Волк по имени Зайка

Да и принес — невелика беда! Посмотрела бы — и порвала все отношений с Раем. А она вместо этого сбежать удумала!

Стерва, гадина, дрянь белесая!!!

Можно подумать, я не знаю, что Райшен ее хочет! Еще как хочет, из-за ее непохожести на всех! Просто эта дурочка блюдет себя до свадьбы, до семнадцати лет, когда личина оборотня полностью устанавливается даже у самых слабых. Сильные, как я, могут и не хранить целомудрие, но это не случай белобрысой твари!.

А теперь на меня все смотрят, как на врага! И Райшен ходит, как в воду опущенный...

О нет, меня не выгонят из деревни, но жить всеобщим посмешищем? Это не для меня.

Я заслуживаю большего! И все это обязательно поймут.

Что же делать, что делать...

Определенно, Зойку вернут домой. Ее папаша и мамаша собираются отправиться за этой... ушастой гадиной! И еще несколько старых оборотней с ними. Но... после полнолуния!

Я прислонилась лбом к стене хижины.

После полнолуния.

А я ведь сильная лиса. Я могу пережить его и одна. Спокойно могу.

А еще я могу...

Все мои проблемы из-за этой дряни. И если она вернется — она отнимет у меня Райшена. Уже навсегда. А этого я не вынесу.

Но если этой тупой крольчихи не станет — проблемы тоже не будет.

Лисы охотятся на зайцев, так ведь?

Далеко эта дурочка уйти не могла, я знаю. Я легко догоню ее. А там...

Райшена я ей не отдам!

Любой ценой.

Зоя.

Полнолуние...

Колин спал, ровно дыша. Если бы зайцы могли говорить — я бы подсказала Шакру, что сидеть рядом с парнем занятие бесполезное. Сам очнется примерно через сутки. Жив-трава средство сильное, оно лечит все, но и тянет силы из организма. А лучше всего это происходит во сне. Во сне летают дети, во сне лечатся раны, во сне...

Я скользнула в темноту.

Во сне я была громадной черной волчицей. Хищной и стремительной, мощной и опасной. В реальности же...

Я срываюсь в стремительный бег по лесу. Быстрый, легкий, беззвучный.

Трава чуть приминается под ногами, запахи дурманят голову, но даже сейчас я осторожна. Я — заяц, а в лесу хватает опасностей для меня. Уши чутко ловят песнь полнолуния. Я прижимаюсь к земле, когда раздается уханье совы, пережидаю — и опять срываюсь в бег-полет.

А потом я замираю под раскидистым дубом и смотрю на луну. Главная минута ночи для меня.

Луна отражается в моих зрачках, лунный свет обтекает тело — и я тянусь к ней.

И поднимаюсь на ноги — уже человеком.

Да, я заяц, но вот это — мое. И я кружусь по лужайке обнаженная, как в день своего рождения. Я купаюсь в лунном свете и растворяюсь в нем. Катаюсь по траве и сладко мурлычу. И четко ловлю момент, когда лунное безумие покидает меня.

Мне хорошо, хорошо, хорошоооооо....

Скоро надо будет возвращаться. Скоро, скоро...

Боги, как же мне хорошо в эту ночь. Я спокойна и довольна собой. Почему так? Дома, в родной деревне мне так еще не было...

Я сладко потягиваюсь под лунным лучом, протягиваю к нему ладошку и наслаждаюсь видом светлого пятнышка на белой коже.

Уютно...

Даже маме я не говорила, что провожу часть полнолуния в человеческом обличье и чувствовала себя так же хорошо, как и в истинной шкурке. Все наши ведь не могут обернуться, пока не зайдет луна.

Ладно.

Меньше чем через два месяца мне исполнится семнадцать — и тогда все должно измениться. Я ведь делала все, как надо, я хранила целомудрие и храню его до совершеннолетия, я...

Райшен...

Неужели тебе именно этого не хватало?

А если бы я была не такой, если бы я и ты... ты бы не позарился на эту рыжую гадину?

По щекам катятся слезинки.

Нет!

Довольно вспоминать! Я не хочу и не буду!

Райшен больше не мой — и пусть идет в болото!

Я решительно вытираю слезинки и опускаюсь на колени. Сосредоточиться. Успокоиться.

Сила втекает в меня, заполняя глаза прозрачными искрами своего сияния, а разум — лунным светом. Тревоги и тоска растворяются в них, и я больше не волнуюсь. Ни о чем.

Мне хорошо...

Белая шерстка разбегается волной по коже, волосы исчезают, ушки выстреливают вверх... обратно на поляну?

К Колину?

Что ж, у меня есть еще несколько минут бега, почти полета...

Полнолуние — это счастье оборотня.

Равашар, вожак оборотней.

Я закидываю голову к луне и посылаю ей свой зов. Стая отвечает мне песней с полян.

Я веду свой народ через Лес — и горе тому, кто попадется на пути.

Бег оборотней сродни стихии, сродни очищению и обновлению.

В эту ночь мы — и есть Лес. Мы всесильны, непобедимы, неуязвимы...

Во всяком случае, именно так кажется молодняку. А потому мне надо быть особенно осторожным и следить за всеми. Лечи их, дурачков, потом...

Сейчас мне некогда. Вот пройдет полнолуние — и мне надо отправляться за моей дочкой. Поганка, нашла время...

Райшена мой сын уже отлупил, я еще дочь выпорю, когда найду! Тоже мне — нашла решение, из дома сбегать!

Пороть! Определенно!

Я взвыл еще раз, и еще один. Волки подхватили песню.

Подумаю обо всем, когда луна уйдет за горизонт.

А пока — мир ждет волчью песню, и мы подарим ее...

Тарс Крашри, некогда капитан стражи Торвальд-холла.

Когда я пришел в себя, было темно. Я постарался припомнить, что случилось, пока не шевелясь и не открывая глаза. Судя по ощущениям — я был связан и давно. Рук-ног просто не чувствовалось. Я определенно среди врагов...

Сильный пинок в бок подтвердил мои предположения.

— Очнулся, сука такая...

Я открыл глаза — и встретился взглядом с Шакром. Старик смотрел нехорошо и пристально. Меня даже слегка замутило... неужели — все? На душе заскреблись кошки, размером с лошадь.

А ведь начиналось так хорошо...

— Ну что, сам расскажешь, почто на лойрио напал? — Шакр достал откуда-то небольшой ножик и подбрасывал его вверх. Лезвие ложилось в его ладонь, как влитое. Я передернулся, но...

— Лой...

Горло пересохло так, что я ничего не мог сказать. Шакр кивнул одному из своих людей и к моим губам поднесли горлышко фляги, дав сделать несколько глотков кисловатого эля.

— Колин, лойрио Торвальд-холла.

— Этот?!

Этот щенок...

Хозяин Торвальд-холла, ага!

Сопляк ушастый! Что он может, что знает, что умеет? Вот Эдвин Ройл — другое дело. Я ему служу уже больше десяти лет — и не жалел об этом. Умный мужик, серьезный, крови не боится, своего добивается...

Вот именно.

Почему бы не попробовать убедить этих людей перейти к лойрио на службу? Им это всяко будет выгоднее, чем хвост щенку носить?

— Он самый, — Шакр улыбался, но от его улыбки по коже бежали крупные мурашки.

— Лойрио Торвальд-холла — Эдвин Ройл.

— Женитьба на матери Колина не делает его владельцем Торвальда, — Шакр покачал головой.

— И что? Если бы не этот щенок — он бы им стал! Мужики, ну зачем вам эта плесень? Вы же воины! Если мы сейчас его придавим, а потом приедем к лойрио Ройлу — замок будет его, а мы...

Я говорил — и понимал, что никого не убедил. Вообще. Слишком ехидные были улыбочки, слишком злые глаза, слишком...

— Ты нам предательство предлагаешь?

— Да нет! Просто лойрио Ройл силен! А вашему сопляку конец! Его все равно удавят — так раньше или позже? Почему бы не встать на сторону сильного?

— Сильного ли? Ройл даже не наследный лойрио.

— Конечно, сильного! Если вы сейчас развяжете меня, я даже сам все сделаю! И поедем к лойрио...

— Где нас удавят первыми. Потому что много свидетелей — много разговоров. Эта история дойдет до короля, а тот шутить не любит. Значит, лойрио Ройл?

— Ну, да...

Отрицать смысла не было. Шакр тут же пустил бы нож в дело — на моей шкуре, а она мне была дорога.

— Подробности...

Отпираться мне не захотелось — и я принялся рассказывать. Вернувшись мыслями в тот день в замке...

Лойрио Ройл вызвал меня с тренировочного поля, где я натаскивал новобранцев.

— Тарс... садись, выпей со мной.

Начало было нетипичным. Я насторожился, но за стол присел и вина себе налил. Хорошего, южного, дорогого. Странно еще было, что разговаривали мы не в общем зале, а в покоях лойрио — он старался туда никого не приглашать.

— Ты хорошо мне служишь.

— я рад служить моему лойрио.

— Может быть так, что скоро тебе придется служить кому-то другому...

Я тут же заверил, что для меня это будет горем. Ройл рассматривал меня серьезно и внимательно, я всем видом показывал преданность и верность — и лойрио решился.

— Ты знаешь, что лойрио Торвальд-холла я только по браку...

Не знать было бы сложно, поэтому я кивнул.

— и что у замка есть еще один наследник...

Не еще один, а другой, чего уж там. И когда он достигнет совершеннолетия — приедет сюда. А ждать уже недолго. Хм-м...

— я что-то слышал, лойрио...

Проявлять излишнюю осведомленность в присутствии нанимателя — вредно для жалования.

— Так вот, — лойрио Ройл решился — и теперь ломился вперед. — поскольку моя жена умерла — я должен послать за пасынком. И хочу я послать — вас.

Я закивал.

— Воля моего лойрио — закон для меня!

Эдвин Ройл вздохнул — и продолжил.

— Мой пасынок глуп, слаб, безволен... Тарс, ты неглуп и предан мне. И я хотел бы, чтобы ты правильно понял мое предложение. Ты хочешь стать благородным?

Хочу ли я? Еще как хочу, с того самого дня, как узнал, что мою мамашу огулял наш трайши, отчего и получился я. Я воспитывался в замке, только признавать меня никто не собирался, выучили — и выкинули. Я плюнул на ворота и ушел. Но если бы я получил титул, я мог бы и вернуться, поспорить с родней за землю.

— я не говорю, что это будет легко, но...

Вот это меня успокоило. Если бы лойрио обещал все и сразу — точно бы прокатил. А если говорит, что нужно время и будут трудности — значит, узнавал, интересовался и обмануть не должен.

— И что я должен сделать?

Взгляд Эдвина Ройла стал жестким и острым.

— Ты. Должен. Убить. Моего. Пасынка.

Пять слов упали камнями. Я задумался. Убить... легко сказать, да сложно сделать. Лойрио не торопил меня, давая все обдумать. Потом я кивнул.

— Как скажете, лойрио. Но тут будут определенные трудности.

Убить было несложно. Но...

— Мне нужно, чтобы этот гаденыш сюда не доехал. Все остальное меня не интересует.

Хм-м...

— мне понадобится не меньше двадцати человек.

— Ты их получишь. Выберешь сам.

— мне придется пообещать им денег — и достаточно много.

— Это также решаемо.

— После моего возвращения нам придется с ними что-то делать... сами понимаете...

Эдвин Ройл чуть заметно расслабился.

— я рад, что ты это понимаешь. Чем меньше свидетелей, тем лучше.

Я понимал.

— то есть нас еще ждут пять человек где-то? — пинок в бок оборвал воспоминания.

— Не ждут, — криво усмехнулся я. Щека болела после удара.

— Это еще почему? Не удалось найти достаточно мрази?

— Они собирались предупредить вашего щенка. Пришлось принимать меры.

Действительно, хорошо, что я об этом узнал заранее. Командир второго десятка, Маки Фарн, хотел обо всем при встрече сообщить Колину. По счастью, он начал сговариваться со своими людьми, а один из его десятка, Томми Рефрег, давно нашептывал мне на своего десятника. Хотел на его место. Да, Томми та еще лиса. Был... если лучников перебили.

— мой командир...

— Да, Томми?

— Маки и еще один решили сбежать и предупредить вашего щенка...

— что?! Когда?

— Завтра ночью.

Я беру себя в руки. Завтра еще не настало, так что время есть. Хлопаю Томми по плечу.

— Том, ты молодец. С меня причитается, а пока — возьми.

Отвязываю от пояса кошелек. Томми принимает его, не скрывая жадных огоньков в глазах.

— Я могу рассчитывать, что стану десятником?

— Это само собой...

А следующим вечером у коней Маки и его приятелей встречают все остальные.

— Далеко ли собрался, предатель?

Маки не разменивается на ответы. Все пятеро собираются дорого продать свою жизнь. И троих они забирают с собой. Мне не жаль. Лучше небольшой, но хороший отряд — это первое. И второе — надо повязать людей кровью перед серьезным делом. Сначала малой, а потом и большой.

— мрази, — Шакр словно сплюнул.

Я прикрыл глаза. Ну, умные ведь люди...

— Я смогу договориться с лойрио. Получите много денег, уедете в другую страну...

— А мне и в Торадоре неплохо. Алек, заткни рот этой гниде.

— не надо. Я буду молчать, если я задохнусь — с вас спросят, а у меня нос заложен...

Это приняли во внимание.

— а что с ним делать потом?

— Лойрио очнется — он и решит.

И словно по заказу с другого конца поляны донесся слабый стон.

Колин.

Было дико больно. Наверное, от боли я и в себя пришел. Болела вся грудь. Больно было вдыхать и выдыхать, шевелиться, даже глаза открыть... хотя нет. Глаза открывать было не больно, только толку — чуть. Темнота и где-то сбоку что-то светится. Я чуть шевельнулся, чтобы проверить, не связан ли я — и не смог сдержать стона. И тут же кто-то громко вскрикнул.

— Лойрио очнулся!

Через минуту надо мной склонилось лицо Шакра.

— Лойрио, вы как?

Сложный вопрос. Все болело, да, но умирать я не собирался.

— Жи...ть...

Хотелось сказать, что жить буду, но горло перехватило — и я едва не раскашлялся. Слава Четырехликому, Шакр сунул мне в рот горлышко фляги, умело поддержал голову, чтобы я не захлебнулся. Я сделал пару глотков воды и смог говорить почти нормально. А что голос чуть подрагивает от боли — разве это важно?

— Жить буду. Доложите обстановку, десятник.

Шакр усмехнулся.

— После того, как вы перебили лучников, мы смогли сражаться всерьез. Занялись этими предателями. Шестерых убили, Крашри удалось схватить живым, остальные сбежали.

— И пес с ними...

— Крашри мы уже предварительно расспросили. Ему заплатил ваш отчим.

— Тварь паскудная.

— Очень точно подмечено, лойрио. А вы не хотите рассказать, как справились с пятью солдатами и кто вас перевязал?

— я сильно ранен?

Шакр хмыкнул.

— я бы сказал, что смертельно.

— Да? А почему я жив?

— Сказал бы, если бы не видел своими глазами. Вас, лойрио, ранили в грудь. Мечом, серьезно, насквозь. При таких ранах не выживают, но ваша выглядит заживающей. Края как склеились, гнилью не тянет, дышите вы ровно и спокойно... что произошло?

Я попробовал вдохнуть чуть поглубже — и получил в награду острый укол боли.

— я решил зайти в тыл засаде — и положить, сколько смогу.

— и чудом не полегли сами.

Шакр привычно ворчал. Я усмехнулся — ну ничего-то не меняется.

— не полег же...

— Чудом. И мне интересно — кто это чудо?

— не знаю. Двоих я положил сразу, третьего на подходе, двое оставшихся меня всерьез теснили, помогла зайка... она здесь?

Шакр огляделся.

— Была с вами, когда мы пришли. Сидела рядом, шипела на всех.

Белый комок громадным прыжком выметнулся из темноты — и обернулся моей заюшкой. Зверюшка смешно подергала носиком, задвигала ушами и стала подбираться ко мне с намерением ткнуться в руку. Я с наслаждением почесал подставленный лобик.