нет, ты говори-говори, ты договаривай!

Так что ему пришлось заглаживать обиду, а Первый Пилот была человеком серьезным, основательным и извинений тоже требовала основательных и серьезных.

— Я вроде бы как Санта-Клаус. Так что не обращайте на меня внимания...

— А почему именно Санта-Клаус?

— А потому что полный мешок... Этого самого, — он потер опухшие от многодневной, с недосыпом, бешеной работы лицо, — ну как его?

И, пощелкав в воздухе пальцами, махнул рукой, признав свое бессилие в подборке подходящего термина. Страшный, сокрушительный скептик, склонный не верить глазам своим, он был все-таки единственным настоящим физиком в составе Сообщества. Потому что человек, сделавший для нужд ПВО опытный рентгеновский лазер, не может считаться просто каким-то физиком. Для этого мало быть только экспериментатором или только теоретиком. Поэтому именно он, призвав в качестве переводчика мающуюся от безделья Анюту, возглавил исследование физических принципов, использовавшихся в работе "Адониса". Остальные были так, — на подхвате.

— И знаете, что интересно, господа? Оказалось, — что никакого потрясения основ! Ничего, принципиально противоречащего господствующим воззрениям!Если уж на то пошло, то потрясает другое: наша общечеловеческая глупость и склонность к предрассудкам. Сейчас, — в плане знаменитого "лестничного остроумия", — меня просто поражает дикая непоследовательность всех тех, кого я считал лучшими умами века. Это даже Эйнштейна касается... Почему никто даже и не попытался рассматривать сверхпроводимость в качестве частности куда более обширного круга явлений? Почему превращение массы в электромагнитное излучение считали единственным источником начала движения массивных тел? Непонятно! Загадка, можно сказать... Про безынерционный двигатель вы знаете. Но еще у нас, оказывается, есть простой и надежный способ передавать энергию без потерь к любому специально оборудованному адресату, — как по сверхпроводнику, только без всяких проводников. Про все возможные применения даже говорить противно, да их, — все, — так, сходу, и не назовешь...

Он помолчал, ритмично качая гудящей от усталости, перегруженной головой, а потом со странной, даже подловатой какой-то улыбкой продолжил:

— Мне уже знаете что в голову приходило? Если все наши прежние и нынешние штучки пустить в раскрутку, то нам, может, и улетать никуда не нужно? — Он закурил, чего с ним давненько не было. — При надлежащем подходе, — это миллиарды долларов уже через несколько лет. А в перспективе — триллионы. А потому — такая власть над экономикой, а потому — над политикой, а значит — над миром, по сравнению с которой власть всех владык прошлого будет выглядеть весьма бледно. Мы и здесь можем организовать Золотой Век. Пол-года работы, — и мы сможем разбить любую армию. Любую.

— Обидно. — Вздохнул Ресибир. — Весьма. Да.

— Чего обидно-то?

— Как золото, — даже в виде перспективных патентов, — ослепляет мудрых... Вы же, в прошлом, — военный человек! Обидно поэтому слушать, когда вы начинаете нести такую чушь... Наш бородатый друг, столь несвоевременно захворавший, — он мимолетно, но зато с неимоверно-ханжеским видом пригорюнился, — и оттого скоропостижно вернувшийся в свою Россию, оставил небезынтересные видеоматериалы. Вы полюбопытствуйте, очень занятно!

Он включил видеомагнитофон "Филипс", подключенный к цветному телевизору, но фильм оказался черно-белым. Овцы, собаки и куры, привязанные в негустой, с обильным подлеском рощице. Перед деревьями, за деревьями. Среди деревьев. В густом кустарнике. В крытых дерном щелях. Между четырех глухих кирпичных стен, но без крыши. То же, но с крышей. То же, но из метрового бетона.

— Это что, — какие-то атомные испытания?

— Нет. Но столь же прогрессивное дело. На мой взгляд, — так и еще погаже будет. Лаборатория Резонансных Явлений Центра Биологических Исследований под Москвой... Не помню названия этого городишки... Сам опыт, понятное дело, — не под Москвой. Куда севернее и на Север ориентировано... Да вы глядите...

То, что показала запись потом, больше всего напоминало сильный порыв ветра, только ветер этот сдувал плоть с костей и сухожилий и превращал в тающие облака распыленной слизи листья растений. Осенними листьями, кружась, осыпались перья несчастных леггорнов, привязанных за ноги на высоте около полутора метров, а сами птицы превратились в начисто обглоданные скелеты. Клочья истончившейся, разорванной кожи в лужах киснущей протоплазмы. Голые, мертвые скелеты деревьев, покрытые потеками пенящегося сока. Комки овечьей шерсти и раскрошившиеся кости в красно-бурой жиже, оставшейся от живых тканей. Ресибир усталым движением выключил запись.

— Что это?

— Не знаю. Ясно только, что какое-то Резонансное Явление. Устройство признано перспективным и принято в доработку в качестве Оружия Поля Боя, но не в качестве стратегического оружия, поскольку некоторые типы убежищ оказались вполне достаточной защитой... Но если, для комплекта, добавить ваш Трансбарьерный Принцип передачи энергии, — как раз и выйдет то, что надо. Или сами вы недостающее купите, — на те самые миллиарды-триллиарды. Самый надежный способ осчастливить человечество. Аплодирую. Вы, случаем, не знаете, каковы были среднесрочные последствия широкого внедрения железа? Нет? За полтора-два века численность человечества упала вчетверо. Без всякой атомной войны. Человечеству вовсе не гениальности недостает, ему ума не хватает. Даже один человек — не мед и не сахар, тварь двуногая, вроде усовершенствованной модели тираннозавра, а уж сборища людские... Конструкции, из отдельных людей собранные, — это не просто хищные твари, это еще твари безумные. Монстры. Дьяволы с совершенно непонятными, темными, безумными целями...