История, рассказанная в полночь

— Что?!

Куксон подскочил, опрокинув бронзовую чернильницу. К счастью, чернил было на донышке, опять Граббс забыл, что первейшая его обязанность — письменные принадлежности в порядке содержать: перья чинить, чернильницы наполнять. Впрочем, сегодня, может, оно и к лучшему.

Куксон промокнул пятно чистой бумагой.

— Кто... кого убили?

— Ачури Кураксу, — сообщил фюнфер.

— Кураксу?!

Мысли в голове Куксона заметались, как угорелые.

— Ничего не понимаю! Но... как... почему?

Фюнфер слез со стула и вразвалку направился к окну.

— Я откуда знаю? Меня попросили передать, я передал. Грогер сказал, что будет в полдень в "Стеклянной собаке". Подходи туда.

— Ну да, ну да, — растерянно пробормотал Куксон, теребя кисточку колпака.

Ачури Куракса! Оно, конечно, ачури официально считаются опасными злобными существами, но Куракса! Она за всю свою вечную жизнь никому плохого не сделала, за что ее убивать?

И кто же это... и как?!

Куксон потеребил ухо.

И зачем?

— Открывай окно, Куксон, мне пора!

Проводив гостя, гоблин на минутку задержался, глядя, как бежит легкой трусцой по крышам толстый фюнфер. Вот он пробежал по самому гребню, ловко перепрыгнул на каменную статую, изображавшую горгулью, скользнул в водосточную трубу — и был таков.

Часы на городской башне прозвенели полдень. Не успел звук умолкнуть, а Куксон уж стоял на пороге, одетый в теплую зимнюю курточку, повязывал шарф и отдавал помощнику Граббсу необходимые указания на тот случай, если вдруг во время его, Куксона, отсутствия, явится важный посетитель.

Последние слова на ходу договаривал: так в "Стеклянную собаку" спешил.

...От Ведомства по делам магии до трактира гоблин Куксон добрался быстро. Трактир находился недалеко и вечерком, неспешным шагом, то и дело останавливаясь, чтобы обменяться парой слов со знакомыми, Куксон тратил на дорогу около получаса. Сегодня же торопился: и десяти минут не прошло, как он уже стоял на крыльце. Шагнул за порог — и сразу же понял, что в "Стеклянной собаке" опять что-то приключилось: тут это частенько бывало.

Раздался со стороны кухни грохот, звон, послышались чьи-то испуганные восклицания, и выбежал из дверей молодой человек, прикрываясь огромным деревянным блюдом, словно рыцарским щитом.

— Не знаю! — отчаянно крикнул он, оборачиваясь в сторону кухни. — Я тут ни причем! Я просто так зашел!

На пороге кухни, сверкая глазами, появилась невысокая светловолосая женщина. Из-за ее плеча выглядывал перепуганный повар с закопченной физиономией и в обгоревшем колпаке.

— Не ты?! — гневно вскричала женщина. — А кто?

— Я пришел — уже так и было! Клянусь!

— Ну да, конечно! А то я собственную кухню не знаю! Опять что-то усовершенствовать пытался?!

Юноша тут же воспрянул духом, голубые глазки заблестели.

— Не сердись, Хегита. Я просто подумал... почему вертел в очаге по старинке крутит повар? Ведь давно существует очень удобное заклинание: скажешь его и вертел, как миленький, послушно поворачивается сам!

— Охо-хо... — вздохнул, услышав это, гоблин Куксон, задержавшийся на пороге.

— Потом я принялся размышлять дальше, — с жаром продолжал юноша. — И меня вдруг осенило: заклинание-то можно улучшить!

Куксон огляделся по сторонам, ища следы разрушения.

— У меня почти получилось! Понимаешь, магия — это...

— Пошел ты, Пичес, со своей магией! — рявкнула Хегита и хлопнула дверью так, что на мгновение в трактире воцарилась полная тишина и стало слышно, как потрескивают поленья в очаге.

Маленький человечек с белыми волосами и большим ярко-синим носом приблизился к юноше.

— Ваша милость маг Пичес, извольте вернуть,— вежливо, но непреклонно промолвил он.

— Что вернуть? — спросил Пичес, испуганно поглядывая на дверь кухни.

— Блюдо.

Пичес покраснел.

— Ах, это... да, конечно. Я как-то... как-то запамятовал!

Он протянул человечку деревянное блюдо.

— Настоятельно рекомендую не приближаться более к кухне, — посоветовал тот. — По крайней мере, сегодня.

Человечек понизил голос и добавил уже не так церемонно:

— Пичес, если жить хочешь, об улучшенных заклинаниях больше не заикайся. Иначе Хегита тебя самого вместо главного блюда к столу подаст, это я тебе, как бывший лекарь говорю!

Он многозначительно посмотрел на юношу.

— Понял?

Тот вздохнул:

— Понял, понял...

Человечек направился к гоблину.

— С началом зимы, Куксон!

— Благодарю, дружище... а что тут у вас стряслось?

— Ничего особенного, — человечек протянул тарелку слуге, тот подхватил и направился в сторону кухни. — Пациент опять пожелал кое-что улучшить.

— Так я и думал. Убытков много?

— Не особенно. Однако нелишне будет дополнить наши правила еще одним важным пунктом касательно магии!

Куксон покосился на старый пергамент, приколоченный у входа: правила трактира.

Старый приятель гоблина, Фирр Даррик написал их собственноручно и частенько дополнял: допишет, бывало, строчку-другую, а потом вежливо, но настойчиво рекомендует всем посетителям ознакомиться и неукоснительно соблюдать. Гости не спорили: знали, что с Волшебным Народцем лучше не ссориться, а Фирр Даррик имел к нему самое прямое отношение, хоть и скромно именовал себя обычным домовым, добрым духом трактира.

Никто не помнил, откуда взялся Фирр Даррик, сам же он туманно намекал, что в прошлом был знаменитым лекарем, однако от расспросов на эту тему искусно уклонялся и переводил разговор на другое. Обосновался он в "Стеклянной собаке", где сразу же взял дела в свои маленькие, но крепкие ручки: и порядок в трактире наводить помогал, и за очагом следил, и кушанья разносил, а иной раз и на рынок за снедью ходил.

Куксон пробежал глазами криво нацарапанные строчки:

"1. Строго запрещено угрожать повару черной магией и просить у него прядь волос или обрезки ногтей.

2. Не позволяется кричать в страхе "Святые небеса, что это?!", увидев еду, которую вам принесли.

3. Возбраняется угрожать повару оружием из серебра. Серебро совершенно безопасно для него (но посетителям запрещено проверять это).

4. Не разрешается называть нашего повара подлым, трусливым и коварным отравителем (даже если это и правда). Пытаться превратить его в сыр также запрещено.

5. Категорически возбраняется учить троллей неприличным словам на других языках и убеждать их, что это — магические заклинания.

6. Запрещается выдавать себя за короля и на этом основании требовать обед бесплатно.

7. Не дозволяется проверять, не слабо ли кому-нибудь из гоблинов выпить десять кружек пива подряд. Им никогда не слабо.

8. Категорически запрещается уверять гоблинов, что эти десять кружек будут за счет заведения.

9. Магам не разрешается пользоваться проклятиями, если им отказывают в бесплатной выпивке.

10. Магам не разрешается говорить: "А вот я знаю одно древнее пророчество...", если их отказываются кормить за счет заведения".

И так далее.

Пока что в правилах было сто двадцать пять пунктов, но сейчас Фирр Даррик, встав на маленькую скамеечку, изготовленную специально для него, дописывал угольком сто двадцать шестой:

"В трактире категорически запрещается пытаться улучшать что-нибудь при помощи магии".

— Надеюсь, теперь Пичес хоть ненадолго угомонится, — вздохнул Куксон. — Грогер здесь?

Приятеля еще не было. Что ж, можно и подождать, а пока — обдумать хорошенько то, что фюнфер сообщил.

— Слышал, Даррик, что в "Омеле" стряслось?

Но поведать не успел: к гоблину, широко улыбаясь, спешил черноволосый щуплый человек, одетый в овчинную безрукавку и просторные штаны со множеством карманов, в которых, как точно было известно Куксону, хранилось множество самых странных вещей, например...

На ходу черноволосый человек вытащил из кармана тонкую бечевку с узелками, завязанными на определенном расстоянии друг от друга.

— Куксон! До чего я рад тебя видеть! С первым снегом тебя! Да, зима, зима! А я только вчера приехал из Студеного ручья: навещал родню, — сообщил человек. — Там, в деревнях, уж снегу намело — выше крыш!

— С возвращением, Кокорий, — сдержанно отозвался Куксон.

Кокорий прищурил один глаз и окинул гоблина оценивающим взглядом с головы до ног.

— Тэк, тэк. Сдается мне, кое с кого давненько не снимали мерочку? Стало быть, старые-то размеры могли и устареть! Ну, да не беда, сейчас все исправим. Мерочка у меня всегда с собой...

Куксон молча покосился на бечевку.

— Тэк... повернись-ка... подними руку... а теперь опусти...

— Опять ты за свое, Кокорий! — строго сказал Фирр Даррик.

Кокорий, не прерывая дела, важно ответил:

— Я тебе уже говорил, что каждый уважающий себя человек на всякий случай должен заранее договориться с гробовщиком. У меня на каждого в Лангедаке мерочки имеются. Случись чего, Кокорий не растеряется! Пока безутешная вдова льет слезы радости... простите. друзья, я хотел сказать "рыдает над хладным телом супруга"... пока скорбящие детишки жадно рвут из рук друг у друга свиток с завещанием, у меня уже и гробик готов. И какой! Право, иной раз, такой сделаешь, что и отдавать жаль, — вздохнул Кокорий, гробовщик по ремеслу и по призванию. — Хороший гроб — это тебе не пирожок с грибами!

Фирр Даррик насупился.

— Это ты на что намекаешь? Пирожки сегодня совершенно безопасны: я утром лично заставил повара попробовать каждый гриб. Сейчас полдень, а он все еще жив.

— Посмотрим, что будет к вечеру, — зловещим тоном отозвался Кокорий. — Помни: я всегда рад большому заказу на гробы!

Когда Кокорий, спрятав мерочку в карман, удалился,

Фирр Даррик задумчиво почесал кончик носа и взглянул в сторону кухни.

— А я говорил: зачем брать в повара человека, который был на хорошем счету в Ордене отравителей? — не утерпел Куксон.

— Пациент старается, как может, — примирительно сказал домовой.

— Знаю я, как он старается. Никак от старых привычек избавиться не может: что ни приготовит — сущая отрава!

Маленький домовой пожал плечами.

— Зато жалованье большое не просит, за гроши трудится. Да бывший отравитель-то — это еще что! А вот бывал я в одном трактире, так там повар из бывших палачей. Говорит, разочаровался в прежнем ремесле, захотел себя в чем-нибудь другом попробовать.

— И как?

Фирр Даррик развел руками:

— Готовил он отменно, вот только когда выносил из кухни зажаренный окорок и начинал на глазах у всех мастерски его разделывать, у посетителей почему-то начисто пропадал аппетит!

Гоблин Куксон хмыкнул.

— Так что там в "Омеле"? — спохватился Фирр Даррик.

Куксон бросил взгляд по сторонам и проговорил вполголоса:

— Подходи, как минутка свободная будет. Расскажу кое-что!

В "Стеклянной собаке" Куксон всегда занимал одно и то же место: стол возле очага. В очаге проживал еще один его старый друг (нелегко гоблины друзей заводят, но уж если завел, то навсегда. За товарища гоблин и жизни не пожалеет!).

Волшебными существами жителей Лангедака удивить было трудно: кого только в городе не было! Разве что саламандры?

Но вот и она, наконец, появилась и от клиентов в "Стеклянной собаке" отбою не стало: всем хотелось поглазеть, как пляшет в огне саламандра.

Огонь, пожиравший поленья, был изумрудного цвета, стало быть, Граганьяра пребывал в прекрасном расположении духа. Если же языки пламени становились голубыми, как весеннее небо, то настроен приятель был легкомысленно и о серьезных вещах с ним лучше не говорить. А если пламя в очаге было грязно-бурым, как шерсть кобольда, это значило только одно: Граганьяра захандрил и погрузился в пучины меланхолии. Впрочем, бывало такое исключительно редко: нрав у него был живой, веселый и унывать он не любил.

От странствующих магов слыхал Куксон, что существуют не только огненные саламандры, но и снежные, и морские, и даже каменные. Все они, будто бы, выглядят устрашающе, люди боятся их и даже покидают свои края, если поблизости поселились саламандры. Однако в облике приятеля гоблин ничего устрашающего не находил: Граганьяра был похож на ящерицу, сделанную из ртути. На спине у него имелись крохотные перепончатые крылышки, голову венчали маленькие рожки, поэтому он полагал себя похожим на дракона и страшно этим гордился.

— Куксон, дружище! — обрадовано затрещал Граганьяра, скользнул по поленьям, на мгновение исчез в зеленом пламени и тут же появился снова. — Ты как будто чем-то озабочен? — крохотные глазки Граганьяры, сверкающие, как рубины, проницательно уставились на гоблина. — Что случилось? Говори!

Куксон бросил взгляд на купцов, направляющихся к очагу: поглазеть на саламандру.

— Попозже расскажу.

Огонь в очаге сделался почти белым: Граганьяра насторожился.

— Чтоб мне сгореть, до чего же я не люблю ждать! А перекусить у тебя не найдется?

Гоблин вынул из кармана квадратную серебряную монетку.

— Вот, держи. Вчера заглядывал ко мне один чародей из звездочетов, так я у него для тебя лакомство выпросил.

Он бросил в очаг монету, Граганьяра на лету поймал и проглотил.

— Пайсы Наргалии! — он облизнулся, не прекращая сновать по горящим поленьям. — Давненько не пробовал. Вкуснотища! Еще есть?

Куксон достал другую монету, похожую на змеиную чешуйку.

— Деньги Пустынных земель. Пробовал?

— Конечно. Вкус у тамошних денег на любителя. Ну, давай, давай, бросай!

Он проглотил монетку и поморщился.

— Слишком соленая, но для разнообразия сойдет. Признаться, местные деньги мне уже приелись. Вкусно, конечно, питательно, но каждый день одно и то же, надоедает. Хорошо, хоть купцы захаживают, угощают деликатесами. На прошлой неделе старинный галеон отведал — изысканное кушанье!

Куксон понимающе кивнул: галеоны были любимым лакомством Граганьяры.

— А недавно кто-то бросил мне золотой нуобл, я было обрадовался, да зря!

Пламя сделалось бледно-лиловым: Граганьяра расстроился.

— Почему?

— Фальшивый! На вкус — описать не могу, тьфу! У меня всю ночь живот крутило, право, был бы смертным, попрощался бы с жизнью!

Он хихикнул и пробежал по горящему полену.

Компания купцов, громко переговариваясь, остановилась возле очага.

Граганьяра высунул голову из пламени и сердито уставился на людей.

— А, притащились! И что вам дома не сидится? Шляетесь тут, а я вас развлекай!

Но делать нечего: пришлось работать. Для начала Граганьяра устроил фейерверк: вылетел из очага целый сноп холодных белых искр и тут же превратился в стайку крошечных огненных бабочек, разлетевшихся по трактиру. Потом забушевал в очаге зеленый огонь, завихрился, взметнулись почти до потолка языки пламени — и десяток крошечных огненных саламандр упали на пол и разбежались в разные стороны.

Посетители восторженно загудели.

Возле стола Куксона появился маг Пичес, уселся напротив гоблина, подпер кулаком щеку и печально сообщил:

— С улучшением заклинания ничего не получилось.

— Я видел, — ответил Куксон, приглядываясь к странному предмету, который Пичес держал под мышкой.