| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Но ты же меня спас!
— Чтобы вернуть домой, глупенькая. Здесь не будет жизни для тебя. Всегда найдется кто-то, кому ты понравишься, заинтересуешь. А я не смогу быть рядом постоянно. И Алира не сможет. Понимаешь? Ты же хочешь жить, девочка? Очень хочешь, я знаю. У нас есть одна-единственная возможность спасти тебя. Отправить на Нордок немедленно! Завтра уже может быть поздно.
— Но.... Тогда я не увижу тебя!! — вырвалось у нее с мукой.
— Один-ноль! — Аля неожиданно хохотнула. Зажала себе рот рукой. — До чего предсказуемо, аж обидно! Бедняжка утеряла последние извилины и здравомыслие. И всего за сутки не особенно тесного общения. Обалдеть! Зэер, я уже вижу твой прижизненный памятник. С броской надписью на граните — 'Благороднейшему из рыцарей Вечности от спасенных дам!' Давай-ка, мы вас тут оставим ненадолго, наедине, чтоб попрощались. Без созерцателей лишних. И ноги делаем оперативно. А не то нам игры эти долгонько аукаться станут!
Рагезт хмыкнул, качнул головой, соглашаясь. Ухватив Ноэла за запястье, Аля, не церемонясь, поволокла оборотня из отсека. Он нехотя повиновался. Очутившись за дверями, девочка заговорила настойчиво, не выпуская его руку:
— Ты себе глупостями голову не дури, ясно? Девчонку никто не насиловал. Собирались, это правда. Но на том и закончилось. Зэер её оттуда вовремя выхватил. Попросил себе, в качестве приза поощрительного. Хозяин согласился....
— Но Тиа говорит!..
— Правильно! Тиа говорит, что чувствует. А они напугали её, причинили боль. Мне, помню, в свое время тоже испытать довелось, как они с расстояния прикладываться умеют. Правда, тому моему кавалеру-неудачнику в итоге места мало было. Ну а девочка, чем ответить могла? А когда они энергию тянуть начинают, это бывает ой, как болезненно. Некоторые, кто послабее, с ума за минуты сходят от мучений.
— А... Тиа?!
— Нет. С нею обошлось, слава Разуму! Стресс сильнейший имеется. И в один момент он не пройдет. Но, если побольше заботы и ласки. И разговоров по душам. То она скоро выкарабкается. Я не обещаю, я гарантию даю.
— Спасибо тебе, Алира. — Стальные глаза богатыря повлажнели. — Мы, ведь, её похоронить уж успели. Она пропала четыре года назад. Я искал, где только мог. Но туда, во владения предводителя вашего, добраться возможностей, конечно же, не имел. А она осталась в живых. Это чудо. Настоящее чудо!
— Наверно, так тоже сказать можно. Да. Но я бы это назвала удачным стечением обстоятельств. Её, видать, держали в запасниках до совершеннолетия относительного. Чтобы... в возраст вошла. Ну а потом мы подвернулись. Кстати. В общем, ты меня понял.
— Да-да! — Забормотал наемник. — Я её семью извещу, сразу, как на нейтральную территорию войдем.
— Представляю! — Аля ухмыльнулась горьковато. — Завидую я вам немножко. Ну да нюни распускать не будем. Лучше кулаки подержим за благополучную развязку. — Пошутила, подмигнув. — Помогает, говорят.
Оборотень осторожно взял её ладони. Поднеся к губам, прикоснулся щекой, потом поцеловал.
— Спасибо тебе. Спасибо. Ты вернула жизнь не только этой девочке. Ты вернула жизнь её семье. Храни, тебя Разум.
— И тебя, Ноэл. Воин космоса. — Она улыбнулась, неожиданно смущенно. Забрала руки. Повернула голову на звук убирающихся переборок. Подошедший трансформер подал ей плащ. На немой вопрос в глазах Ноэла ответил уверенно:
— С девочкой все в порядке. Она выкарабкается.
Ноэл нерешительно протянул ему ладонь. Проговорил:
— Ты извини меня. Стереотип срабатывает. Но...
Зэер, с ухмылкой, хлопнул его по плечу. Оборотень охнул, не сдержавшись.
— Я кровосос, наемник. Такой, как и другие. И наша встреча тебе просто почудилась. Запомни!
Отвернулся, обнял Алю за плечи. Вместе они зашагали прочь. Ноэл, не шевелясь, смотрел вслед. Прошептал про себя с осознанным искренним удивлением:
— Ты — не они!.. Нет!
Глубоко вздохнув, отдал приказ системе задраить люк и приготовиться к старту.
* * *
'Тебе мало кошмара вокруг?.. Ну, так нарисуй себе собственный. Глядишь, попустит!..'
А боль не унимается. Ни на час. Ни на минуту. Изматывает. Давит. Терзает пустотой. И друзья все чаще встревожено заглядывают в глаза. Вскользь, ненавязчиво, интересуются самочувствием. Она отшучивается. Пока еще в силах. Но сегодня, что-то, нестерпимо прямо. И не получается отвлечься. Ни на миг.
— Я не хочу больше! — шепчут пересохшие губы в ворот его рубашки. Зэер наклоняет лицо. Кивает улыбнувшись. В летящем завершающем па прокручивает её вокруг оси, заключает в объятия. Легко и стремительно подхватывает. Держа за талию, поднимает высоко над собой. Сколько же в нем силы!.. Силы и грации! Она ощущает себя пушинкою, парящей в невесомости музыкальных волн. Трансформер бережно опускает девочку. И сам опускается перед нею на колени, оставляя на тепле ладони заключительный нежный поцелуй.
Привычный гром аплодисментов. Привычные завистливые взгляды. И откровенное пламя желаний, стелющееся по телу клейким ядом. Бросает в жар. Дурманит голову. Затягивает. Обнажает.... 'Мне плохо... без тебя!.. Мне боль-но!!!' Надо уходить. Чем быстрее, тем лучше!.. Спрятаться. Затонуть. Закрыться. В раковину забытья. О, господи, да что ж за наваждение такое?!!
Сомкнувшиеся за спиною двери поглощают звуки и цвета. Беспроглядная ночь принимает в себя, окутывает черным покровом. Но этим глазам темнота не помеха. Так, мимолетный отдых. От пустого блеска, суеты надоевших огней.
Торпеда модуля повисает подле. Аля забирается в кресло. Ежась от ночного влажного холода, прижимается к боку рагезта. Тот притягивает её, чмокает в затылок. Спрашивает сочувственно:
— Снова накатило, да?
— Угу. — Соглашается Аля сквозь зубы, выдыхая. — Паршивенько что-то.
— Терпи, сестренка. Доберемся — старина Тэо тебя вытянет. Он же у нас профи. Спец, каких поискать.
— Спец. Транквилизаторами по маковку натолкать. И в постель утрамбовать принудительно. — Бурчит девочка капризно. Но тут же получает шутливый щелчок по носу.
— Не привередничай! Что велят, то делать и будешь. Тэо плохого не присоветует.
— Краасс передал, что еще задержится на Левионе. Ты не знаешь, надолго? — Аля хотела произнести это буднично, равнодушно. Но горячий сгусток пониже горла сдавил грудную клетку. Слова прервались коротким всхлипом. Она ссутулилась, отвернулась.
— Я выясню, Алира. Сегодня же, малыш. — Зэер посмотрел на сгорбленную горестно, тонкую фигурку. Сжал гневно челюсти. Острые ногти, царапнув, проткнули обшивку сидения.
'Что ж ты творишь, Краасс?.. Что ты делаешь, паршивец?!.. Зачем?!!..'
* * *
— Тебе обязательно нужно поспать....
— О, а я что говорила?!.. Отлично. Превосходно.... Спать?.. Будем! А покрепче ничего нет, а?.. Я долго спать хочу. Вечно, желательно!
— Алира. — Зэер поднес кубок к запекшимся коркою губам. — У тебя температура. Зашкаливает. Ты должна это выпить.
— Температура... — она оскалилась язвительно. — У кого ее нет? У камней, у дождя, у дыма? У инфузории туфельки, блин?!.. Странно было бы отсутствие оной, а не наличие!.. Понял?!
— Умничаем, да? — Помрачнел рагезт. — Профессором воображаемся? Выбирай, тогда. Или питье и диван с подушкой. Или упакую сейчас в капсулу, и дело с концом. Ну?!
— Рискни здоровьем! — Девочка прищелкнула зубами. Ухмыльнулась недобро.
Зэер вздохнул, посмотрел виновато.
— Прости, Алира.
Рука трансформера обвилась вокруг талии железной хваткой. Ноги подломились. Падая навзничь на диван, Аля успела заметить в его пальцах маленький плоский прямоугольничек.
Холод металла. Укус иглы.... Синева и шум прибоя.... Ночь.
* * *
— И давно она в таком состоянии? — Меланхоличный голос Краасса был исполнен скучающего равнодушия.
— Четвертые сутки. Жар не спадает. — Помощник покосился раздраженно. Передвинулся поближе к разметавшейся на кушетке в болезненной полудреме Але. — Не возьму в толк, зачем эксперименты эти устраиваешь?
— Еще какие-нибудь симптомы? — Тот никак не прореагировал на эту подчеркнутую демонстрацию недовольства.
— Слабость. Боль. Галлюцинации иногда. Случались приступы агрессии. Но она самостоятельно умудрялась их подавлять. Несмотря на то, что слабеет прямо на глазах. Я бы сказал — ты вовремя вернулся!
— Я всегда все делаю вовремя. — Краасс насмешливо улыбался. — Спасибо, Зэер. — Натолкнувшись на ледяной взгляд помощника, подчеркнул, — Претензии выслушивать не собираюсь. Благодарю. Возьми отгул. А лучше — отпуск. Короткий.
— Её, в любом случае, нельзя оставлять без присмотра.
— Не оставим. Выбирай, давай. Не ограничиваю.
— В самом деле? — в синих глазах повис космический холод. — Тогда проведаю Арео.
— Губа не дура, приятель. Но... слово не птичка. Отправляйся.
— Интервал?
— Двадцать суток, чистыми. Устроит?
— Более чем. — Зэер отвернулся. Присел у постели. Погладил горячее запястье. Приложил ладонь к пылающему лбу. Шепнул с грустною нежностью. — Поправляйся, дружок. Скоро свидимся.
Окруженные лиловыми тенями веки шевельнулись. Губы сложились в слабую улыбку.
— Ты... уходишь?.. Надолго? — Не прошептала — прошелестела, с трудом поворачиваясь на бок.
— Не переживай, ребенок. Я надеюсь стать ему достойной заменой.
— Краасс?! — Глаза раскрылись. С минуту всматривались без выражения. Веки упали. — Зэер, у меня опять эти чертовы глюки.... Позови Тэо. Я хочу уснуть.
— Хорошо, котенок. — Краасс сделал помощнику знак удалиться. — Все для моей девочки. Включая глубокий сон.... Тэо!
— Да, хозяин? — Откликнулся Дом насторожено.
— Чтоб я никого тут не видел и не слышал, с тобою вместе. Пока приказ не отменю. Уяснил?
— Так точно.
— Я рад. А теперь смени эту спартанскую панораму, пожалуйста. И позаботься о достойном и разнообразном угощении. Алире оно вскоре понадобится. А, может статься, и мне.
— Принято, хозяин.
— Превосходно. Выполняй!
* * *
... Она смотрит на экран визифона, зажимая трясущимися пальцами рот, хватая воздух душными, скомканными кусками. Дышит глубокими отрывками, заталкивая подальше вглубь подползающие волны тошноты. И не может отвести глаз от царящей безумным карнавалом вакханалии смерти и разврата.
Обнаженные, израненные тела, извивающиеся в похотливых обручах объятий. Воздух, пропахший насквозь помесью блуда и крови. И истошные, захлебывающиеся вопли жертв, уходящих из жизни в конвульсиях жестокой пытки. И глаза. Жуткие. Лимонные. Драконьи.
Они окружают её. Глядятся, с любопытством и издевкою. Захлестывают, затягивают, топят в наплывающем вале вожделения. Насмешничают и язвят. Забавляются, утверждают, приказывают! Они вездесущи... всевидящи... всемогущи.... Как и сам их хозяин, — олицетворение векового зла!
Рокочущий низкий тембр проговаривает, насмехаясь:
— Я, разве, разрешал тебе подсматривать, негодяйка маленькая?..
Неоново-белая вспышка! Фейерверки огненных брызг! Её отбрасывает на пол. И она не успевает совладать с навалившимся очередным приступом. Желудок превращается в сдавленный комок, а по пищеводу вверх устремляется поток раскаленной лавы. Из глаз льются слезы. Гортань обжигает. В носу печет. Периодически, когда спазмы ослабевают, ей удается ухватить немножко воздуха. Но он тоже ощущается, как марево из пламени и вони... Вода!.. Мозг цепляется за эту идею, как за явившееся спасение. Чуть отдышавшись в задержавшемся затишье, она сдирает перепачканную одежду. Падает в бассейн. Противное кислотное жжение и смрад отступают. Вместо них в голову врываются беззвучные истерические крики. 'Беги!.. Беги немедленно!!.. Беги, если хочешь жить!!!'...
... Нос серебристой торпеды со свистом режет холодную тьму. Боковые стекла убраны. Воздушные струи полощут тело, будто студеный, катящийся по горной стремнине поток. Мысли путаются, мельтешат ужасным пониманием: то, что она делает — полнейшая бессмыслица! Все равно, что на привязи. Он настигнет её, куда б она там ни сбежала.... Но она не станет упырем!.. Её не заставят!.. нет!!!
Модуль срывается в пике. Вой взбесившегося ветра терзает барабанные перепонки.... Жесточайший удар.... Безвременье.... Боль!!!.. Нарастает, расползается, парализует! Поглощает и опутывает собой. Боль, это целый мир, а она — крошечная изломанная букашка, распластанная на доске агонии. Пригвожденная к ней тысячами острейших отравленных жал....
Господи, хоть бы закончилось поскорее!.. Так больно!.. Так! Больно!!.. Терпеть уже невмоготу!..
... Прохладные ласкающие пальцы на полыхающей воспаленной коже. Холодный атлас прильнувшего властно, большого сильного тела. Губы. Щекочут и дразнят. Порхают с невесомою нежностью и тут же приникают, настойчиво и плотно. Разбавляют мучающий жаждою жар. Одаривают желанным облегчением. Успокаивают. Исцеляют.
Она протягивает руки. Обвивает могучие плечи. Распахивает себя его напору. Принимает. Благословенная прохлада проливается, наполняет. И укутывает туманом расслабленности и неги. И унимает, и гасит последние отдаляющиеся вспышки умирающего адского огня.
Аля вдыхает поглубже, вздрагивая от накрывшей её сладостной истомы. Роняет руки бессильно. Повернув набок голову, трется щекою об узорчатый велюр покрывала.
Не вспоминать, не сравнивать, не надеяться. Замереть окрыленною душою. Задержать, насколько возможно, убегающее облачко блаженства. Пусть хотя бы в этом, бредовом наркотическом сне, он побудет с нею совсем еще немножко. Её дурман. Её безумствование. Её Величество... Любовь!..
— Малыш, тебе лучше?
Теплое дыхание ароматным дуновением притрагивается к щеке. Пытливые чуткие губы с новым увлечением начинают игривый чувственный танец. Она замирает, упорно не раскрывая глаз. Боясь поверить, что чудо все-таки свершилось!
— Ладно-ладно. Разрешаю не отвечать. — В бархатистом ленивом голосе улавливается довольное лукавство. — Твое удивительное тельце чудно справляется и без слов, интриганка ты настырная. И мне нравится слышать его... и слушать!.. Но, я рассчитываю на большее, котенок. Я успел изголодаться, учти!
Её глаза распахиваются. Встречаются с мерцающим звездным янтарем. Наливаются, полнеют подступающими слезами. Нагнувшись, рагезт, осторожно обнимает ладонями нежное личико. Осушает поцелуями намокшие ресницы. Шепчет, бередя прикосновеньями шелк трепещущих губ:
— Сегодня моя девочка будет плакать только от наслаждения. Я за это ручаюсь. Клятвенно, малыш!
Принимается целовать. Раз от разу настойчивее и сильнее. Грубовато и нетерпеливо покусывая, заставляет приоткрыться. Снова и снова упивается покорной отзывчивостью её рта. Ловит губами пугливый шелковистый язычок. Завладев, жадно ласкает. Отрывается. Дорожкою поцелуев сбегает по горлу вниз. Накрывает ладонями упруго подрагивающие полушария, принимаясь бережно массировать напрягшиеся возбуждением соски.
Она изгибается, всхлипывая в голос. И стонет, и мечется под ним. И ответно впивается объятиями, — без слов, прикосновениями, моля о пощаде. Рагезт приостанавливается, нависая над Алею. Берет за подбородок. Оглаживая подушечками пальцев приоткрывшиеся доверчиво губы, проговаривает, суховато-надменно:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
