Степное солнце

Самсара зашелестела одеждой, что заставило Манат отпрянуть от полога и забиться в угол, где располагалась ее лежанка.

Вторая жена арада вышла из шатра, даже не оглянувшись по сторонам. Ветер подхватил ее черные волосы , и только сейчас заметила северянка, как у висков матери Имка блеснула седина.

Глава 6

Огромный мраморный стол занимал внушительную часть террасы. Поверхность его — белый полированный камень с черными прожилками, покоившийся на лапах львов, был завален папирусами и свитками, восковыми дощечками и каменными табличками. На последних высекались законы: мелкие символы, узоры — кропотливая работа десятков умельцев, делавших из куска камня настоящие произведения искусства. Каждая табличка с витиеватыми окантовками, забранными в медь углами, являла собой отдельный законотворческий акт, который будет храниться в веках.

Элкоид, однако, не сильно заботясь о сохранности раритетных вещей, а некоторые из них видели Императоров, правивших сто, двести, а то и триста лет назад, смел все на край, расчистив место под свиток-карту, по которой кочевали стрелки, скакали нарисованные кони, покачивались на нарисованных волнах нарисованные корабли — во всех известных подробностях изображена была Битва Куситкара и войска правителя города Имилеи.

Империя тогда только начинала свое существование. Хотя, нет! Тогда даже вопрос не стоял об Империи как таковой. Не было еще прекрасной столицы с величественными дворцами и фонтанами, с площадьми, убранными в камень, не было крупных торговых городов и портов. Многотысячной армии. Темного Ордена.

Стремление к власти и богатству заставило знать восстать против правителя — фараона, года от года ограничивавшего привилегии богачей, заставив простой люд дрожать от ужаса в ожидании кары за такое кощунство. И кара последовала...

Нет, земля не разверзлась и не хлынули на сушу моря, сметая все на своем пути... Но последствия для рядового жителя были малоприятными — единое, некогда мощное царство развалилось на десятки мелких государств, каждое под руководством своего правящего рода. И эти княжества да царства погрязли в непрекращающихся войнах.

Постоянные споры за территории, выливающиеся в кровопролитные схватки, поборы на военные нужды и неуемные аппетиты знати... Да... Многие тогда бежали на север, вполне оправдано считая, что шанс сгинуть в лапах варваров не так высок, как погибнуть под ударами армии богатого соседа, решившего прибрать к рукам очередной город или деревню.

Куситкар был одним из тех, кому повезло родиться в семье знатного советника, приближенного к трону, сумевшего удержать под своей властью внушительные по тем временам земли. К тому же молодой аристократ был человеком везучим — в его руках оказалась часть военной мощи правителя-фараона, сам владелец которой не пережил перипетий войны. Личная охрана, составляли которую воины-наемники. Они не пахали, не сеяли, не разводили скот, не обременяли их семьи и родственные связи. Они умели только держать меч и умирать за деньги. Многие хотели заполучить эту силу себе, здесь главное было перебить цену, что Куситкар и сделал, призвав к себе главу войска и предложив, что если наемники будут служить ему, им обеспечат при выходе в отставку содержание или землю. А пока те несут службу — им будет идти процент от добычи за каждый поход. И это если умолчать о грабежах, которые неизбежны при любых завоеваниях.

Тогда-то первый, по сути, император и обзавелся регулярной армией наемников, которые не чтили традиций и готовы были беспрекословно исполнять приказы, даже если им поручали вырезать крохотную деревушку, в которой из населения остались лишь женщины, старики да дети.

Очень скоро к землям будущего Императора стали примыкать все новые и новые территории.

Росло и войско, а вместе с ним и его запросы. Оно уже состояло не только из наемников и тех, кто остервенело защищал собственный дом, но и тех, кто тоже хотел получить награду за военную службу.

И тогда на пути растущей Империи встал город Имилеи.

Куситкар выиграл в той битве... А вот учитель Домэны хотел знать, что же должно было случиться, чтобы он проиграл.

Забавный вопрос...

Предательство, диверсия, плохая погода, расстройство желудка у командующего войском.

Все что угодно.

Но наставник дочери мыслил более масштабными категориями. И Элкоид понял, что хотел донести до Домэны уважаемый ученый муж.

Был у Куситкара еще один враг. Царство, как громко себя величали его обитатели, Суртир. Оно граничило и с растущей Империей и с богатым городом-портом Имилеи и давно уже оно грызлось с последним из-за спорных рудников, которые приносили уже больше бед, чем дохода.

Вот и поинтересовался учитель у ученицы, как повернулась бы судьба к Куситкару, если бы правитель Имилеи отдал спорные рудники Суртиру в обмен на помощь в этой войне.

Домэна сидела в большом отцовском кресле, поджав ноги, и смотрела на свиток, края которого были прижаты тяжелыми табличками. Задачка, заданная учителем и превратившаяся в настоящее чудо общения с тем, кто держал в руках всю Империю, кажется, уже не так занимала принцессу. Точнее, занимала, но она давно уже знала ее решение, зато в голове девочки роились и жалили любопытством сотни пчел-вопросов, на которые, как она считала, мог ответить только отец.

— Вот так бывает, дочь. Бьются Имилеи и Суртир, а ведь знают, что Куситкар стоит у их границ. И выгодно бы ему просто подождать. Пусть один из соперников победит, но ослабнут-то оба.

Девочка с нескрываемым любопытством слушала отца.

— А почему он так не сделал?

— К сожалению, любой властитель того времени зависел от тех, кто платил за войны. Вот и Куситкар был зависим.

— Он не сам принимал решения? — глаза Домэны удивленно расширились.

— Он должен был их согласовывать с военными советниками — богатыми аристократами, которые предоставляли ему флот, пехоту, сами составляли часть конницы, поставляли провизию.

— Получается, он был не таким правителем, как ты.

Элкоид нежно погладил дочь по голове. Слишком рано ей объяснять, что любой, кто стоит у власти, зависим. И одна из важнейших функций правителя — осаждать алчность тех, кто может повлиять на его решения. Правильный император должен усмирять аппетиты властьимущих, или направлять их в нужное русло. И если нет противников его решениям, значит, его политика правильна. Иначе, можно развалить даже самую великую страну.

— А почему они торопились? — девочка положила ладошку туда, где на карте указана была армия Куситкара.

— Молодая Империя постоянно воевала. А это рост налогов. Сложности с торговлей, и стране требовался выход к морю Слез. Как бы ни были сильны наемники, но и они смертны, отсюда, необходимость браться за оружие тем, кто его в руках не держал, их обучение.

Домена нахмурилась. Сердце же Элкоида радовалось. Девочка умела не только слушать, но и думать. Пытливый детский ум не был ещё ограничен условностями и правилами, обязательствами и собственными принципами. В ней еще жило сострадание и участие, чистые, как горный ручей. Только бы не жалость, она никогда не будет хорошим советчиком.

Дочь опустила глаза на карту, но вдруг, подавшись вперед, выпалила то, что так долго хотела спросить.

— Учитель сказал, что ты отдал Степи наши города. Ты же пошлешь туда армию? Ты же вернешь их, папа?

Элкоид усмехнулся.

— Сегодня там один у власти, завтра другой. И взгляд нового правителя может обратиться к Империи. Жителям городов ныне придется задуматься, под крылом у кого быть выгоднее. Они лишились того, чем торгуют с варварами, связями с семьями, нашей защиты. Есть победы, Капелька, которые можно одержать без войны, — улыбнулся Император, присев на край стола. — Так, как же сложиться судьба Куситкара?

Отец задал вопрос.

— Он бы все равно выиграл.

— Почему? — Элкоид улыбнулся.

— Численность войска Куситкара превосходила даже предположительно объединенные силы Суртира и Имилеи. У него были слезы вулкана. И я думаю, он победил бы еще быстрее, ведь если бы Имилеи и Суртир объединились, город-порт не отсиживался бы за высокими стенами три долгих месяца.

* * *

Старшая дочь Нура говорила, что даже не поняла, когда выбрали ей жениха. Но для Манат все оказалось яснее и горше. Ей не быть первой женой, как Сати, и не стать такой, как Самсара, пользовавшаяся уважением. Северянка всегда будет чужой. Не это ли читалось во взглядах юношей в шатре? Да и девушек, что появлялись и исчезали, пока ждала она своей очереди. А когда придет время, рядом не будет мамы, Сати, Имка. Сговорил ее названный отец с тем, на ком вина оказалось много, а внутрь ничего не попало. А ведь это традиция! Пусть и не так уж она обязательна, ведь важно, что кубок был протянут, но только вот сетовала Ара тихо, когда думала, что не слышно ее, что много уж нарушил арад заповедей богов. Как бы всем не стало оттого худо.

Понимала Манат, что для всего рода-племени что-то важное случилось тогда в святилище. Все они говорили, кто громче, кто тише, что затребуют боги ещё нектара, что пролился на древо-камень. Потому как, кто откажется от такого угощения?

Но маленькая Манат не могла еще понять всего того, чего боялись воины и мастера, Самсара и Ара. Ее детские страхи были гораздо весомее алой крови на камне.

Он приехал на следующий день с двумя похожими на него юношами. Хорошо одетые, на поджарых широкогрудых лошадях, так почитаемых степняками, при оружии, которое из ножен никто вынимать не смел, молодые воины спешились у входа в становище Нура и застыли, ожидая приглашения. Через седло Кудага был перекинут красный вышитый лоскут ткани. Манат знала что это. Покрывало женское с тамгой рода жениха. В нем, когда войдёт в лета, прибудет невеста в дом избранника. У первой жены старшего сына, которой суждено стать хозяйкой большого дома, такое покрывало воистину царское, обшитое золотом. Такое хранилось в араде, Сати показывала его подружке.

Манат крутилась возле Ягодки, очищая шкуру кобылки пучком травы, когда стук копыт и окрик одного из воинов Нура заставил ее повернуть голову.

Никого из семьи арада в то время в становище не было, все они ушли представляться и готовится к Большому совету. Манат же, избранная невеста, могла не сидеть теперь в душном шатре. И хоть это было хорошо.

Опять пожурила богов северянка за то, что не смогла быть более осторожной и нога не позволила ей завершить круг. Девочка помнила разговор Нура и второй жены, помнила, что говорила Сати, и пусть было это все пока далеко и призрачно, но страх уже вызывало грядущее прощание с арадом и мамой. Но о своих страхах Манат богам не рассказывала.

Прибывшего жениха встретил Улуккай. Один из первых воинов, чья жена была видно улянкой. Говорили даже, что не по весу ей мужа выбрали, что Уллукая мог заменить любой арад или его первый сын. Вот только не вздыхала тяжко от выбора своего улянка. Наборот, трех видных сыновей подарила она мужу. А уж как она пела. Несчастный человек так не поет.

Кряжистый, невысокий воин вразвалочку подошел к прибывшим.

— Арада Нура нет в становище, молодой Кудаг.

Жених сверкнул глазами.

— Младшие сыны отца должны вернуться в арад, потому ждать не могу.

— Привез подарок? — улыбнулся в усы Улуккай.

Юноша кивнул.

— Пройди, передай его своей нареченной.

Заступа Нура сделал шаг назад, освобождая вход в становище.

Спешившиеся воины пошли, ведя на поводу лошадей.

При свете дня Кудаг казался даже старше Заура. Но думалось Манат, это из-за складок, что тянулись от носа к уголкам губ, делая лицо его жестче и воинственнее.

— Смотри-ка руно, и правда, серебряное, как дорогие ткани, что привозят с Востока, — глаза одного из сопровождающих Кудага юношей замерли на девочке.

Та бы очень хотела спрятаться, непривычно ей было под взглядами взрослых мужчин, в которых сквозили любопытство и насмешка.

Кудаг перекинул повод одному из братьев (Манат решила, что братьев, уж больно похожи они были и осанкой и лицом) и, захватив покрывало, подошел к северянке. Она была чуть выше его пояса, и оттого чувствовался он великаном в сравнении с ней.

— Тебе. Знак моего рода.

Красная плотная ткань с тяжелой вышивкой стеклом да бусами легла в руки девочки. Удивительно, но она пахла медом и летом, солнечным теплом. Да, для Манат и свет имел свой запах.

Кудаг вдруг опустился на корточки и глаза их оказались вровень. Манат бы отпрянула, но сзади переминала копытами Ягодка.

— Боишься? — улыбнулся молодой мужчина.

Манат замотала головой.

— Не бойся. Не обижу. Держи.

И протянул ей на раскрытой ладони браслет, да такой красивый, из выбеленной кости с резными узорами, какие носит Сати только по праздникам.

Светило коснулось его глаз, и в них заблестели-заиграли золотые искорки.

Манат от удивления тоже улыбнулась. И сердце, скованное тревогой, отпустило.

Только вот судьба все же свое колесо раскрутила, и вертелось оно быстрее, чем в колеснице боевой, которые видела девочка проносящимися по широкой дороге, разделявшей большой стан.

Может, прихватил ее еще из своего становища Кудаг, может, по дороге где зацепил, а может, ждала она своего часа, созданная богами... Оса, завязшая в ткани.

Девочка ойкнула и отпрянула прямо под ноги Ягодки.

Лошадь взбрыкнула. Слава богам, спокойная, копытом не ударила, лишь ногой пошевелила, но и того Манат хватило, чтобы кубарем катиться.

Кудаг удивленно замер. Но и для него вскоре судьба замелькала перед глазами. Ибо схвачен он был за ворот куртки и вздернут вверх. Все еще изумленный и не помышлявший о зле, встретился он глазами с первым сыном арада Нура.

— Если получил согласие, думаешь, уже глумиться можешь? — холодно прошипел Заур.

Акинак вылетел из ножен.

— Это моя названная сестра. И она еще дитя.

— Да я пальцем ее не тронул, — возмутился Кудаг.

— Заур!

От окрика Нура все замерли и повернули головы к вождю. Тот стоял вместе с седовласым бородатым воином, невысоким, но широким в плечах похлеще отца Заура.

— Сын? — воин поджал губы, глаза его сощурились.

— Отец, Кудаг правду сказал, он не тронул девочку, — вступился один из прибывших с женихом братьев.

— Пусть сам говорит.

Мужчина сделал шаг к сыну, в руку его с пояса соскользнула плеть и зазмеилась по примятой траве.

Палец набух и пульсировал, в нем осталось жало и оно разжигало внутри маленький костер. Но Манат в тот момент мало заботило это.

Нур никогда не поднимал плеть на своих сыновей. Это было знаком позора. Его слОва порой было достаточно и Зауру и Имку, чтобы остудить пыл и направить на верный путь.

Возможно, чего и не знала Манат, но она никогда не видела, чтобы тот, кто носил змей — символ власти в араде, поднимал руку на сыновей.

Желваки заходили по скулам Кудага. Лицо сделалось хищным. Но он не сдвинулся с места.

Манат кое-как, путаясь в длинной рубахе, поднялась на ноги, лента удерживающая волосы слетела и теперь длинные пряди лезли в глаза и рот. Прижав в груди тяжелую ткань, девочка двинулась к Кудагу. Она видела, что так делала Урика, когда хотела помирить воинов или Искхара, первая жена арада. Только сильные и гибкие женщины ничего не боялись, а вот Манат дрожала, как лист на ветру. Ведь получить плеткой очень-очень больно. Один раз ее подруга Гуаша попала под кнут отца, когда тот выгонял лошадей, по тонкой детской ручке теперь змеился шрам белый, кое-где толщиной в палец.