Завершение проекта Повелитель

— Проследите за ним с Пермяковым , до ...,словом, до жилища. Только аккуратно, что бы он не заметил. Нам нужно знать. Где они и сколько их. Задача ясна?

— Так точно.

— Вперед бойцы.

И те исчезли за углом дома напротив, куда недавно свернул незнакомец. Проводив их взглядом, Андрей заприметил, что фляжка у Пермякова болтается на боку слишком легко. Будем надеяться, что у Кочура, она полная. Ладно. Он повернулся к помощнику.

— Опраксин, поставь новых часовых.

— Так! Подразделение! Что за шум? — рявкнул Андрей, перекрывая привычный гул разбуженных людей. — Взвод Курбана меняется местами со взводом Трисеева. Трисеевские капают, Курбанские выносят. Чтоб к обеду до воды докапали!

— Разреши вопрос командир? — спросил Курбан. — А если воды не будет?

— Воду кто искал? Трисеев? Лозой проверял? Вот и будет копать до центра земли, пока воду не найдет, лозаходец хренов.

Бойцы заржали.

Настроение у Андрея было приподнятое. Даже если воды не будет, думал он про себя, главное разведка вернется и расскажет, где обитают нелюди. Потом воду взять у врагов, покойникам она ни к чему.

* * *

Я бежал, разбрызгивая черную, мутную воду по сторонам. Периодически утопая в тягучем иле болота. Сивуч видимо забыл о своей ране и бежал опережая меня, да так шустро, что брызги из под его ног постоянно попадали мне в лицо. Соленый пот смешивался с грязными брызгами и заливал глаза. Утирать его некогда. Плевать! Главное успеть!

Успеть добежать до чахлой березы. Значит, открылся портал, пропустила свинью пелена. Плевать! Что где-то рядом гигантский гад, а где-то близко стая волков. Не до них! Главное успеть! Вот она уже рядом! Стоит с поникшими ветками и жухлой желтой листвой, словно осень наступила. А ведь лето в разгаре? От засухи сохнет? Дык, в болоте стоит, воды пей — не хочу. Чего его ей в жизни не хватает?

И тут успеваю заметить, как полковник, бежавший передо мной, странно ухнул, раскидывая руки в стороны, словно муха, залетевшая в паутину. Согнулся почти пополам, упираясь лбом в воздух. Ага! Помню такое... Луиза, маленький Максимка в кроватке и она склоняется над ним. И прикладывает указательные пальцы к голове. " Идет коза рогатая... Забодаю! Забодаю!". Тьфу! Сам тут же влетаю в эту невидимую паутину. Чувствую, как она плотно обтягивает мое лицо, залепляя рот, нос. Так плотно, что я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Силясь преодолеть её, наклоняюсь всем телом вперед, падая, напирая на неё изо всех сил, и она лопается, пропускает меня.

Падаю, уткнувшись носом, в горячий песок. И перекатываюсь на спину. Рядом сидит с ошалевшим видом Сивуч, и крутит головой по сторонам на 360 градусов. На шарнире она у него что ли?

— Прорвались! Полковник! — шепчу я, сплевывая скрипящий на зубах песок.

— Где мы? — так же хрипло отзывается он.

Брови полковника изумленно выгнулись дугами чуть не до макушки. Боюсь, как бы они там не остались пожизненно. Сивуч тоже яростно отплевывался от песка. С таким видом, что вот сейчас он сплюнет и песка больше не будет. И не только во рту, но сгинет это наваждение, пропадет как дурной сон. Вокруг нас был песок. Кругом песок. И спереди, и сзади, и справа, и слева. Куда не кинь взгляд. Везде он. Горы раскаленного на солнце песка. Кажется, они называются дюны. И нет уже ни болота, ни леса. Только жухлая тонкая березка с желтыми листьями все так же сиротливо стояла перед нами, с провинившимся видом. И действительно, смотрелась она тут совсем неуместно.

-Твою мать!

Не помню, кто сказал. Я или Сивуч? Наверное, он, все-таки озвучил мою мысль.

— Ну и куда теперь?

Мы поднялись на вершину песчаного холма на четвереньках. Песок был рыхлый. Осыпался. А холм крутой. Но с вершины холма ничего не было видно, кроме таких же холмов вокруг. Солнце стояло в зените и здорово припекало.

— Куда идти, разберемся. Меня сейчас больше интересует, где наш кабан? С едой тут напряженка. А нам еще до города топать.

— Это правильно.

* * *

Что-то изменилось. Краем взгляда я уловил вспышку. Темно-фиолетовую вспышку слева от меня. После вспышки появилось какое-то существо. Я не видел его из-за холма закрывавшего мне обзор. Но чувствовал его страх перед смертельной опасностью. Кто-то гнался за ним и отстал. Очень быстро существо успокоилось, и я перестал его ощущать. И так, и не увидел. Далеко это было. Пройдя своим путем, еще немного, почувствовал, что за моей спиной и в том же месте, где появлялось первое, возникли еще две особи. Страха у них почти не было. Странно, но они, кажется, больше злились. Наверное, на то, что добыча ускользнула. Мне было любопытно, посмотреть на них. Никогда еще такого не было, чтобы сущности взялись из ниоткуда. ...Или со мной что-то не так? Обычно я чувствую приближение любого животного, прилетит ли оно с неба, приползет ли по земле.

А эти возникли внезапно...? Наверное, из вспышки, догадался я.

* * *

Слой рыжей глины в вырытом колодце кончился. И теперь все больше попадались камни, сначала мелкие, потом все крупнее и крупнее. Бойцы озлоблено скребли их лопатами, поддевали кусками ржавых труб, кидали на мешковину, и потом уже спеленатые как младенцы камни поднимались наверх. День был в разгаре, а воды все не было. Сырая глина никак не хотела зачавкать под ногами, засочится через трещины в стене колодца. И тягостное ожидание воды действовало на нервы. Андрей, то ходил из угла в угол, по темному подвалу проверяя, сколько осталось питьевой воды в наличии, то поднимал с Опраксиным на крышу и выглядывал в бинокль своих ребят. Тех, которых он отправил на разведку. Надежда на их возвращение, как и на то, что вода найдется — таила с каждой минутой. От нехорошего предчувствия у Андрея заныло сердце. Какая-то тянущая боль, как тогда на болоте, когда пропал отец. Не в силах сдержаться, он уже пару раз беспричинно наорал на Опраксина. Сделал замечания часовым. Одернул расшалившихся на первом этаже детей. Стайкой перепуганных воробьев они упорхнули назад в подвал. Там прохладно, думал он, там они не так быстро захотят пить. Лучше, чем в этом раскаленном на солнце каменном склепе. Вообще, каменные дома у человека большую часть жизни прожившего в уютном срубе, вызывали отвращение. Чужие они были. Как могли люди жить в таких домах? И что это были за люди? Безжалостные, холодные? Только такие, что в силу своих амбиций могли нажать на кнопку, чтобы где-то далеко убить незнакомых и ни в чем не повинных людей. Только они могли начать войну. "Эти мозгляки, очкарики, яйцеголовые!", как отзывался о них полковник Сивуч. Смысл этих ругательств был утерян, после смерти первого из рода полковников, но Андрей, так же как и его отец, верил, что хорошего человека очкариком не назовут. Тем более, что это они наплодили всех этих тварей, они испортили человеческую природу и породили нелюдей. Андрей стискивал потными ладонями бинокль в тщетной надежде увидеть хоть точку в той стороне, куда ушли разведчики. Но при таком количестве высотных зданий, многие из которых были выше их пятиэтажки, он их мог совсем не увидеть, будь они и в ста метрах от него. Смотреть же вдоль пустынной улицы смысла не имело. Не той выучки бойцы. Идти по открытому пространству, что мишень на спине рисовать — "Вот он я!". Любой лучник вот так, стоя на крыше, за пару минут обоих положит.

Буря прошла. Но обжигающий ветерок все еще ходил по городу. Шуршал по асфальту принесенным бурей песком, скрипел подъездными дверями, хлопал рассохшимися створками разбитых окон. Периодически поднимал, нес, катил какой-то мусор по улице. Полиэтиленовую пленку, обрывки бумаги, клочки тряпок, всё, что каким-то непостижимым образом сохранилось, и все еще существовало после стольких лет. Ветер высушивал мокрую от пота рубашку на спине, и на груди, проявляя два больших белесых пятна соли. Жара.

Андрей уже готов был спуститься с крыши вниз, когда внезапно из-за угла дома в полукилометре от них появилась фигура. Точнее, две. Это Кочур, увидел он в бинокль. Кочур тащил Пермякова. Кочур еле шел, придавленный тяжестью тела товарища. Он шатался как пьяный из стороны в сторону. При этом руки Пермякова, которого он нес на плече, безвольно болтались как плети. Видимо, тот был тяжело ранен и находился без сознания.

— Опраксин! — хотел крикнуть полковник, но крик вышел тихим и хриплым из пересохшего горла. В воде Андрей себя ограничил, как и всех остальных. Опраксин все же услышал, хотя был где-то в доме.

— Слушаю!

— Срочно троих бойцов на улицу, там Кочур с раненым Пермяковым.

И пока Сивуч сбегал вниз по лестнице, громыхая толстой подошвой ботинок по бетонным ступенькам, подмога уже спешила к Кочуру. Когда же он выскочил из подъезда, двое бойцов уже несли бесчувственное тело Пермякова, а третий прикрывал их отход, пятясь назад и держа под прицелом натянутого лука всю невообразимо длинную улицу. Пустые черные провалы окон мертвым равнодушным взглядом смотрели на них. Но за каждым из них чувствовалась угроза. Или это только казалось?

— Вот...

Тело Пермякова лежало у входа в дом. Он был давно и безнадежно мертв. Это было видно и по синюшному цвету кожи, и по остекленевшему правому глазу, которым покойный уставился в небо. Левый же его глаз отсутствовал вовсе. Вместо него была черная яма запекшейся крови, из которой торчала деревянная щепка. Что-то в виде маленькой стрелы, выпущенной из игрушечного лука. Кожа вокруг глазного провала съежилась и торчала лохмотьями, обнажая кость. Словно не стрелой в глаз попали, а сунули в лицо горящую головешку и держали так, пока лицо не поджарилось.

Андрей облизнул пересохшие губы и поднял взгляд на стоящего перед ним Кочура. Грязный, пыльный боец, перепачканный в крови и припорошенный песком, походил сейчас больше на каменную скульптуру украшавшую фасад старого здания, чем на живого человека.

— Докладывай.

— Прошли мы за ним далеко, километров пять-десять, может больше... Пару раз теряли из виду. Потом жуки эти..., сороконожки огромные попадались, — сбивчиво начал рассказывать Кочур, поминутно оглядываясь, словно боясь нападения сзади. Пока кто-то из бойцов не подал ему открытую фляжку и тот жадно захлебываясь припал к ней и осушил до дна. Капли воды стекали по подбородку и падали ему на грудь, впитываясь в грязно-зеленый материал куртки.

— Дальше, — зло обронил Андрей, он уже чувствовал, что ничего интересного и важного не услышит. "Не нашли они их лагерь. Не нашли", — подумал Сивуч. И мысль эта прозвучала внутренним приговором.

— На стенах домов кресты углем ставили, чтобы путь отметить, — виновато продолжил Кочур.

Потому как из подъезда выскочила с перекошенным лицом Маша Пермякова. Часовые задержали ее, но она вырвалась и упала на грудь мужа, поливая её слезами.

-Убили! Убили!

Крики перешли в рыдание и невнятные бормотания. Сивуч с каменным лицом смотрел на Кочура.

— Дальше! Что было дальше?!

— Тут этот за угол завернул в очередной раз. Сашка выглянул посмотреть за ним. И упал.

Кричал сильно, по земле кататься начал, а потом затих. Я не понял сначала, а потом когда хотел стрелу вытащить. Она вот...

Кочур протянул вперед раскрытую ладонь, показывая. На большом и указательном пальце кожи с внутренней стороны не было. Было подсохшее кровяной коркой мясо. Корка лопалась и сочилась сукровица.

— Яд какой-то..., — пронеслось за спиной Сивуча.

Андрей запоздало обнаружил, что почти все подразделение выбралось из подвала и наблюдало за происходящим. Это и к лучшему, подумал он, другим будет наука.

— Дальше.

— А что дальше? Взвалил я Сашку на плечо и назад, — Кочур стащил с головы кепку и нервно теребил ее в руках.

— А теперь скажи мне боец,— Сивуч почувствовал, как вместе с решением, холод поднимается снизу живота и холодит грудь. — Какой был приказ?

— Проследить за гонцом и найти их лагерь.

— Громче! Скажи это громче, чтобы все слышали!

— Проследить за гонцом и найти лагерь!

— А теперь объясни мне, почему ты не выполнил приказ? А? Ты же знаешь, что означает не выполнить приказ?

— Но ведь Сашку? И я подумал..

— Я еще понимаю, если бы Пермяков был ранен,— перебил его Сивуч,— и ты нес его чтобы спасти. Но Пермяков был убит. Так, какого черта ты не выполнил приказ?

Андрей знал, что больше чем невыполнение приказа, Кочур боялся вернуться в расположение части без Пермякова, боялся посмотреть в глаза Маше Пермяковой, боялся и за свою жизнь в этом проклятом городе, как боялись все. Только Кочур, оставшийся один в чуждом и страшном городе, где смерть притаилась и ждет за каждым углом буквально, без всякого преувеличения, струсил окончательно и сбежал, прикрываясь от страшного города телом убитого товарища, используя его как предлог, чтобы вернуться. Сивуч знал это наверняка, знал это точно. Поскольку такой же страх и ненависть жила в его душе. Он злился и ненавидел себя за это, так же люто, как ненавидел сейчас Кочура, виновато стоящего перед ним. Поэтому нащупав пальцами застежку на кобуре, болтающуюся на заднице, сказал:

— Нарушивший приказ рядовой Кочур приговаривается к смерти!

Андрей Кочур вздрогнул, но не поднял глаза. Не поднял их и тогда, когда ему в грудь уставилось дуло пистолета. И лишь когда прогремел выстрел, он виновато и прощально глянул на Машу Пермякову и упал.

После выстрела в оглушительной тишине. Слегка оглохший Сивуч, повернулся к своим.

— А вы, какого черта бросили копать? Почему все здесь? Кто разрешал?

Заслоняя тело упавшего Кочура, вперед шагнул Курбан.

— Вот что, Андрей... Ты, конечно, можешь меня убить, но копать мы не будем. Мы уходим в лес. Женщины уже собираются.

— И кто это решил?— полюбопытствовал Сивуч, чувствуя как злоба внутри него уходит, уступая место отчаянию.

— Мы так решили. Надо уходить, пока все здесь не передохли...

— Правильно!

-Нечего тут делать!

— Собираемся хлопцы!

-Давай домой!

— Пошевеливайтесь! Давайте быстрее! Дотемна надо будет в лесу обосноваться! — скомандовал Курбан куда-то вглубь подвала, повернувшись к Сивучу спиной. Словно не существовало полковника вовсе.

— Да как ты смеешь?!— заорал Андрей,— Мы не выполнили приказ! Мы пришли сюда бороться с нечистью!

— А сам ты кто? — обернулся Курбан, — А то ты не знаешь, что половина наших жен из них..., а дети? Ты же видишь мутантов? Знаешь о чем я? Только не хочешь посмотреть правде в глаза? Главное не в том, что человек может обращаться в животное. Главное, что при такой возможности он все же остается — человеком....

Сивуч не понял, как так получилось, но пистолет вдруг дернулся в его руке. На груди Курбана расцвело красное пятно. Курбан с удивлением и грустью смотрел прямо в глаза Андрею и падал, падал. Медленно оседал назад. Его кто-то подхватил сзади. И тут в глазах Сивуча потемнело, словно солнце погасло. Последнее что он услышал, прежде чем окончательно погрузится во тьму, был душераздирающий человеческий вопль. И он удивился, "Надо же, как может кричать человек, хотя так кричать не может".

* * *

Береза под жарким солнцем трещала в костре, и вспыхивала яркими искрами, словно пороха кто подсыпал. Березку было жалко, но кроме как на ней — жарить кабана было не на чем. Прожарить, конечно, всю тушу не удастся, но хоть не пропадет мясо на жаре. По крайней мере, не сразу пропадет.