История вечного наслаждения

Спустя некоторое время усилия Дебуки не пропали даром, и Васумпуки очнулся. Он резко сел, долго тряс головой, словно пытаясь сбросить опутавшее его наваждение. Сконцентрировавшись на мне, он спросил.

— Дебуки, что это за пугало?

Дебуки покраснела и бросила на меня смущенный взгляд.

— Это наша дочь милый, в образе младшей сестры Вишну.

— А-а-а... — протянул он, массажируя пальцами лоб. — Чем это он меня так? — Васумпуки кивнул головой в сторону распластавшегося на полу Хамсы.

— Небольшая магия только и всего, — пояснил я. — Небольшие сгустки холодной плазмы.

— А его кто? Неужели я успел?

— Нет не ты. А вот это, — я поднял руку держащую тяжелую булаву. — Против нее магия оказалась бессильной.

— Надеюсь, уважаемая богиня вы уж постарались?

— Не беспокойся Васумпуки, стукнула порядочно. Сил для такого священного дела не пожалела, — успокоил я его.

— Ох, чагой-то тяжко мне, — вздохнул Васумпуки, и откинулся на подушки. — Дебуки есть у нас что-нибудь холодненького попить?

— Милый, мне кажется, сейчас надо не холодненькое что-нибудь пить, а поскорее уносить отсюда ноги пока Хамса не пришел в себя.

Васумпуки облокотившись на локоть, повернулся ко мне.

— Ты тоже так думаешь?

— Я, конечно, не знаю тут ваших порядков, но раз мать говорит, значит нужно валить отсюда, — ответил я.

— Ну что ж, — Васумпуки неторопливо поднялся с тахты, — как любит повторять моя девяносто девятая жена — устами младенца глаголет истина. Пошлите, я готов.

— А как же стража, ведь ее в замке наверняка полно? — взволновано спросила Дебуки.

Я поднял вверх все свои восемь рук принадлежащих моему трансцендентному телу и потряс в воздухе оружием.

— Не стоит беспокоиться. Пока я с вами вам не стоит бояться и целой неприятельской армии.

— Раз так чего тогда мы ждем? — Васумпуки первым шагнул к выходу, на ходу заехав твердой, как камень пяткой по уху, бесхозно валявшемуся на полу Хамсе. Тот ни как не отреагировал на проявленную по отношению к нему явную бестактность, являя всем нам живущим на Земле яркий пример христианского смирения и любви к ближнему.

Из замка мы вышли практически беспрепятственно. Я шел впереди, освещая полутемные коридоры божественным сиянием своего трансцендентного тела. Завидев нашу торжественно шествующую процессию, стражники, иногда попадающиеся по пути, реагировали по-разному. Одни издав испуганное восклицание, спешили исчезнуть куда-нибудь подальше. Другие не пережив всплеска эмоций тут же на месте падали без чувств. Третьи, рухнув на колени, начинали усиленно молиться, и биться лбами о пол, демонстрируя свою набожность. А четвертые, вернее четвертый, решил, по-видимому, исполнить свой воинский долг до конца (или был попросту в стельку пьян) и поэтому, выкрикнув что-то похожее на боевой клич бросился на встречу мне, отчаянно размахивая кривым клинком. Наблюдая с интересом за столь смелой атакой, я стал размышлять о том, какое же мне применить оружие из того, что я держал в руках. Когда я уже почти склонился к мысли, что самым разумным будет просто, по-деревенски, заехать ему кулаком по физиономии, бесстрашный и отважный воин, не добегая до меня нескольких метров, вдруг споткнулся, и со всего маха стукнулся фэйсом о пол. Клинок, мелодично позвякивая, покатился по булыжникам, высекая радужные искры. Перешагивая через стражника, я с сожалением подумал о несостоявшемся поединке и смелом сердце героя.

Выйдя на свободу, и удалившись на безопасное расстояние, от замка Хамсы я вновь принял вид обычного новорожденного ребенка женского пола, и, посасывая в полудреме вкусное и полезное для растущего организма молоко, из груди Дебуки отправился во владения своих новых родителей.

Очнувшись, Хамса посчитал своим долгом, не взирая на хроническую занятость важными государственными делами высказать свое отношение к последним разыгравшимся событиям. Это у него заняло минут пятнадцать-двадцать. Немного успокоившись, и придя в себя, он, раздавая пинки налево и направо набежавшей прислуге, проследовал к себе в кабинет, где принял ванну и дал распоряжение своему секретарю срочно собрать заседание совета безопасности. Также он потребовал, чтобы секретарь нашел и связался с мудрецом Западлокой.

— Мне он очень нужен сейчас. Его совет будет в данной ситуации как нельзя кстати, — пояснил он.

Секретарь, весьма представительный мужчина поднял взгляд от блокнота, в котором золотым пером записывал распоряжения.

— Насколько мне известно, мудрец Западлока проходит сейчас курс хирургической реабилитации на планете Шмаралока, и вряд ли сможет присутствовать на совещании.

— Наплевать! Намекни ему о хорошем гонораре и будет здесь как миленький. Мудрец Западлока относится к разряду тех людей, которые ради денег восстанут из ада и снизойдут из рая.

Собрав всех своих советников, Хамса увлекательно и интересно поведал о последних событиях. Все советники являлись убежденными дьяволами и вечными врагами полубогов, и вообще, всех порядочных людей. Вполне естественно, что их все это расстроило. Завязалась горячая дискуссия, посыпались самые разные предложения и советы.

— Предлагаю снарядить экспедицию, поймать беглецов, доставить сюда и принародно убить — предложил один из демонов, одетый в голубые просторные шаровары и с целым десятком бус на бычьей шее.

— В целях экономии средств предлагаю убить их на месте, а саму казнь заснять на видео и показать в кинотеатрах за деньги, а деньги потом между собой поделить, — предложил другой, с физиономией нечистоплотного коммерсанта.

— Все это ерунда, — вмешался в разговор третий, сидящий по левую руку от Хамсы. — Это не решает проблемы. Необходимо каким-то образом вычислить, где родился представляющий опасность для нашего хозяина ребенок. Ведь не забывайте о том, что именно он должен его убить.

— Ну и как же мы его найдем? — раздался голос из другого конца стола заседаний.

— Вот для этого я вас и собрал остолопы, — грубо оборвал Хамса. — Если вы не отыщите выход из данной ситуации в течение ближайшего часа, то я прикажу всех вас скормить крокодилам. Кстати, их на всякий случай с позавчерашнего утра еще не кормили.

— Может что-то, посоветует великий мудрец Западлока? — робко предложил коротышка, испуганно выглядывая из-за стола.

Хамса повернулся к находящемуся в глубокой медитации мудрецу.

И в самом деле, Западлока, — обратился он к нему, — ты чего сегодня такой задумчивый? А ну живей включайся в общую дискуссию.

Западлока поднял голову и медленно оглядел присутствующих. В его взгляде читалась глубокая затаенная тоска и обреченность.

— О, мой господин. Я считаю необходимо массовое истребление всех детей, родившихся в последние десять дней во всех городах, селениях, деревнях и на пастбищах.

— Убить всех детей!? — в ужасе закричало несколько демонов, — но ведь это ужасно!

— Да, вырезать всех без разбора. В этом случае у нас будет необходимая гарантия, что среди этих детей будет, и то, из-за которого и разгорелся весь сыр бор.

Необходимо заметить, что демоны хоть и являлись довольно вредными существами и, хотя их поступки временами и не укладывались в общепринятые рамки морали и этики, но пойти на такой преступный шаг как умертвление сотен ни в чем не повинных детей, у них не хватило бы духу. На это только способны люди в массе своей добродетельные и мудрые, к коим, несомненно, причислял себя и великий мудрец Западлока. Такие люди могут ради достижения своих, с их точки зрения гуманных целей отправить в тартарары весь мир. И вообще, уважаемый читатель, я глубоко убежден в том, что нет ничего более агрессивного, чем добрые намерения, высокие чувства и альтруизм — в любом случае это выпячивание себя и чистейшей воды эгоизм — мол, полюбуйтесь какой я замечательный.

— Ну, это ты загнул, — покачал головой Хамса. — И откуда в тебе столько злости.

— Ну, так предложи, что-нибудь получше, — вдруг окрысился Западлока.

— Не горячись, лучше давайте подумаем еще, — успокоил его Хамса.

Прошло еще минут пятнадцать бесплодной дискуссии, и снова все взоры обратили к Западлока.

— Значит так, — решительно начал он, давая понять, что к долгому диспуту он не настроен. — Если вам и это мое предложение окажется не по вкусу, то я умываю руки и покидаю собрание. Мне уже пора отправляться на Шмаралоку, у меня сегодня много процедур. Я предлагаю последний вариант, дабы долго тут не умничать и не переливать из пустого в порожнее: убить всех, начиная с младенцев и кончая глубокими стариками. Этот вариант даст стопроцентную гарантию.

Несколько минут стояла гнетущая тишина. Демоны потупили взоры, боясь посмотреть глаза друг к другу. У Хамсы даже перестала болеть шишка на голове, возникшая после удара булавой. Наконец кто-то не выдержал и нарушил гнетущую тишину.

— Всех-всех?

— Да! И коров всех от греха подальше. А если останется время и диких зверей тоже, а то их расплодилось в наших лесах уж слишком много.

— Ну что ж, — Хамса вдруг резко поднялся из-за стола, — суду все ясно. Дальнейшая дискуссия бессмысленна и утомительна. Несомненно, в предложениях великого мудреца Западлоки, что-то есть, и это "что-то" мы возьмем на вооружение. А сейчас все свободны.

Глава 4

Хотя Майкл в действительности был сыном Васумпуки и Дебуки из-за жестокостей Хамсы Васумпуки не смог насладиться празднованием рождения своего сына. Зато Нунда, приемный отец Майкла уж постарался во всю и весело отметил день рождения сына.

Утром, когда он случайно обнаружил, что стал папой, то первым делом страшно обрадовался. Дело в том, я открою вам небольшой секрет, у Нунды были проблемы в плане рождения сыновей. Мужчиной он был исправным, с правильной сексуальной направленностью и довольно обширными теоретическими познаниями, практическими умениями и возможностями во всем, что касалось искусства любви. В этом отношении на него грех было жаловаться. Но женщины, зачинающие от него, производили на свет только лишь особей женского пола. Сначала он грешил на своих жен, но когда его сто первая жена, в очередной раз привела девочку, он понял, что проблема в нем самом. Естественно, что он очень сильно опечалился и загрустил. Ведь ему так хотелось сына, продолжателя рода. И вот сейчас, когда сын родился, он был на седьмом небе от счастья и решил отметить это дело, не скупясь на расходы.

Опустошив по случаю праздника вместо одного сразу три кубка вина, он собрал на просторной террасе замка с видом на роскошный сад всю свою администрацию и стал обсуждать план проведения праздника. Первое указание он дал придворным астрологам.

— Значит так бездельники, — голос его звучал бодро и весело, — что бы к завтрашнему дню гороскоп будущей жизни моего сына лежал у меня на столе. И не дай бог это будет какой-нибудь посредственный гороскоп. Делаете что хотите, залазьте на небо, сдвигайте звезды и планеты куда хотите, но чтобы гороскоп получился отменным, самым каким только может быть благоприятным и предсказывающим самые, что ни на есть грандиозные удачи, победы, успехи и достижения. Ваш понятно?

С места встал главный астролог.

— Постараемся мой повелитель.

— Мне не нужно стараться, мне необходимо, чтобы мои подчиненные слово в слово выполняли то, что я говорю. Повторю еще, вам понятно?

— Понятней быть не может мой повелитель.

— Вот так-то лучше. А ты, — обратился он к одному из членов администрации исполняющему роль завхоза, — подготовь-ка и разукрась к торжественной раздаче двести тысяч коров. Мы раздадим их брахманам по случаю рождений сына.

Член администрации, исполняющий роль завхоза потерял дар речи.

Помимо этого у него резко поднялось артериальное давление, усилилось сердцебиение, а мочевой пузырь, без согласования с федеральным центром, грубо нарушив конституцию, осуществил процесс опорожнения.

— Но ведь это слишком много уважаемый всеми без исключения тварями поднебесной царь Нунду, — робко попытался возразить завхоз, рассматривая образовавшуюся на полу лужу.

— Не стоит мелочиться Хаджара. Рождение сына того стоит. Тем более это древний религиозный обычай, дарить коров по случаю какого-либо радостного события.

— Но мне кажется двести тысяч это очень много. Хватило бы и двадцати, — не унимался завхоз Хаджара.

— Слушай ты, кажется, запамятовал те религиозные принципы, согласно которым мы организуем нашу жизнь. Ты разве забыл, что, живя в мире, мы обладаем различными богатствами, и не станем лукавить, если скажем, что наживаем их далеко не честным или добродетельным путем, потому что такова природа накопления богатства. Поэтому иногда надо очищать свое богатство, а это возможно только путем раздачи коров брахманам.

— Все равно много двести тысяч, — стоял на своем тот. — И кому? Этим хитрецам и тунеядцам брахманам!

— Ты зря так называешь людей, познавших Абсолютную истину, — осуждающе пожурил его Нунду.

— Любой дурак и бездельник, если он не хочет работать может заявить, что он познал Абсолютную истину. Это легче всего, а вот познать истину как заработать побольше денег у многих кишка тонка.

— Ладно, хватит болтать Сколько ты предлагаешь раздать коров этим бездель... э-э-э , брахманам?

— Хватит и двадцати.

— Две тысячи коров покрытых зеленой каймой и. множеством других украшений мое последнее слово, — категорически отрезал Нунда, давая понять, что дальнейший торг не уместен.

— Две тысячи так две тысячи, — согласился Хаджара, и принялся что-то записывать в своем блокноте.

Вполне уместно будет здесь сказать, что управляющий хозяйственными делами администрации царства был человеком не только слова, но и большой деловой хватки. Если он сказал — двадцать коров брахмана, значит, тому и быть, какие бы при этом не возникали трудности и проблемы. Остальные же одна тысяча девятьсот восемьдесят представителей крупнорогатого скота, по давно заведенной традиции перешли в собственность завхоза.

— И скажи им, — продолжал царь Нунду — пусть начинают петь священные мантры, чтобы удача сопутствовала ребенку. Ну а, что у тебя? — обратился он к придворному музыканту.

— А вы разве не слышите уважаемый царь? — ответил тот вопросом на вопрос и указал куда-то поверх деревьев сада.

Не нужно было обладать отменным слухом и особо напрягаться, дабы иметь возможность услышать целую какофонию звуков извлекаемых музыкальными инструментами. Музыканты старались вовсю: словно раскаты грома бухали барабаны, дребезжали литавры, трубили раковины и другие не менее противные для слуха инструменты. Бренчали гитары, басисто покряхтывали какие-то ныне неизвестные современной музыкальной культуре инструменты, и что-то уж совсем не понятное и неведомое тарахтело, звенело, покряхтывало и улюлюкало. Даже и безнадежно глухой после двух трех секунд прослушивания понял бы, что каждый инструмент, по неизвестно какой причине, словно издеваясь над слушателями, играл что попало. Создавалось впечатление, что музыканты отдали их на издевательство первым встречным поперечным, а сами пошли передохнуть и попить пивка в соседний бар.