— Ты извини, что веду себя так, — я развёл руками, — новый я тут человек, не привык ещё. Угрозы от меня не жди.
Дед кивнул.
— А переночевать у вас место-то есть? Я много не занимаю. В уголке где-нибудь... Лишь бы крыша над головой.
Дед ещё раз кивнул, но задумался. Подошёл Кукша, дед сказал ему:
— Скажи Зоряне чтобы детей к Леде отвела, гостя положим в доме.
— Не, Буревой, если кого теснить надо — то ладно. У меня тут палатка... дом... не, навес переносной есть, — Буревой посмотрел на меня с одобрением, — мне бы только укрыться чем, да матрац... перину... мягкое что под себя, чтобы не на земле спать.
Про "на земле" я лукавил, пенка-то тоже имелась, но тонкая, хотелось бы чего-то более мягкого.
— Ну тогда Кукша, отведи его в Зоряне, пусть даст ему рогожку, и накрыться чем.
Мы с Кукшей пошли к дому, Буревой остался у костра. Дом, или изба всё-таки, был небольшой, где-то шесть на шесть метров. Дверь прибита на кожаную полосу, Кукша её скорее, отставил, чем открыл. Внутри была печь, она занимала чуть не половину помещения, и стояла ближе к дальней от двери стене. Из трубы печи шёл дым, и уходил через окошечки под самой крышей. Натоплено было не сильно. Вдоль стен стояли лавки, возле одной из них стол. Все суровое, из толстого грубого дерева. Возле стола была странная конструкция, вроде палки, раздвоенной вверху. В этой расщелине была укреплена щепа, которая горела и давала тусклый свет. Под горящей щепой было деревянное (опять деревянное!) корытце, в которое падали угли от горящей палки. Я так понял, что это и есть легендарная лучина. На печи был какой-то тулуп, или шкура, напоминающая баранью. Из под неё блестели глазами две детских головы. Зоряна у стола, собирала в корыто деревянные плошки. Они, наверно, только поели. Мой котелок стоял отдельно, ещё и чисто вымытый.
Кукша подошёл к матери, передал ей слова деда. Та пошла в дальний, тёмный конец избы, и выволокла оттуда два мешка с сеном, из тех что я видел пока сидел возле озера. Мне вручили котелок, мешки, я поблагодарил всех и отправился к костру. Парень остался с матерью, они за спиной у меня тихо перешёптывались, когда я покидал жильё.
У костра всё также сидел Буревой, помешивал палкой угли. Я начал устанавливать палатку. Палатка была двухместная, полукруглая, я такие использовал на одном из своих мест работы, чтобы оптический кабель варить в полевых условиях. Устанавливалась она на раз-два — соединил дуги на резинке, натянул полотно, и всё. Я нашёл ровное место, деревяшкой забил колышки. Бросил внутрь мешки с сеном, рюкзак. Буревой смотрел с любопытством, но мне кажется, он уже привыкать начал к моим "чудесам". Или просто ему палатка не так важна, на топор днём он пялился с куда большим интересом. Или устал дед. Не только у меня сегодня день тяжёлый получился.
— Ну что, Буревой, — разложив палатку, я подошёл к нашему "столу", — я спать пойду. Утром, как за снедью надо будет идти, разбуди меня. Сам проспать могу. Спокойной ночи.
Дед кивнул, и продолжил помешивать костёр, периодически подбрасывая ветки из кучи, что лежала рядом. Я ушёл в палатку, закрыл за собой молнию-застежку на входе, и завалился на один из мешков с сеном. Второй был чуть больше и тоньше, я использовал его в качестве одеяла.
Я устал. Морально, психологически, да и физически тоже — я давно столько по пересечённой местности не ходил. В голове был шум, сквозь который прорывались отдельные мысли. Как там родители? Друзья? Девушка, с которой расстался полгода назад? Пацаны, с которыми я работал? Что с ними? И вообще, будущее моё существует, или я его "обнулил" своим появлением здесь? Потом мысль свернула на родную квартиру, диван с телевизором, опять на родителей. Школу свою. Университет. Глаза заболели. Меня и так друзья считали достаточно сентиментальным, а тут ещё и такие события. Захотелось свернуться калачиком, зажмуриться, и чтобы вся эта старина, деревня, викинги пропали к чертовой бабушке. Очнуться в своей постели, попить кофе, залезть в Интернет. Вроде уже взрослый мужик, но чувствую, что сейчас расплачусь. От бессилия, как Кукша тогда, на краю деревни, когда я его прижал к земле. Кажется, у меня потекли слезы, и я провалился в дрему.
Сна нормального не было, непрерывный, рванный поток коротких сновидений. То я бежал от пятна, а оно гналось за мной по дороге, протягивая с дьявольским смехом свои ложноножки. То вместе с Кукшей пошёл в атаку на грабителей-викингов, а тот седой, их главный, достал автомат Калашникова и направил на меня. То мы сидели у костра, Буревой достал "мобилу" и начал звонить в полицию, жаловался на разбойников. Потом мама и рогалики с повидлом. Свет на кухне, за окном гроза, я маленький сижу у стола и режу ножиком раскатанной круг теста на треугольнички. Она в них заворачивает повидло, укладывает на противень, мажет сырым яйцом и посыпает сахаром. Потом батя на параде в военном городке. Впереди парада, с палкой и лосем на ней, шёл Кукша. Затем опять родные, друзья, лес, викинги, все вперемежку. Провалился в итоге в сон, как в чёрную бездонную яму...
Среди ночи давление в мочевом пузыре заставило подняться. Выбрался из палатки. У костра спал Кукша, рядом с ним сидел Буревой с топором в руке. Возле пацана был лук и его деревянное копьё. Было прохладно, стояла глубокая ночь.
— Чего не спите, — пробурчал я, отходя подальше.
— Так... — неопределённо ответил дед мне в спину, — Не спится.
Я вернулся к едва теплящемуся костру, подержал руки над углями.
— А ты чего всхлипываешь там у себя в избе? — спросил дед сонным голосом.
— Да так, родных вспомнил, друзей. Не увижу их скорее всего никогда. И что с ними стало — тоже не знаю. И не узнаю.
— Ну ты, Сергей (о, правильно произнес!) иди, не кручинься, утро вечера мудреней. А там, глядишь, придумаешь чего, — в голосе деда появились тёплые нотки.
— Ладно, разберёмся. Я спать. Разбудить не забудьте.
— Ступай уже.
По дороге в палатку вспомнил, что хотел спросить:
— Буревой, а вон те холмики — это могилы?
— Да, — сонно ответил дед, — Так Кукши отец и братья его, Вторуша и Всебуд упокоены.
— А женщины — это жены их? — дед кивком подтвердил мою догадку, — Ну ладно, спокойной ночи.
Я опять залез в палатку. Странно, чего они среди ночи сидят, в дом не идут. Ещё и вооружённые. Викингов ждут? Или... Меня сторожат? Чтоб не набедокурил ночью, пока все спят? Хм, боятся. Стрёмно, не хотел вроде пугать. Надо придумать, как войти в доверие. Это не дело — у меня на них ещё большие планы. А себя жалеть хватит. Старый добрый принцип: тебе плохо? Да. Ты можешь как-то на это повлиять? Нет. Ну а чего тогда паришься и переживаешь? Живи дальше, играй теми картами, что выпали. Строй судьбу свою сам, насколько сможешь.
С этой мыслью и заснул. На этот раз сон был крепкий.
8.Деревня. Год неизвестен, 8 апреля.
Проснулся я от деликатного покашливания. Возле палатки кто-то стоял. Я потёр глаза, вытянулся — на сене спать не очень удобно, тело болело в нескольких местах. Вылез из своего "дома", возле входа стоял Буревой с котомкой за плечами и палкой-посохом в руках. На ногах у него были не то сандалии, не то недошитые сапоги. Больше всего это напоминало кусок кожи, намотанный на ногу на манер портянки и подвязанный верёвочками. Солнце только недавно встало, ещё даже роса не сошла. В деревне все занимались своими делами, бабы с детьми шли в лес, Зоряна возилась с вёдрами. Её мелкие, Смеяна и Влас, если я правильно вчера запомнил, возились рядом с домом с какими-то травками-ветками. Играли, а может и что полезное делали, мне пока не ясно.
— Ты готов? — Буревой обратился ко мне.
— Да, сейчас, только умоюсь. Кстати, доброго утра.
На ночь я не разоблачался, поэтому одеваться не пришлось. Зубную щётку вместе с мылом и пастой нашёл в рюкзаке. Бритвы не было — Жека носил небольшую бородку. Сходил в сторону заводи, в которой вчера стояла лодка гоповарваров, быстро умылся и почистил зубы. Перешнуровал кроссовки и вернулся к палатке.
— Буревой, завтракать... ну есть не будем?
— По дороге поедим, я взял с собой.
— Воды взял? Я суп возьму, да рюкзак... мешок свой. На месте, у ухоронки пообедаем. Туда часть груза... поклажи положим. Подожди пару минут.
Он кивнул, я пошёл разбираться с рюкзаком. В нем из еды остались "бич-пакеты" да тушёнка. Палатку собирать не стал — в неё положил барахло из рюкзака, и пустые консервные банки после вчерашнего ужина. Закрыл "молнию" на входе, чтоб дети не лазили. Палатка была слишком яркая для этих мест, синяя, обязательно заинтересуются. Нафик-нафик, потом ищи ту же зубную пасту по всей деревне. Нацепил рюкзак, кепку из кармана достал, посмотрел на часы. Они показывали 12:40. Пока не забыл, надо выставить часы. Только как? Прикинул, нашёл палку по ровнее, воткнул в землю около палатки, порылся по карманам. Документы не то, ключи от дома, тоже не то, сгоревший телефон в палатку надо закинуть... О, нашёл! Леденцы от кашля со вкусом апельсина, ещё штук шесть в пачке было.
— Влас, Смеяна, можно вас на минутку! — Зоряна напряглась, дети обернулись, посмотрели на мать, та кивнула, и они подошли ко мне.
— Возьмите, попробуйте, — я вытряхнул на руку несколько ярких оранжевых шарика и их протянул детям.
Смотрели недоверчиво, пришлось один самому отправить в рот, чтобы не боялись. Ребята повторили за мной и расплылись в улыбке — сладкое тут у них, скорее всего, не часто бывает.
— Понравилось? Ещё хотите?
Те закивали, я подвёл их к палке, что воткнул в землю.
— Вот смотрите, тень видите от палки? — указал я на длинную чёрную полосу, — Мне надо чтобы вы периодически... раз в час... не то, изредка, вот, втыкали щепки по краю тени, во-о-о так. Понятно?
Я воткнул щепу в то место, где был край тени.
— Я с дедом вашим вернусь, если щепок будет много, ещё дам по леденцу. Почаще щепки ставьте, хорошо? — Буревой с интересом наблюдал за моими телодвижениями, дети кивали.
Не совсем ясно, поняли ли они меня, но, надеюсь, суть ухватили. В принципе, не страшно если не справятся, если что, сам потом определю, когда тут полдень.
— Ладно, Буревой, пошли. Ты дорогу знаешь? А-а-а, Кукша рассказал... Это хорошо, я в лесу плохо ориентируюсь, ну, заблудиться могу.
И мы отправились к моему иновременному "плато". Шли на этот раз налегке, показалось даже не так долго. Буревой показывал дорогу, я периодически узнавал приметные деревья и кусты. За час дошли до памятной поляны, вон небольшое пятно крови от лося.
— Куда дальше? — Буревой пропустил меня вперёд.
— Я во-о-о-н теми кустами пробирался, дальше должно быть прямо, — я повёл его за собой.
Зашли в лес, я откровенно плутал, пытаясь вспомнить дорогу, и держать направление на верх по достаточно пологому склону. В итоге Буревой заколебался лазить по бурелому, и сказал:
— Я смотрю ты и впрямь в лесу не бывал, вон твои же следы, не видишь? — он ткнул пальцев в куст.
Куст как куст, где тут следы? Я пожал плечами, дед печально вздохнул, всем своим видом как бы говоря, какого остолопа ему послала Фортуна.
— Ладно, держись за мной, ты тут знатно меток оставил, я впереди пойду.
Я спорить не стал, хозяин — барин, пропустил его вперёд. Дело пошло быстрее, он по каким-то невидимым мне признакам определял путь, я шёл за ним, узнавая местами дорогу. Так дошли до самого "плато", потратив на это ещё часа полтора. Я вышел к единственному месту, которое связывало меня с моим миром, с будущим.
Буревой стоял на асфальте и смотрел на "плато" с охреневшим видом. На дорогу, на лежащие опоры ЛЭП, на надпись асфальтом, которую я оставил. Потом на вещи — сумки и пакеты — что лежали на крыше. Посмотрел на дорожные знаки. Пощупал асфальт, подошёл к остановке, потрогал и её. Долго ходил, не говоря ни слова, осматривал всё и даже обнюхивал. Потом присел на лавку на остановке. Достал котомку, из неё — кожаный мешок с водой. Отпил из своего бурдюка и уставился на меня.
— Кто ты, Сергей? Это твоё всё? Другие не придут за этим?— он обвёл руками "плато", — Или ты мне это отдашь просто так? — в его голосе послышалась горькая усмешка, — Богатство то знатное, одного железа сколько, не у каждого кунга (это кто? кунг, конунг, что ли? князь, по-нашему?) столько бывает. Как обращаться-то с тобой? Ты это сам сделал, аль наволховал? Или украл у кого? Или роду знатного, владетельного? Что мне с тобой делать — убить или в ножки кланяться?
Я снял рюкзак, поставил на землю, сел рядом с дедом. Достал сигареты (последняя осталась, жаль), зажигалку, закурил. Что мне ему сказать? Правду? Поверит ли? И вообще — какой ответ услышать хочет? Он мужик практичный, я это ещё вчера понял, немногословный. Вопросы тоже по делу только задаёт. Какое ему дело до того кто я? Хотя, он объяснил, боится он, и меня, и тех, кто за этим всем придти может, моих подельников или врагов. Буревой ждал. Я собрался с мыслями, попробую максимально правдоподобно и честно, но так чтобы ему было понятно, рассказать свою историю:
— Я, Буревой, раньше в другом месте жил, в другом мире, под другим Солнцем, в другой стране. Там все такие как я, и вокруг все вот такое — я обвёл плато рукой, — Попал в бурю, меня с куском мира моего к вам забросило. Почему да как, я не знаю. Потому и сказать не могу, где город мой, да родичи, не ведаю просто.
Буревой задумался. Почесал бороду, потом затылок. Не сказать, что я его сильно обескуражил фразой о "другом мире", к этому он на удивление спокойно отнёсся.
— А в твоём мире, ты кем был? И вот это вот все чьё?
— Все это моё да друзей моих, они тут точно не появятся, не переживай. А врагов у меня и не было. Мы в поход собирались, они отошли в магазин... ушли, короче, а меня к вам какая-то сила отправила, — про тахионы и Ковальцова я тактично умолчал, и так дед на взводе, — в моем мире был я был автоматизатором, инженером... Да, так правильнее! Инженером. Штуки разные мастерил, чтобы работать людям легче было.
— А "энжинер" это кто? Кому служит? Кем правит?
Я опять задумался. Он спрашивает, я отвечаю, но как будто не слышим друг друга. Кем правит, кому служит... Не о профессии он спрашивает! Статус! Его мой статус волнует! Ну как там в Испании в средневековье было, идальго, дворянин, знатный человек, даже если с голой задницей. И на хромой козе к такому не подъедешь, даже если ты богат, но при этом из другого сословия. Так и Буревой интересуется моим положением в обществе. Родословной там, отношением к собственности, статус ему нужен. Блин, он, наверно из-за этого так вчера себя и вёл. И все остальные. Тут, может, князю какому не поклонишься или слово дерзкое скажешь — короче на голову станешь. Или с рабом каким якшаешься — так и тебя в рабское сословие введут. Только вот какой статус у меня по местным понятиям? Вольный ремесленник? Как у них тут это называется? Волхв-механик? Колдун-технолог? Ведьмак-проектировщик?
— Да и род твой велик ли был в твоём мире?, — продолжил между тем Буревой, поглядывая на меня.
Великий род? Да вроде дворянских корней не имею, пролетариат, так сказать. Или велик — в другом смысле? Велик размером? Они тут всей семьёй вместе живут — может, у них род, родственники больше значат, чем у нас? Вон как невестки у Буревоя по струнке ходят, не перечат, чуть что сказал — все сразу побежали делать. И никто права не качает. Качает права... Хм, а может в этом вся проблема? Буревой не знает как ко мне относится из-за статуса и полного непонимания моего положения в относительно его рода и его деревни? Чужаков вроде нигде не любят, ксенофобия — она у всех есть. Это в наше время ее чуть подрихтовали культурой да гуманизмом, а тут как? Чужаков может вообще прикапывать у берёзы принято с дыркой в пузе. Как тот медведь — непонятное опасно, он или бежит, или атакует. Я один, бежать Буревою с семейством смысла нет, проще притопить незнакомца в озере, и поминай как звали. Но я вроде только помогаю пока, хоть и чуть-чуть, вон, запасами еды поделился. Это мне в плюс, потому, наверно, ночью и не прирезали. Задачка, однако. Надо стать своим, не чужаком, и определить свой статус. То есть, определиться... Кто тут главный относительно Буревоя! Так и определится статус! Вот что надо сделать!
