Земля мёртвых душ (Уроборос-2)

Теперь настороженного взгляда удостоился незнакомец. Дойлен моментально оценил его и помрачнел.

— После поговорим, — сказал он. — Не здесь.

Ужин, к моей несказанной радости, был быстро свёрнут. Мы вернулись в ставший таким уютным фургон, загнали мальчишек спать, а сами пошли на бережок, развели костерок, прикрылись сферой тишины и наконец смогли спокойно поговорить.

— Что скажешь о том стриженом? — тут же поинтересовалась я. Женщине всегда интересно, что один мужчина думает о другом.

— Он не наш, — сразу сказал Дойлен, подбросив в костёр пучок берёзовых веток. — Воин, это видно, но — не наш воин. Меч для него чужое оружие... Помнится, твой земляк что-то такое говорил насчёт необычного ведьмака. Думаешь, это он?

— Не знаю, — я пожала плечами. — Но проверить стоит. Может, мне тихонечко проследить за ним, пока мы здесь?

— Не советую.

— Почему?

— Опасный тип. Такой сперва убьёт, а потом будет разбираться.

— А если я притворюсь... ну, будто у меня к нему чисто женский интерес?

— Нет.

От того, как это было сказано, меня мороз чуть не до костей пробрал. В этом "нет" я услышала железную решимость пресечь любую мою попытку пойти наперекор, пусть даже на словах. А взгляд... Взрывоопасная смесь холодного гнева и страха за мою непутёвую персону.

— Нет, — уже мягче повторил Дойлен, заметив, как я побледнела. — Я не знаю, тот ли это человек, но всё равно он опасен. Ты же умная баба, не рискуй так ...бессмысленно.

— Ты прав, — еле слышно сказала я. — Нам нельзя так рисковать.

Весело потрескивали ветки, поедаемые огнём. С Днепра тянуло сыростью, слышался плеск холодных волн о деревянные сваи причалов. Подала голос побеспокоенная кем-то лошадь, рядом слышались негромкие голоса — переговаривались двое слуг, перемывая косточки хозяину... На какой-то неуловимый миг мне показалось, что этот вечер не закончится никогда. И — вот честное слово — не возникло никакого сожаления по этому поводу. Захотелось до самого конца времён вот так сидеть у костра, смотреть то на пляшущие язычки пламени, то на мужчину, ставшего мне другом. Пожалуй, единственным настоящим другом за всю мою жизнь. Всё было — и любовь, и семья, и враги, и приятельницы, а вот друга, такого, чтоб "с ним в разведку" — не было. Ясно, что он видит ситуацию иначе, по-другому и быть не может, но я спокойно могу доверить ему свою жизнь, а это дорогого стоит.

Я едва заметно улыбалась, глядя поверх костра на мужчину, который, задумавшись о чём-то, смотрел на меня.

Пусть этот вечер не заканчивается никогда...

9

Бабье лето в этом году не пришло.

Когда настал наш черёд вкатывать фургоны на выделенные от казённых щедрот плашкоуты, тучи, вылившие на землю весь свой многодневный запас, разбрелись, но выглянувшее солнышко совсем не радовало. Стало так холодно, что мы достали из походных сундучков меховые вещи. А ведь вторая половина октября на дворе... Сами плашкоуты — чудо местной техники и шизофрении законов. За использование силы ветра помните, что полагается? Вот то-то и оно. Потому эти сооружения больше всего напоминали гребные баржи без малейшего намёка на мачту и парус. На вёслах сидели каторжники и купленные на рынке рабы. Пять фургонов с людьми, лошадьми и припасами на судно — вот максимум его грузоподъёмности. Как по мне, дичайшая растрата человеческого ресурса. Для местных — в порядке вещей. Неудивительно, что их экономика находится в неприличном месте: там, где можно было бы обойтись командой в полтора десятка человек и за счёт этого увеличить грузоподъёмность корабля в полтора раза, они посадили на вёсла сорок гребцов, приставили к ним двух надсмотрщиков и барабанщика, да ещё дюжина солдат присутствует на случай бунта. Солдаты, ясное дело, никакой полезной работой не загружены, если не считать дежурства на гребной палубе. Я не говорю о рулевом и капитане, эти как раз тут нужны. Но в итоге получаем вместо двух десятков полезных людей сорок озлобленных на всё и вся рабов, двух ублюдков с плетьми, одного на барабане и двенадцать дармоедов в низкокачественных железках. Кэп, рулевой и трое сменщиков. Итого шестьдесят человек. Втрое больше, чем было бы с парусом. Всех надо кормить, некоторым платить, а некоторым из некоторых — ещё и немало платить... Половина серебрушки с носа за проезд до точки сбора — даже по здешним меркам обдираловка, а ещё за провоз лошадей плати, за место для фургона плати, капитану подарок сделай, да ещё не смей слова плохого сказать, не то будешь до самой гавани лопать одну гороховую болтанку.

Мне даже злиться уже не хотелось. Местный сервис был снисходителен только к тем, кто платил не медью и много. Складывалось странное впечатление, будто трактирщики и владельцы транспортной системы знают, что колдуны уже не вернутся, и дерут три шкуры напоследок. Мы с Дойленом, подсчитав свои денежные ресурсы, поняли, что их хватит ровно до Восточных Врат. На что потом мы будем жить в столице, неизвестно. Мы учли и наши заначки — у меня два золотых, зашитые в одежду, у Дойлена четыре — и взлетевшие до небес расценки. Не стали прикидывать только разнообразные неожиданности, всего не предусмотришь. Сошлись на том, что пустим в ход прихваченные из дому драгоценности. Дойлен таинственно усмехался, обещая, что как раз в столице нам будет полегче, чем у Восточных Врат. Подробностей не разглашал, но обнадёжил, и капитану плашкоута заплатил сполна.

Здешний Днепр и ниже порогов отличался от нашего. Знаменитые днепровские плавни, затопленные у нас Каховским водохранилищем, предстали во всей красе. Река южнее Хортицы растекалась несколькими широкими протоками, поросшими камышом. В береговых зарослях иногда слышался треск: отъевшиеся к осени кабаны спускались к водопою. Птица, почуяв дыхание зимы, эмигрировала в тёплые края. Разве что пару раз за день над берегом замечали крестообразные силуэты крылатых хищников, высматривавших неосторожных зайцев... По вечерам гребная флотилия приставала к берегу. Дойлен был удивлён, когда услышал слова капитана: мол, приказано гребцов хорошо кормить и давать отдых. Обычно рабов не жалели... Кто из пассажиров желал, мог устроиться на ночлег на берегу. Но существовал риск, что поутру кораблик уйдёт без проспавших, потому этой возможностью не злоупотребляли. Наши дома на колёсах — фургоны — надёжно укрепили на палубе, и они превратились в каюты. Время от времени на правом берегу попадались деревеньки, там закупали продовольствие и овёс. Разумеется, тоже втридорога, все спешили заработать на Большом сборе. Продвигались мы не слишком быстро, от Запорожья до устья Днепра в моём мире больше двухсот километров, а здесь из-за подступающего ледникового периода уровень моря ниже, и река соответственно длиннее. Не удивлюсь, если Днепро-Бугского лимана нет вовсе, а устье обнаружится у Очакова.

Лиман, к моему изумлению, у Днепра-Реса был, но намного уже и мельче. Судоходный фарватер здесь отмечали, как ни странно, буйки. Близко к ним мы не подходили, опасно, потому я так и не смогла определить, из чего они были сделаны. Во второй половине четвёртого дня пути я заметила на севере устье крупной реки. Не иначе, Бугский лиман, который в нашем мире в этих местах был вдвое шире, а его глубины позволяли поставить в Николаеве судостроительный завод. К нашему всеобщему удивлению капитан не отдал приказ причаливать, хотя солнце клонилось к закату. Впрочем, на горизонте уже маячил Очаков, носивший здесь имя Нута. Туда мы и направились, несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки. И вот тут все до единого — кроме капитана, понятно — были поражены в самое сердце: в темноте буйки засветились магическими огоньками!

В Нуте мы заночевали и купили в дорогу запас копчёной рыбы — лещей, судаков, но попадался, и относительно недорого, осётр. Ну, а про "шаланды полные кефали" я помолчу: солёная кефаль тут бедняцкая еда и стоит сущие копейки. Мы пренебрегли низким статусом воспетой Бернесом рыбки и заложили в фургон как бы не двухмесячный её запас. Жилплощадь поуменьшилась, но теперь нам не грозило разорение на дорогущих статусных продуктах. И плевать мы хотели на кривые смешки соседей-ведьмаков. Когда у них закончатся деньги, а произойдёт это скорее, чем они думают, наше хомячество станет предметом зависти.

Увы, после Очакова-Нуты мы поняли, что днепровское путешествие было весёлой прогулкой на лужайке. Не успели мы миновать Кинбурнскую косу, как налетел сильный южный ветер. Борта были недостаточно высоки, чтобы кораблики накренились, но нас стало прижимать к берегу, так что гребцам и рулевым пришлось попотеть. Через несколько километров мы увидели впереди по курсу севшую на мель гребную баржу, аналогичную нашей. Капитан собрал нас, Одарённых, и попросил — да, да, попросил, а не потребовал! — поколдовать над погодой. Хотя бы ветер немного утихомирить, иначе, мол, дружно усядемся рядом с этими невезучими. Что ж, идея не самая худшая: конвой из пяти плашкоутов, на бортах два с лишним десятка колдунов разного пошиба. Если все вместе возьмутся, глядишь, что-то дельное и получится... Ветер мы слегка утихомирили, слов нет. Но человеческий фактор есть человеческий фактор, и никакая магия, никакая, даже самая продвинутая, технология не может гарантировать абсолютную "защиту от дурака". На сей раз дураком оказался рулевой четвёртого транспорта. Пытаясь провести судно как можно дальше от опасной мели, он слишком резко развернул рулевое весло. Наскоро сработанное из сырой древесины, весло треснуло, и разогнанную вёслами посудину потащило прямиком к севшей на мель барже... Пока их капитан орал, отдавая команды гребцам левого борта табанить, а правого — грести что есть мочи, пока свистели кнуты в руках надсмотрщиков, мимо четвёртого прошёл пятый кораблик, и оттуда пострадавшим бросили канат.

Это приключение закончилось, обошлось без потерь. А на следующий день южный ветер принёс оттепель и шторм...

Дальнейший путь я плохо запомнила, потому что он был чередой изматывающей работы и забытья без сновидений. Работа заключалась именно в усмирении разбушевавшейся стихии и выматывала не хуже многодневной велогонки, хотя действовали мы все сообща. Корабли проходили за день позорно маленькие расстояния, километров по пятнадцать-двадцать. Потом то ли наши усилия увенчались успехом, то ли попросту шторм выдохся, но на третий день мы вошли в большую полукруглую бухту... Здешняя Одесса-мама не производила впечатления чего-то особенного: обычный приморский городишко с портом и рынком. Не было у него ни яркой истории, ни особого говора, не отличались его жители и чувством юмора, присущим нашим одесситам. А жаль. Этот мир и так духовно нищ по сравнению с нашим, маленькая доля одесского колорита ему бы совсем не помешала.

Двое суток стоянки пошли на пользу всем — и горожанам, и путешественникам, и корабликам, пострадавшим во время шторма. Жаль, что не больше, но капитаны всех пяти транспортов в один голос твердили про некий приказ и вовсю торопились его исполнить. Интересы пассажиров их не волновали, несмотря на все сословные нюансы, и мы снова оказались в море... Я понимала, что ледниковый период даже в начальной фазе должен привести к понижению уровня моря. Отсюда и значительные перемены, которые наблюдались в нижнем течении Днепра. Но я наивно предполагала, что хорошо знакомые мне солёные лиманы Одесской области с отступлением моря превратятся в языки сухой степи с вкраплениями солончаков. Не тут-то было. Лиманы где были, там и остались, разве что длинные песчаные косы, намытые морем, сдвинулись к юго-востоку. Подувший оттуда ветерок принёс знакомый отвратительный запах — сероводородные грязи тоже никуда не делись. В нашем мире тут стояли лечебницы. Здесь, сколько хватал глаз, не было ни души. Ни человечьей, ни звериной. Только какая-то длинная жёлтая трава торчала по берегам.

Двигаться на вёслах навстречу ветру совсем не весело, и до конечной точки водного пути — гавани, находившейся в устье Дуная — мы шли ещё трое суток. Безлюдный берег, бесплодные песчаные полосы между морем и вонючими солёными лужами. Как всегда транспорты вечером бросали якорь на мелководье, а утром продолжали путь. Высаживаться на сушу никто не пожелал.

Разница в климате и здесь сыграла свою роль. Дельта Дуная, тоже более многоводного, чем в нашем мире, вытянулась длинным языком на восток. Северный, самый широкий рукав, увенчивала гавань с искусственным молом. Каких трудов стоило поддерживать её в приемлемом состоянии, я не представляю, ведь черноморские шторма и капризные дунайские волны наверняка каждый сезон вносили в планировку свои коррективы. Без магии тут точно не обошлось. И верно: из всех волостных рубинов, виденных мной за время путешествия, здешний оказался самым крупным... В гавани Нарен, мы наконец сошли с палуб не слишком надёжной, наскоро построенной гребной флотилии. До Восточных Врат оставалось около ста километров, и туда вела не просто наезженная — мощёная камнем дорога, на которую, как бусины на нить, были нанизаны городки и сёла. Довольно богатые городки и сёла, признаю заслугу местного мага. Если бы ещё дорога не была забита до отказа... Но у нас под ногами снова была земная твердь, а не шаткая палуба, и это не могло не сказаться на нашем настроении. Устали, да. И всё-таки исчезло гнетущее ощущение неуверенности, не отпускавшее нас в море.

В начале ноября мы приехали в Восточные Врата...

Ну, здравствуй, Измаил. Город, в который пять лет назад я так и не попала.

Надеюсь, в следующий раз увижу тебя уже в своём мире.

10

— Чего-то в этом роде я и ждал.

— Я тоже...

Перед нами на северном берегу Дуная-Найи раскинулся ...огромный табор. Другого слова для описания скопища тысяч фургонов, палаток и навесов не найти при всём желании. От магического фона, создаваемого множеством колдунов разной степени одарённости и их амулетами, начала болеть голова. Потому мы примостились на окраине этого Вавилона, на небольшом возвышении, вдоль которого проходила дорога. Шум и гам, создаваемый проезжающими, показался нам предпочтительнее болотных "ароматов", шедших со стороны плавней.

Когда мы застолбили местечко и распрягли лошадку, Дойлен отправился поискать в этом людском водовороте своих знакомых, Лис принялся обихаживать наших лошадей, а мы с мальчишками озаботились продовольственным вопросом. Проще говоря, пошли искать торговцев. Эти не упустят своей выгоды, навезут продуктов. А опасение схлопотать от господ колдунов проклятие вместо монет по идее должно сдерживать рост цен. Я могу и ошибаться, конечно, но раз в Туримите дело обстояло сходным образом, то почему здесь должно быть иначе? На одной солёной рыбе мы, может быть, и продержимся месяц, оставшийся до открытия Восточных Врат, но к тому времени уже будем видеть её в кошмарных снах. Понадобятся хлеб, мясо, фураж для лошадок. Может, если хватит денег, то и сладкого для Ингена купить, ребёнку в восемь лет всегда хочется конфетку. Опять же, проблема гигиены вставала во весь рост. Хорошо хоть местный маг позаботился настроить общественных бань и организовал подвоз дров. И — да — у самой дороги, примерно в двухстах метрах от места нашей стоянки, обнаружился трактир. С вином и девками. По вполне понятной причине меня не интересовало ни то, ни другое, но как резервный источник готовой пищи он мог сгодиться.