— Хёнкон никогда не станет прежним, Юно. Сейчас паладары занимаются перестройкой порта, рушат ветхие здания и перепланируют материковую часть. Твой дом изменился, но все равно остался домом. Вернувшись, ты сможешь повлиять на конечный итог преобразований.
Юно жадно вглядывался в полузабытые картинки, и поверх реального изображения перед глазами стремительно всплывали воспоминания. Дом. Хёнкон. Лесистая вершина Подды, гранитные и бетонные набережные Колуна, холмы и обрывистые бухты Ланты, мелкие острова, между которыми десятками снуют юркие паромы, туманы, иногда декадами стоящие над страной, дожди зимой и парная баня летом... Одна мысль о них отдается в сердце застарелой щемящей болью. Вернуться? И заново пережить кошмар Удара? Паникующие толпы, штурмующие последние отходящие суда, брошенные полицейские и солдаты, не понимающие, в кого им стрелять, а кого защищать, вой тысяч голосов, словно на гигантских поминках — поминках по целой стране... Сможет ли он беззаботно наслаждаться теплом солнечных пляжей, вспоминая десятки валявшихся на них трупов?
Но атара права в одном: Ставрия так и не стала новым домом. Он знает, кому обязан жизнью, но атара и немногочисленные друзья — вот единственное, что удерживает его на Торвале. И если, уехав, он на самом деле не расстанется с атарой, привязок к Ставрии не остается вообще никаких.
— Атара, вы сказали "в-третьих"... — медленно произнес он, пытаясь разобраться в неожиданно нахлынувших чувствах.
— Да. Но сначала хочу услышать твое решение. Можешь подумать немного, если нужно.
— Я... не возражаю против возвращения.
— Понятно. Юно, прошу, пойми: я не пытаюсь на тебя давить. Я приму любой выбор. Но в-третьих... Юно, я хочу, чтобы ты присмотрел за Демиургами.
Юно показалось, что он ослышался.
— Простите, атара? — недоуменно переспросил он.
— Я не верю Старшим Демиургам. Младшие и нэоки вполне адекватны. Они все еще прекрасно помнят, что такое быть человеком — со всеми его проблемами, тревогами и метаниями. Карина Мураций, с которой в последнее время я много общаюсь, очень славная девочка, да и Сторас, Саматта, Масарик, Цукка и другие тоже хорошие люди. Но, видишь ли, Карина довольно наивна и идеалистична несмотря даже на свою тяжелую биографию. Она не умеет и не хочет видеть в окружающих плохое. Она не понимает, что Старшие Демиурги, включая ее приемного отца, воспринимают новое поколение исключительно как младенцев в песочнице. Старшие благожелательны и внимательны к Младшим, но относятся не как равные к равным, а как взрослые к детям. Умным, развитым, многообещающим — но детям. Сторас и Саматта гораздо более циничны, чем Карина, и лучше разбираются в жизни, но и они находятся под влиянием Джао и Камилла. Если оставить все как есть, Университет станет таким, каким хочется Старшим, а не Младшим.
— Но, атара, что я могу сделать с Демиургами? — осторожно осведомился Юно.
— Разумеется, силой — ничего. Однако я рассказывала тебе, что Демиурги редко применяют грубую силу, и уж точно никогда — друг против друга и своих друзей. За миллионы лет существования они привыкли к решению проблем дипломатией и переговорами, а сила слишком часто разрушает сам предмет соперничества. В Игре дела обстоят иначе, но и там они добровольно связывают себя жесткими ограничениями. А ты неплохой дипломат, пусть даже тебе не хватает опыта. В критической ситуации твой голос может оказаться решающим. Вот почему я хочу отправить тебя в Хёнкон...
Атара осеклась и прижала руки ко рту.
— Ну, проговорилась! — сказала она с досадой. — Как ни старалась, все равно ляпнула. Юно, еще раз повторяю: все зависит исключительно от твоего желания. Я не хочу на тебя давить, и если откажешься, найду тебе множество занятий и в Ставрии. Важных и нужных занятий, обрати внимание. Сейчас меня интересуют лишь твои подлинные чувства. Очень прошу, мальчик мой, подумай как следует и дай ответ, который больше нравится тебе, а не кому-то другому, пусть даже мне.
Юно открыл рот, но атара оборвала его движением руки.
— Нет. Не сразу. Ну-ка...
Она стремительно поднялась, склонилась к нему и ладонями толкнула в плечи так, что Юно потерял равновесие и откинулся на спинку кресла.
— Теперь просто поразмышляй несколько минут. Раньше я тебя даже слушать не стану.
Юно вздохнул и полуприкрыл глаза. Что тут размышлять, если известно желание атары? Она — человек из другого мира. Старая, опытная и мудрая, веками исподволь направлявшая развитие страны. Матриарх. Старейшая. Женщина, заменившая мать. Даже если забыть, чем он ей обязан, атара гораздо умнее и прозорливее. Кто он такой, чтобы подвергать сомнению ее слова? А если учесть, что они вовсе не расстаются, то думать и вовсе не о чем.
Однако же... Из-под опущенных век он следил за по-прежнему плывущими на экране пейзажами. Камера уже описала полный круг, пройдясь по внешним пляжам Подды, брошенным жилым районам и остаткам затонувших когда-то плавучих ресторанов, и теперь снова скользила по проливу между островом и материком. Невольно он напрягся, пытаясь разглядеть свой старый дом. Где-то там в западной части города... Нет, бесполезно. В тех местах то и дело взлетали фонтаны пыли, отмечая разрушаемые здания. Наверное, их старое жилище пошло под слом одним из первых: оно и в день Удара не отличалось новизной, а за восемь с лишним лет без присмотра если и не развалилось, то сгнило почти полностью. И все равно сердце защемило старой полузабытой болью. Много лет назад он смирился, что родина мертва окончательно и бесповоротно. Что никогда больше он не вернется туда, умерев на чужбине. И вот старые чувства начали оживать. Внезапно ему страшно захотелось увидеть укромный уголок в парке на южном склоне Подды, где лет десять назад он вырезал на одинокой скамейке свои инициалы, переплетающиеся с инициалами подружки. Как же ее звали? Тин Лю Бао? Дзэн Цзяо Ма? Или те были ее подругами? Имя выветрилось из памяти, но зато сохранились таинственный полумрак, шепчущиеся кусты и деревья, обнаженное девичье плечо, прижавшееся к его собственному, и острое возбуждение, такое сладкое и стыдное...
Он раскрыл глаза, перевел взгляд на атару и выпрямился, оттолкнувшись лопатками от спинки кресла.
— Я поеду в Хёнкон, Нихокара-атара, — спокойно сказал он, чувствуя разливающееся внутри спокойствие твердого решения. — Я хочу вернуться домой. Что я должен делать?
Атара медленно покивала.
— Да, теперь ты действительно хочешь, — согласилась она. — Все годы, что ты находился рядом, я видела твое подавленное смятение. Ты так и не смог принять Ставрию как новую родину, несмотря на все мои усилия. Видимо, ты из людей, накрепко врастающих корнями в родную почву, не умея от нее оторваться. Я рада, что могу помочь тебе. Но прямо сейчас делать ничего не нужно. Заканчивается формирование состава посольства, и для тебя зарезервировано место секретаря. Роль тебе хорошо знакома, подготовка требуется минимальная. Ну, а потом, когда начнется учебный процесс, тебя переведут в педагогический корпус. Но до отбытия приготовься еще раз съездить в Эйград. Я хочу, чтобы ты помог своим товарищам. Таня Каварова и Павел Штиль — надеюсь, еще не забыл совместный ужин в ресторане? По моим сведениям, их намерены пропустить через стандартную обработку, и им потребуется поддержка. Я объясню, что нужно сделать, но попозже. Сейчас пора возвращаться к гостям, чтобы у кого-нибудь не возникло вопросов, о чем же я столько времени болтаю с господином послом. Сейчас, пну Меомара...
Неподвижный посол зашевелился и приоткрыл один глаз.
— Уже? — недовольно осведомился он. — Ух, минуты не хватило раздел дочитать. Шустрая ты, Суоко, даром что песок сыплется.
— Дочитывай, — разрешила атара. — Не каждому же юноше живую прыть демонстрировать. Мы подождем.
Посол неопределенно хмыкнул и снов закрыл глаз. Атара откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок, задумчиво теребя локон. Юно снова перевел взгляд на экран.
Хёнкон. Родной дом. Не думал он, что когда-нибудь вернется...
Но неужели атара полагает, что человек сможет всерьез тягаться с Демиургами?
Тот же день. Ценгань, Шансима
— ...совершил посадку самолет, следующий рейсом восемьсот двадцать четыре из Оохая. Встречающих просьба пройти в зал прибытия.
Голос дикторши резонировал под высоким куполом авиатерминала, однако оставался четким и разборчивым. Кирис купался в звуках родного языка, казалось бы, полузабытого. В Кайтаре он даже дома в основном говорил на кваре: отец полагал, что человек, не умеющий идеально говорить на местном наречии, ничего не добьется в жизни.
— Не могут по-человечески объявлять! — пробурчала стоящая рядом Фуоко. — Можно подумать, знаю я ихний катару! Вот что она сейчас сказала?
— Что наш рейс прибыл, — пояснил Кирис, подбирая с конвейера свою сумку и забрасывая ее за плечо. — А чем тебе катару не нравится?
— Тем, что я его не учила! — фыркнула девушка. — Вот еще головная боль: теперь и катару зубрить...
— В Хёнконе вы сможете обойтись без знания катару, — вклинился расположившийся позади координатор. — Однако вам придется учить эсперанто, поскольку именно на нем планируют вести преподавание, пусть и не с первого года.
— Эсперанто само собой, — Фуоко упрямо тряхнула волосами. — Только я терпеть не могу, когда рядом о чем-то говорят, а я не понимаю. Вы же сами рассказывали, дэй координатор, что в Хёнконе много рабочих и солдат из Ценганя и Кайнаня. Они-то ведь на вашем эсперанто говорить не умеют.
— Контакты учеников со строительными рабочими не обязательны, а с определенной точки зрения даже нежелательны. У нас нет возможности тщательно проверять каждого, среди них могут оказаться и преступники. Что же до солдат, то они должны изучать эсперанто в обязательном порядке, и в составе патрулей всегда присутствуют боэй, способные выступить в качестве универсальных переводчиков.
— Кто? Боэй? — удивилась Фуоко, выуживая с ленты свой чемодан, стиснутый между двумя потрепанными баулами.
— Да, боэй. Полуавтономные дроны под моим опосредованным контролем, выполняющие охранные функции. С одним из них вы встретитесь очень скоро. А сейчас я вас оставлю: мы воспользовались случаем, чтобы протестировать работу нашего консульства в Шансиме, так что вас встречают. В присутствии моего дрона больше необходимости нет, так что я задействую его для других нужд. Однако не беспокойтесь, ваша охрана остается все такой же надежной. Следуйте к входу.
Охрана? Да на кой она сдалась? Если что, он и сам кому угодно накостыляет, особенно после уроков риньи на базе "Дельфин". Вообще после Кайтара им опека не нужна. В Ценгане он за местного сойдет и уж точно не заблудится. Кирис потянулся к ручке чемодана Фуоко, но та лишь фыркнула по своему обыкновению, отстранилась и сама покатила его по полу, вымощенному полированным гранитом. Ну, блин, девчонка! Гордая по самое не могу. Красивая, умная, гордая — и стерва, если разозлить, а злится она едва ли не по каждому поводу. Ну вот как с такой обращаться? Не по морде же бить! Кстати, здесь, в Шансиме, нужно присматривать за ней получше: местное отношение к женщинам может оказаться для нее неприятным сюрпризом, еще и сама драться полезет. Нет, определенно не стоило ей надевать короткие облегающие шорты. Жара жарой, и ноги у нее классные, но как бы не нарваться на какого-нибудь идиота...
Вслед за подругой он прошел через зал выдачи багажа, а затем через стеклянные двери — в зал прибытия. Первое, что бросилось ему в глаза — одномоторный винтовой моноплан, висящий высоко под потолком: небольшой, метров пять в длину, с лаптями обтекателей на торчащих неубирающихся шасси. Явно настоящий, не модель!
— Фучи, смотри! — он ткнул пальцем. Девушка задрала голову и присвистнула.
— Класс! — сообщила она, останавливаясь прямо посреди прохода и доставая из кармашка чемодана портативную фотокамеру. — Ну-ка...
— Эй, что встала, гайся! — грубо сказал на катару идущий сзади мужчина. — Уйди с дороги!
— Что он сказал? — Фуоко непонимающе взглянула на Кириса.
— Просит освободить дорогу, — пояснил тот на кваре, благоразумно оставив в стороне значение слова "гайся".
— А, да, извините, — Фуоко быстро поклонилась мужчине и откатила чемодан в сторону, вплотную к стеклянной стене между залами. Грубиян прошествовал мимо, надменно вздернув подбородок. Кирис прикинул, не отвесить ли ему поджопник, пока в зоне досягаемости, но решил не связываться. Если тот заскулит и побежит в полицию, неприятностей не оберешься. Не стоит влезать в неприятности в первый же день на Могерате.
А кстати, где координатор? Неужто решил вот так сразу задействовать своего "дрона" для других нужд?
Пока он оглядывался, рассматривая выходящую из дверей вереницу людей, Фуоко закончила фотографировать самолет, а заодно и зал ожидания, и сунула камеру обратно в кармашек чемодана.
— Ну и куда нам дальше? — нетерпеливо спросила она. — А... дэй координатор?
— Координатор смылся, — проинформировал Кирис. — Но если не соврал, нас должны ждать.
Он провел взглядом по длинной шеренге встречающих, расположившейся за канатами на некотором отдалении от выхода. Ага! Метрах в десяти от них стоял мужчина с прижатым к груди большим плакатом: "Кирис Сэйторий. Фуоко Винтаре". Кирис ткнул в него пальцем:
— Вон, видишь?
— Ага, — кивнула девушка. — Ну, идем?
Протолкавшись сквозь поток пассажиров, они подошли к встречающему.
— Я Фуоко, он Кирис. Добрый день, дэй, — сказала Фуоко. — Вы нас встречаете, дэй паладар?
— Добрый день, дэйя Винтаре, дэй Сэйторий, — на кваре, но с мягким местным акцентом произнес мужчина. — Я Мэй Чжо Фукама, консул Университета. Я не паладар, обычный человек. Добро пожаловать в Шансиму. Идемте, нас ожидает автомобиль.
Вслед за консулом Кирис с Фуоко пошли через зал, заполненный хаотичной людской мешаниной. Под потолком висели многочисленные указатели на катару, продублированные мелким шрифтом на кваре, цимле и камиссе. Судя по всему, их вели к лифтам на подземную стоянку. По сторонам тянулись бесконечные ряды киосков: обмен валюты (с довольно неплохим курсом местного кана к леере — тридцать один с половиной к одному), информационные стойки, автобусные кассы, прокат автомобилей, газеты и книги в дорогу, еда (от струящихся ресторанных запахов у Кириса немедленно забурчало в животе), игрушки... Кое-где играла негромкая музыка с местным колоритом, стояли яркие разукрашенные фигуры богов Миндаллы, в основном, разумеется, толстого жизнерадостного Мамоно с тремя переплетенными кольцами в правой руке. Попадались, однако, и изображения восьмигрудой Переллы (возле магазинов женской косметики), птицеголового Вегешота (где ни попадя), а также трехглазого черепа Хомма (возле аптек, разумеется). Едва ли не у каждого второго магазина располагалась высокая, в половину человеческого роста, пятнистая черно-белая кошка с приветственно поднятой правой лапой.
Обнаружилась даже церковь Рассвета: маленькая, почти пустая — больше ниша, чем полноценная часовня, хотя и с огромным скульптурным изображением Ваххарона в окружении ангелов, с большим облезло-золоченым Стабилоном, а также с обязательным ящиком для пожертвований. Глаза Ваххарона горели мерцающим белым огнем, плохо видным в ярком свете дня. Какой-то мужчина, по одежде явно местный, стоял на коленях и молился, беззвучно шевеля губами и сложив руки перед грудью. На глазах Кириса он поднялся, осенил себя косым знамением, деловито отряхнул колени и отправился восвояси, бросив монету в ящик. Кирис ожидал, что Фуоко как минимум обмахнется знамением (в конце концов, зря, что ли, в особняке Деллавита своя часовня?), но та словно бы и не заметила Стабилон. Интересно, она из принципа или просто увлеклась?
