Эхо войны. Ред2

Я обернулась, посмотрела прямо в его неживые глаза, что делала очень, очень редко. Раскрыла рот для ядовитого ответа. И — закрыла.

Никогда не смогу дать точный ответ: а смогла ли бы я так — сознательно пойти на каторгу ради даже не спасения своего маленького мира, а просто попытки к тому — что бы за этим не скрывалось. И если так, то хотя бы уважения он достоин. Не переломлюсь.

— Извините, фарр комендант. Это было недопустимо с моей стороны.

Кажется, он тоже понял, что извинилась я слишком искренне. Наклонился и едва слышно, так, чтобы не слышала Рутта, процедил:

— Я не нуждаюсь в вашей жалости и ваших молитвах. Забирайте документы и убирайтесь.

— Я бы с радостью, — отозвалась я, — но они еще не оформлены.

— Так оформляйте! — рявкнул он во весь голос, заставив Рутту подпрыгнуть вместе со стулом.

— С-сейчас, — пролепетала она и суетливо потянулась к заявлению. Комендант развернулся на каблуках и ушел в кабинет.

— Так что там, говоришь, у вас вышло? — пальцы секретарши деловито забегали по сенсорной панели.

— "У нас" не вышло ничего.

— А почему у него ссадина на скуле и губа рассечена?... А, "не вышло" это ты в этом смысле? Он к тебе приставал, что ли? А ты по морде дала?

— Рутта! — я шокировано посмотрела на нее. — Ты что?!

— А что? — девушка ответила непонимающим взглядом. — Он что, не мужик, что ли?

— По-моему, так думаешь только ты. Ну и, может быть, парочка-другая практиканток, которые его видели только при приеме на работу.

— Именно потому, что вижу его слишком часто, я могу тебе сказать то же самое. Правда, насчет ориентации хвост не заложу — с Эйра они чуть ли не под ручку ходят, но в целом...

— О боги, Рутта, по-моему, ты чем-то заразилась от Тиссы. Пойду-ка я отсюда, хоть соберусь.

На упаковку вещей много времени не ушло — понадобилось всего лишь разыскать рюкзак, с которым я сюда приехала, и распихать по его обширным карманам несколько личных мелочей.

С остальным, вернее, с остальными, было сложнее.

Как прикажете объяснять всей казарме, что я уезжаю? Как возможно за час попрощаться с половиной форта — хоть бы до вечера времени хватило...

Поэтому я не стала прощаться ни с кем. Вообще. Взводному скажут и без меня, а с Тайла станется наделать глупостей. Ничего, остановлюсь в городе, вызову их с Ремо, и там уже будем решать...

Последним я вытащила из-под кровати сейф, достала охотничью "байку", запаковала в чехол, и бросила поверх рюкзака пыльный деревянный ящик с траурным цветком эклириса на крышке.

Если я оставляю здесь живых друзей, это двойной повод не расставаться с мертвыми.

В этом ящике — моя память. Наш мозг хрупок и непостоянен, но воспоминания, вплетенные в структуру камня, как и заклинания в амулетах, остаются с нами навсегда. Минералы, с их выверено-геометричной до последнего атома природой, очень хорошо подходят для того, чтобы хранить — и неважно, что. Деревья — они тоже это могут, но деревья умирают, рано или поздно, а камень не умирает никогда.

В прошедших через руки мага Земли цветных камешках была моя жизнь — все ее сто восемь лет. Был там и муж — в достаточной степени бывший — и в такой же степени бывшие сослуживцы. Некоторых из них уже нельзя назвать живыми, так что да — призраки там были тоже.

Теперь нас — меня и ящик — ждут новые камни. Не на этом континенте. Быть может, даже не на этой планете. Скорее всего, нужно будет искать нового мага — работают с камнем только маги Земли, сама не смогу.

— Фарра Орие, — внезапно раздалось за спиной. — Зачем вы уезжаете?...

Коэни призраком возник за спиной, схватив меня за рукав. Встрепанный, едва не плачущий, он зачастил:

— Это же все из-за меня. Это я виноват, что он вас во все это втянул!... Ну зачем, зачем... — юноша зажмурился, мотая головой.

— Втянул?... Он? — та-ак, кажется, я начинаю понимать, что происходит. — Коэни, зачем ты утром приходил к счетоводу?

— Я сказал ему, что на Ледяной Корке лежит колонист первого поколения, — еле слышно сказал он. — Один.

Я медленно, очень медленно проговорила:

— Повтори, пожалуйста, еще раз. По слогам.

— Колонист. Первого поколения, — повторил маг, подняв лицо. — И он действительно там лежит, если скальников не обманули глаза.

— Коэни-и-и... — выдохнула я, не совсем уверенная, что мне все это не сниться.

— Вот именно, — грустно заключил он.

Деньги. Очень, очень много — моря и океаны цифровых банкнот заплескались перед моими глазами. Первые колонисты и их мифические утраченные знания мало интересовали простых обывателей, но Корона в них верила. И отваливала фантастические, сказочные суммы удачливым следопытам, наткнувшиеся на правильные корабли.

И. Вот. Такое. Здесь.

Может быть.

Я закрыла глаза. Мысленно сверилась с книгой Мира.

Все-таки я служу Звезде. А еще — Корпусу. И — себе.

Нет. Не так...

Я служу моей Богине и Миру. Маленькому и очень конкретному Миру.

Я сверилась с Миром.

И быстро — чтобы не успеть опомниться и подумать — побежала в главное здание. Поступать как должно, полагаю.

Кому, как не служителю божьему...

* * *

Без линз у Этана Торрили оказались красные, как у альбиноса, глаза.

— К прочим недостатком ваши боги наградили вас еще и беспримерной наглостью?... Кто дал вам право вламываться в кабинет коменданта, как в себе в казарму?! — его рука, сжимающая световое перо, вздрагивала от плохо сдерживаемой ярости. — Подите вон!

— Естественно, вы правы. И естественно, я никуда не пойду.

Хуже всего, что я в полной мере сознаю, что делаю, и каковы будут последствия для меня лично.

И это, к сожалению, моя работа.

— Вы пришли, чтобы отравлять мне жизнь? Проповедовать? Стоять столбом? — ядовито бросил он, отшвыривая перо и вставая из-за стола.

— Ну почему же столбом?... Я пришла вас жалеть.

— Делать — что? — раздельно спросил комендант. Прянул ушами: — Я знал, что рано или поздно вы закончите сумасшедшим домом. Советую туда и направиться — прямо сейчас.

Угроза в его голосе была явной и не допускала иных трактовок.

Я внимательно посмотрела на него. Сощурилась:

— Назовите мне проблему, которую не может решить крупная сумма на счету.

Пауза. На его лице появилось такое выражение, что я почти испугалась.

— Вы что, предлагаете мне взятку?...

— Увы, я не миллионерша.

— Тогда какого эхла лысого вам нужно?! — взорвался комендант. Кажется, ход моих мыслей слишком явно отразился у меня на лице, потому что он схватил меня за локти и как следует тряхнул: — Убирайтесь отсюда! У-би-рай-тесь!

— Понятия не имею, что вы делали на самом деле, но, кажется, именно это на вас и повесили? Вас собираются посадить за взятки?... — наконец озвучила я посланное не иначе как Богиней озарение.

Вцепившиеся в мои руки пальцы разжались. На его лице на миг промелькнуло беспомощное выражение. Да, от меня крайне трудно избавиться, если я того не хочу. А я не хочу.

— Вы сумасшедшая! — рявкнул Торрили, нервно дергая хвостом. — И если эти ваши домыслы выйдут за пределы этого кабинета...

— Я больше не работаю у вас, фарр, — с удивившим меня саму оттенком сожаления перебила я. — И, боюсь, вы абсолютно ничего не сможете со мной сделать. Я не слишком нуждаюсь в официальной работе — Корпус платит мне жалованье. В крайнем случае я могу вернуться домой и безбедно прожить остаток жизни на Солярике, не занимаясь вообще ничем — как вам, возможно, известно, моя семья для этого достаточно зажиточна.

Я ожидала взрыва.

Чего я не ожидала — так это того, что он скрестит руки на груди, поднимет на меня усталый взгляд и почти безнадежно спросит:

— Чего вы хотите?... Как я понял, ни деньги, ни должность вас не интересуют. Тогда что?

Видимо, глубина ямы, в которую он провалился, много больше, чем мне казалось.

Я опустила веки, потерла переносицу. И посмотрела ему в глаза.

В очень усталые глаза с тщательно загнанной вглубь тоской.

— Фарр Торрили... Объясните мне — только простыми и понятными словами, чтобы я поняла... Почему вы допускаете, что служитель Звезды может вас шантажировать? Это, строго говоря, вообще против Кодекса.

— А кто же трактует Кодекс, если не вы? В любую удобную для вас сторону, — его губы скривились. — Хорошо. Говорите, чего вы хотите, и покончим с этим.

— Хорошо. Я хочу, — встав на цыпочки, я уровняла нас в росте и отчеканила: — Сказать, что вы дурак!

Комендант не реагировал, все так же глядя на меня.

Ладно.

— Знаете, я тоже люблю этот форт. И хочу, чтобы он стоял на этой земле еще тысячу лет, пусть и без меня. Я даже готова чем-нибудь пожертвовать, чтобы так и было. Например, своим психическим здоровьем, потому что разговора с вами, дражайший фарр, оно не выдержит.

Молчание. И ни тени улыбки на лице. Отвернулся и безучастно смотрит в окно, скрестив руки на груди.

Не верит? Не слушает? Ничего, мне-то терять нечего. А форту — ему определенно есть что терять.

— ...И поэтому мне непонятны вы, готовый пожертвовать ради этого гораздо большим... жизнью, например? Я посещала каторжные рудники — похороны в этих заведениях куда более частое событие, чем освобождение.

— Вы утешаете, как всегда, профессионально, — бесстрастно произнес комендант, не поворачивая головы. — Пролейте бальзам на мою душу, скажите, что вы там сидели, а не проповедовали.

— Увы, я была в охране инспекторов, — я помолчала, но все же спросила: — Сколько вам могут дать?

— А сколько вам хотелось бы отмерить в наказание за мои грехи?... С вашей точки зрения, я заслужил не меньше чем пожизненное заключение.

— За что, по-вашему?

— За пренебрежение к вере. Разве мало? — его тон отдавал злым сарказмом.

— От отсутствия веры плохо не богам, а нам. Им — открою вам большой секрет — все равно, цитируют смертные книгу Мира или предаются злостному атеизму. Или...

— Избавьте меня наконец от ваших проповедей! — вдруг рявкнул Торрили. — Я полагал, вашего увольнения хватит, чтобы этого избежать.

Как же мало, оказывается, нужно, чтобы выудить его из крайне неприятных волн...

— Вы не дослушали. И, к тому же, заговорили на эту тему сами, — безжалостно припечатала я. — Я просто хотела донести до вашего сознания тот простой факт, что за пренебрежение к вере вы не заслуживаете никакого наказания. На каторгу я бы вас отправила исключительно за дурной характер и дурной же глаз. Вы, кстати, в курсе, почему от вас прячут маленьких детей и молоко?...

Торрили внимательно посмотрел на меня, очевидно, пытаясь понять, зачем я валяю дурака, потому как при всех своих недостатках умом обделен не был. Наконец он сухо поинтересовался:

— Морровер, вы что, считаете, что теперь вам море по колено?

— Вы потрясающе верно ухватили самую суть. Вы так не считаете?

— Нет. Я вызову охрану.

— Не надо, — совершенно серьезно попросила я. — Я отниму еще каких-нибудь пять минут вашего времени. А вот сплетни о нас будут ходить еще не один месяц.

— Не будут. Не будет никаких "месяцев", — жестко отрезал Торрили.

— Все так... плохо?

— Это не ваше дело, — он наконец обрел почву под ногами и замкнулся. Снова. Мы снова вернулись туда же, откуда начали...

— Нет, это мое дело. И мое тоже. Я уважаю вас за то, что вы делали — или пытались делать, дабы эти месяцы были... Но какого эхла лысого вы уперлись с этим колонистом — вы же о нем с Бэйсерроном говорили?! Скажите мне, разве проблемы форта нельзя решить деньгами?! Кто бы и почему не хотел нас прикрыть — деньгами можно заткнуть даже приближенных Императора, вопрос только в количестве! В нескольких днях пути отсюда лежит шанс на огромное состояние, а вы не хотите даже попробовать его достать! Дурак! — я сощурилась и прошипела: — Или — трус?!

— Да что вы вообще понимаете?! — заорал взбешенный комендант, зло сверля меня глазами из-под растрепавшихся волос.

— Все я понимаю! — рявкнула я в ответ. — Что вы трус!

— Сучка!!

— Урод!!!

— Ах ты... — он рыкнул и схватил меня за руку, выворачивая ее за спину. Я не осталась в долгу и с размаху ударила его по щеке.

Мир внезапно замер хрупкой, почти стеклянной тишиной.

На щеке коменданта пламенело большое, в пол-лица, ярко-красное пятно.

— Вы боитесь, только и всего, — мне хотелось услышать чей-нибудь голос посреди этой тишины. Даже всего лишь свой собственный. — Боитесь неудачи, если корабль окажется пустышкой. За разочарованием следует отчаяние, и его иногда по-настоящему тяжело выдержать. Все оно достанется вам, и... И стоит ли эта земля отчаяния, если уже стоила свободы, решать только вам.

Я повернулась и тихо вышла, оставляя за спиной такую хрупкую, почти стеклянную, тишину.

Глава седьмая

— Проблемы, сэр? — спросил референт.

— Где вас носит? — взревел шеф.

Роберт Асприн

Рутта ждала почти под дверью, глядя на меня огромными испуганными глазами.

— Готовы документы?

— Орие... Что там было? — прошептала она, пропустив вопрос мимо ушей. — Вы так орали...

— Не вздумай кому-нибудь об этом сказать, — я поморщилась и добавила: — Достаточно того, что меня уволили, потому что я напоминаю коменданту о не самых лучших мгновениях его жизни. Не хватало еще, чтобы по той же причине уволили тебя.

— Да, — Рутта слабо улыбнулась, — ты заноза.

— Верно, дочь моя, это входит в мои должностные обязанности... — я сбросила на портативку заверенные документы и кивнула: — Счастливо оставаться.

Страшно подумать, что будет, когда она увидит Мертвяка и его щеку. Как минимум ему припишут пылкую страсть к своему главному предмету раздражения — это ведь так романтично!... Маленькая месть за то, чего мне делать не хотелось — уходить, оставляя за собой полное отсутствие надежды.

Кстати, о ней. О надежде...

Я завернула за угол, открыла дверь в соседнюю приемную и, не останавливаясь, зашла в чужой кабинет, провожаемая недоуменным возгласом Тиссы:

— Эй, куда?...

Бэйсеррон был на месте — он стоял возле открытого окна и смотрел вниз, заложив руки за спину. Я аккуратно закрыла за собой дверь. Счетовод обернулся, приподнял одну бровь в деланном удивлении и бесстрастно поинтересовался:

— Ну как, уговорили?

— Естественно, нет.

— Как — нет? — в его голосе мелькнула растерянность.

— А почему вы были так в этом уверены? Я похожа на Смерть, вбивающую в неразумные головы истинные знания, или Жизнь, озаряющую души уверенностью в свои силы?

— Вы похожи на достаточно квалифицированного специалиста.

— Из-за вас меня уволили, так что вам стоит придумать что-нибудь получше "квалифицированного специалиста".

— Вы догадались? — он слабо улыбнулся.

— Между нами, от переживаний вы потеряли тонкость интриги, — я сердито посмотрела на него. — Я не настолько тупа, чтобы не понять, что меня позвали в овраг затем, чтобы я услышала именно то, что услышала. Могу поспорить, на побудке меня не подняли тоже не просто так.