| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Не любишь людей... ну да ладно... — качнуть головой, задумчиво, — а что до тебя самого... — маленький осколок льда, не выдержав, упал вниз, — Не люби... — покорно, словно не менее безразлично, сухо, — не считай себя ответственным... не обращай внимания на меня... я не принуждаю тебя. Не заставляю, не связываю... не хочу, я слишком ценю любую свободу... пускай я тебе не нужна... я это приму, как и все, что принимала ранее... мне хватит и простого... хватит простого осознания того, что ты есть... даже если тебя не будет рядом никогда...
— Ложь, малыш, — в темноте невозможно увидеть выражение его лица, но голосу слышно — Змей усмехается. Не весело, цинично. Зло. Больно... — Не лги хотя бы себе. Любовь — самое жадное чувство на свете. Она всегда будет желать лишь всего и на меньшее не согласиться. Мимолетные взгляды, "случайные" встречи. Ты никогда не сможешь выполнить обещанное. И, может быть, однажды станешь меня ненавидеть за это.
...А часть льда все же упала. Вниз, совсем рядом, с прощальным треском, разлетевшись на сотни острых плачущих капелек.
Она хотела что-то ответить. Что-то такое, что могло... что могло?.. да хоть что-то... но он опередил:
— Отдыхай, — бесцветно, "по-деловому". Ощущение движения — даро бесшумно поднялся на ноги, ставя окончательную точку в этой бредовой беседе, — Как только мы выберемся отсюда, ты оставишь меня в покое. Попробуй найти объект более достойные твоих чувств.
...И все же, все же. Перед тем, как раствориться в глубине зала, Змей обернулся. Всего на какое-то мгновение, повинуясь тому мимолетному порыву, что иногда пробуждается в нашей душе, вопреки навязчивому шепоту разума. Изумрудные глаза полыхнули яркой весенней зеленью. А потом он ушел.
Ушел, оставив после себя бьющееся в смятении сердце и очень поганое настроение.
— Оставлю, — решимость в голосе, замаскированная под спокойствие. Только если бы кто-то прислушался — решимость "нехорошая", тянущая... слова, сказанные уже в темноту, сказанные самой себе. — Но и снова ты ошибся... я не умею ненавидеть...
Один раз попробовав какое-либо чувство на вкус, уже никогда не сможешь забыть его.
Любое — ненависть, боль, счастье, спокойствие... любовь, это все деликатесы, в которых алчными становятся даже самые тихие создания. Разочек, только разочек — и ты уже в плену воспоминаний и ощущений.
Именно поэтому слишком долго живущие на`хассе редко когда хотят возродиться снова. Ведь именно им суждено отведать свои десерты только раз на протяжении множества жизней, а потом лишь томиться воспоминаниями... болезненными, жгучими, невыносимыми. Избежать их можно только лишь загнав свою личность глубоко-глубоко вовнутрь, но и потом... любое напоминание, неосторожное слово... простой знакомый блеснувший шарик... и невольно вспыхивает сознание тысячью сполохов.
Такова особенность этого вида...
Даже завидно становится людям...
...завидно за то, что они умеют любить и ненавидеть сотни тысяч раз. Беспечно. Легко перемещаясь от одного увлечения к другому, с трепетом возвышая свои эмоции и неся всякий бред про Высокие Чувства и Судьбоносные Знаки. Как у них все бывает легко... захотел — полюбил, настрогал кучу детишек... а потом внезапно влюбился снова и ушел, оставив после себя тяжесть и слезы. И пускай ушел не без следа, но нашел же в себе силы признать, что снова — полюбил?
Или снова стал ненавидеть, кого-то еще.
А вот нам уже такой роскоши не дано. Ненависть подарена, с концами. И вряд ли найдется хоть кто-то, кто сможет претендовать даже на отражение.
Неловко подтянув поближе руки, безжалостно разбив воду на тысячи капелек, девушка обхватила руками колени и уткнулась в них носом, закрывая крыльями плечи. Синие глаза безразлично смотрели в одну точку перед собой — на полу растекалась с угрожающей быстротой лужица слез стихии. Неизвестно откуда взявшийся порыв ветерка встрепенул волосы Таль, что-то ласковое нашептывая на ухо. Но его дочь не слушала его, глубоко погруженная в свои тяжелые мысли.
"— Если хочешь, я могу помочь тебе забыть все эту сцену... просто она скроется в твоей памяти...
— ...а потом вернется опять, раздирая сердце? Нет уж, спасибо...
— Но нам нужна хоть какая-то отсрочка, ненадолго... возможно, в этой жизни ты и не успеешь вспомнить все...
— Хмф... не надо, не хочу. Все может и измениться...
— Собираешься бороться за свою любовь?" — насмешка потонула в совершенно неуместном злом и горьком веселье.
"— Вот еще, сказал тоже. Смысл, если он не хочет? Будет отбрыкиваться всеми частями своего тела, вопить и тыкать мне в нос своей родословной... оно мне надо? Смысл убеждать глупца в его слепоте?
— Девочка... ты же говоришь ложь, не замечаешь? Так и клинической лгуньей станешь...
— Ему об этом знать вовсе не обязательно. А подавить любовь можно попробовать — это просто одно из чувств, ничего более. Ничего возвышенного... Я уже умела подавить все свои чувства, так почем...
— И кем ты тогда стала? Вспомни, ты подавила, да. Но осталось одно единственное чувство, которое будет живо даже на заре миров. И именно из-за него ты тогда убила своего хозяина..."
Правда... правда...
Глупец был тот, кто утверждал, что правду говорит всегда приятно и легко. Она бывает чаще малоумной, ничтожной, мерзкой, ранящей навылет болтом с зазубринами на конце... и говорить её, даже думать настолько невероятно больно и пакостно, что переворачивается внутри все-все-все...
Проклятие! Как бы ей уже хотелось исполнить последнюю фразу даро... найти кого-то более достойного. Но кто будет решать: достойный ли, нет? Нет такого судьи, который бы безропотно вынес приговор... кроме одного. Этот судья настолько однолюбчив и безкомпромисен, что невольно поражаешься ему. Кто? Он есть у каждого... только в основном предпочитает тихонечко бухтеть ритмичным стуком, действуя на барабанные перепонки в разных рискованных ситуациях...
Маленькое озеро перед глазами внезапно утроилось, рассыпалось на миллионы разноцветных брызг и собралось обратно уже в более тусклом, черно-белом варианте. Появилось крайне неприятное ощущение, словно она стукнулась лицом о камень — такое же волнами расходящееся отчуждение в области носа, гудящая голова, легкое головокружение. Вовремя поняв, чем это грозит, девушка быстро наклонила голову набок, неуклюже отколупывая кусочек снежного льда со стены и прикладывая к переносице, попросив не таять. Пара капелек разбавленной водой синеватой крови все же скатились вниз, некрасиво пересекая кубы, скатившись косой линией по подбородку.
Обыкновенная отдача ипостасей, так бывает...
Эйвенталь просидела так буквально несколько минут — усиленная регенерация не была пустым местом, разве только неуверенно пощипывая недавнюю травму, вызванную ящерами и усугубленную чей-то огневой помощью. Долго же заживать она будет, зараза...
Лед уже почти весь стаял, открывая мокрые фрески и разливаясь внизу уже совсем не метафоричным озером... но в мокром сидеть не приходилось — вода, повинуясь воле, уже давно утекла, оставив свою дочь в относительной сухости...
Откинув в сторону остатки льда и кое-как оттерев кровь (ну вот... и без того неприглядные остатки кофты, так теперь ее и пара капелек остались) девушка вернулась в исходную позицию и полуприкрыла глаза. Спать было нельзя — иначе простым слабым кровотечением она не отделается. Но вот подремать, чуть подрагивая ресницами и боязливо поводя плечами... напоминая нахохлившегося воробья...
Почему бы и нет?..
Не надо помнить о своих жизнях.
Надо жить этой. Одной.
Хотя бы до тех пор, пока есть ради чего жить...
Глаза закрылись.
...только бы не...
уснуть...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
