Титановые звезды маршала Каманина

Рука Андропова потянулась к пистолету.

Однако же аргументы были приведены серьезные.

Во-первых, система команд новой ЭВМ была вражеским шпиенам хорошо знакома — ЕС ЭВМ, IBM360 тож. А секреты главные — они не в процессоре, они в программах. А процессоры у буржуев ничуть не хуже. Лучше, чего уж там.

Во-вторых, часть функционала для настольных компьютеров была явно лишней, так что всех секретов мы все одно не открываем.

В-третьих, в продажу первые машины должны были поступить только через полтора года — а за это время, судя по взятым темпам, "Аргон" родит еще что-нибудь эдакое.

Ну а в-четвертых — ежли сразу объявить о поставках машин на экспорт и всем желающим, да еще и тендер открытый объявить, да не от лица государства, а от отдельного предприятия — желающих найдется — только отгоняй. Может быть.

В общем, стрелять нахала погодили (времена все-таки изменились), но намекнули, что если что — не вопрос (изменились-то они не так чтоб очень). Кредит дали. Тендер объявили. И желающие нашлись — Siemens схлестнулся с IBM не на шутку. Немцы брали сроками, да и подлян в их договорах привлеченные внешторговские юристы нашли поменьше. Однако же следовало бросить кость и США. Тем более, что в финале схватки IBM предложила взять на себя заботы о продаже персональных компьютеров под своей маркой на соответствующем американском рынке.

Рынок этот вызывал у менеджеров IBM крупные сомнение — ну кто кроме стайки фанатов захочет иметь дома такую вещь, как компьютер? Но раз уж эти чокнутые русские суют голову в петлю — вай бы и не нот? Тем более, что там уже копошилась всякая шелупонь, и обозначить свое присутствие, чтобы все поняли, кто в доме хозяин, было нужно.

И вот тут один безвестный (а может быть — и известный кому надо) внешторговец чуть-чуть скорректировал договор о дистрибуции. IBM обязалось распространять компьютеры завода "Рекорд" — а вод завод "Рекорд" распространять эти компьютеры только через IBM обязан не был. Чуть позже подобную штуку провернул привлеченный IBM для написания программ для новой платформы молодой программист по имени Билл — и это опять сработало.

Молодой директор "Рекорда" пахал так, как будто за спиной стоял заградотрядовец с наганом. Контингент в Александрове не так, чтобы очень — все-таки сто первый километр. Ну да, самых неадекватных поувольняли, они расползлись по соседним колхозам — но адекватных-то где брать? Часть "хозрасчетных" средств, благо право такое теперь было, пустили на жилищное строительство. Обшаривали все доступные ПТУ, шлялись по радиотехническим частям, выискивая перспективных дембелей. Воровали толковых девчонок в Иваново. Квартирный вопрос был веским аргументом. Ключевых сотрудников посылали на стажировку в Бердск и Воронеж (в Штаты посчастливилось прокатиться единицам). Благо и у своих теперь уже было чему поучиться — Пилюгинская школа успела сформироваться, после полугода жесткой дрессуры войти в "чистую" комнату без бахил, белоснежного комбеза и маски было как выйти на улицу голым.

Однако к моменту пуска фактически нового завода (в сентябре 78-го) ситуация резко изменилась. Компьютер "Эппл-2", выпущенный в июне 77-го, буквально взорвал рынок. Нужно было реагировать, причем быстро. Своих разработок у IBM не было и "русский проект" становился приоритетным. Глава корпорации лично прибыл в Москву для встречи с министром электронной промышленности и директором "Рекорда". Сделка была не менее масштабной, чем французская — несколькими годами ранее. В Александрове строилась вторая очередь Завода Малых Вычислительных Машин, теперь уже в статусе совместного предприятия. Русские давали серьезный выигрыш в цене — как разработок, так и производства. Американцы хотели работать еще и с ВЭФом — но прибалты, почуя свободу, загоношились, и Устинов лично решил, что береженного бог бережет. Срочно вырабатывались единые стандарты по протоколам и комплектующим. 20-сантиметровые диски, не успев раскрутиться, уступали место пятидюймовому стандарту. Впрочем, некоторое количество таких устройств успели попасть и в Штаты.

В Бердске и Воронеже суеты не было — заявленную пару тысяч "полноценных" БЦВК в год благодаря закупленному три года назад у франков оборудованию было произвести вполне реально. Вопрос цены при таком специфическом применении так же не был приоритетным. Важнее была надежность и проблемы работы в условиях негерметичных отсеков. Эта проблема была окончательно решена к марту 77 года. Вовремя, надо сказать.

В 77 году открывалось уникальное окно для последовательного прохождения Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. США анонсировали запуск двух аппаратов. Учитывая традиционно лучшую надежность конкурента, ИКИ АН СССР предложил запуск целой флотилии. К счетверенным запускам уже привыкли, так что поворчав насчет аппетита, Каманин зарезервировал 4 запуска "Атлантов-3" с водородными РБ. Четыре двухтонных аппарата стартовали вперемежку с "Вояджерами" в августе-сентябре. Новые БЦВК позволяли перепрограммировать аппараты "на ходу". 64-мегабайтные диски копили снимки — передача велась медленно и печально на долгом отрезке пути к следующей планете.

"Рейд-1" сбросил полутонный (теплозащита и прочный корпус составляли 90% массы) зонд в атмосферу Юпитера и ловил данные, пока "яичко" не было раздавлено огромным давлением. В мощных радиационных поясах Юпитера рассчитанная на условия ядерной войны электроника сработала штатно.

В связи с успехом остальная тройка понесла свои зонды дальше. В 81-м "Рейд-2" промахнулся по Сатурну, "Рейд-3" — попал. В 86-м — окучили Уран с "Рейда-4". Концентрация гелия-3 в атмосфере — аж 1:3000! — произвела фурор. Дальше "Рейд-2" и "Рейд-4" летели налегке — "нечетные" сдохли на перегоне "Сатурн-Уран". "Четвертый" замолчал в 88-м, "Двойка" в 89-м отснималась по Нептуну и вместе с обоими "Вояджерами" отправилась в бесконечное путешествие за пределы Солнечной системы. С барельефом Ленина на борту, а то.

Пилотируемую космонавтику также не забыли. К 77 году "Салют-3" исчерпал ресурс. Во время экспедиций к нему был получен гигантский опыт — и в конструировании систем СЖО, способных работать годами — с минимальным ЕУ и ТО, и в космической медицине, позволившей довести пребывание на орбите до полугода, и в технологиях стыковки и дозаправки. Пора было двигаться дальше. Западных аналитиков удивило, что для вывода новой станции использовалась не тяжелая, а средняя версия "Атланта" — вес "Салюта-5" составил те же 30 тонн. Заговорили о том, что советская программа испытывает финансовые трудности. Отчасти так и было, но главной причиной стало не это.

Сам по себе "Салют-5" был почти лишен научного оборудования. Вся масса ушла обеспечение долговременной работы экипажа — уже 6 пеналообразных кают вместо 3, 2 независимых полузамкнутых системы регенерации воздуха и воды, новый БЦВК, комплекс связи. А главное — на одном их концов станции размещался двухметровый шар с пятью усовершенствованными стыковочными узлами. "Лепестки" андрогинного устройства смотрели уже не наружу, а внутрь и имели несколько меньший размер — точность стыковочной системы позволяла. Система сближения также была новой и позволяла значительно повысить надежность. Со стороны кормы корпус станции также изменился — за широкой, 4 метра в диаметре, секцией экипажа монтировалась кубическая конструкция, пронизанная переходным отсеком. На боковых гранях даже на не очень внятной схеме, опубликованной в "Науке и жизни", просматривались какие-то крепления.

Первый старт к "Салюту-5" был неудачным. На участке работы второй ступени разрушился топливопровод, СА совершил аварийную посадку в горах Алтая. Полеты "Н-21" были временно, до выяснения причин аварии, прекращены. Однако оставался резервный вариант — "Заря" — старая добрая "Семерка" с водородной ступенью — рассматривалась в качестве резервного пилотируемого носителя как раз на такой случай уже давно и успела набрать необходимую статистику на разведчиках. Пилотируемая инфраструктура на двух байковских стартах также сохранялась в неприкосновенности.

Запуск состоялся через месяц и прошел штатно. Экипаж — всего два человека — начал готовить станцию к приему новых модулей.

Тем временем на Земле анализировали причины аварии. Выяснилось, что виной всему было плохое качество сварки топливопровода второй ступени. В Самару выехала комиссия. Помимо введения дополнительных процедур контроля были приняты и иные меры — директор завода был снят, несколько инженеров и рабочих — понижены на 2-3 класса и/или уволены, военпреда понизили в звании и отправили на менее ответственную должность за полярный круг.

Непосредственный виновник — сварщик ранее 5-го, а ныне 2-го разряда Сергей Александрович Гирин, уволенный с записью в трудовой, устроился на ВАЗ. Если раньше он закладывал за воротник только по большим праздникам (впрочем, одного Первомая хватило для весьма серьезных последствий) — то теперь такие праздники были у него регулярными. Как и у окружающих — взгляды на жизнь на флагмане советского автомобилестроения были попроще. Однако же времена менялись и там. После очередного закручивания гаек Гирину и еще паре товарищей по бригаде (и совместному времяпровождению, куда ж без этого) было вынесено последнее, но ни фига не китайское предупреждение. Огорчение решили залить в пивнячке, где к группе товарищей подкатился собрат по несчастью — физик из Москвы, по слухам, потерпевший аналогичное крушение, ласково называемый пролетариатом "Агдамычем". После первой кружке все согласились, что налицо типичное нарушение конституционных прав человека на культурный отдых. После второй — решили, что надо что-то делать. Интеллигенция оплодотворила народные массы идеей. Идея сплоченным коллективом была принята на ура — и стихийная демонстрация направилась к воротам завода. Повинтили болезных быстро — но слухи о жестокой расправе с мирной демонстрацией обездоленных рабочих, подпитываемые "Голосом Америки" и "Свободой" разлетелись по таким же пивнячкам в сотнях городов Союза. Народ там был примерно одинаковый, обиженный тем, что принцип "мы делаем вид, что работаем, а вы делаете вид, что нам платите" канул в лету. И агдамычей тоже хватало, причем на удивление скоординированных.

Устинов вызвал Андропова — обсудить проблему. "Пятерка" КГБ почему-то никак не могла справиться с подстрекателями, раздувавшими новый пожар классовой войны. Андропов обещал исправить ситуацию. Однако особых сдвигов не было. Вожди "пивных бунтов" загораживались стенами из цитат классиков марксизма-ленинизма и грудью стояли на защите социальной справедливости и направляющей роли рабочего класса. И деревенской бедноты, естественно.

При этом часть партийного руководства — и регионов, и даже в ЦК — в частных, да и не только, беседах требовала восстановления ленинских норм во внутренней политике. Некоторые даже дошли до прямой фронды — ездили к опальному Суслову, на персональную дачу. В стране и руководстве назревал кризис.

Впрочем, космонавтики этот кризис пока не коснулся. В конце 77-го на первую лунную базу (громковато сказано, конечно — так, жилая бочка в пол-"Салюта") прилетел первый экипаж. Лунник сел в пятидесяти метрах от базы. С поверхности "Бочка" бочку вовсе не напоминала. Укутанная в несколько слоев ЭВТИ (лунные перепады температур — не шутка!), с четырьмя сферами баков движков мягкой посадки по сторонам и короткими стойками шасси, база напоминала неровный булыжник метров шести в поперечнике. Наружу торчали только поворотные панели солнечных батарей сверху да радиаторы системы терморегулирования. Ну и входной люк, конечно.

Теплозащита "Севера" также была усилена, это и увеличение веса СЖО вынудило сократить экипаж до двух человек, советский командир экипажа и француз-пилот. Двое остались на "Салюте-5" вверху.

Первым делом экипаж перегнал луноход с маячком в сторону — на предполагаемое место посадки следующего аппарата, чтобы тот не врезался в остающуюся на поверхности посадочную ступень. Округа была достаточно ровная, места для будущих посадок было много. Однако позже, с началом работы совсем уж постоянной базы, взлетные ступени могли составить существенную проблему — надо было или оттаскивать их в сторонку, либо вообще отказаться от них, перейдя на многоразовые одноступенчатые аппараты — как и планировал Бабакин.

Аккумуляторы — общим весом свыше четверти массы станции, четыре тонны — были почти полностью заряжены, но "почти" не устраивало — нужно было подготовиться к долгой лунной ночи. Ближе к лунному "полудню", на пятый день, приняли "почту" — старая добрая "КТ" доставила 800-килограммовую ГДР-овскую химическую установку по выделению кислорода из лунного грунта. Ее подцепили к луноходику "Пежо" и отбуксировали к "Бочке", благо колесики к ней прикрутить не забыли. Выделение кислорода — процесс энергоемкий, его производили при солнышке и собирали в здоровенный баллон, а вот для сжижения было естественно воспользоваться холодом лунной ночи. Реголит засыпали в приемник — курам на смех — лопатами. Поляки скрепер сделать не успели. Батареи установки, кстати, тоже развернули вручную. Газа в баллон объемом в сотню литров накачали аж десять кило — при давлении под сотню атмосфер. Из лотка для отходов сыпалась отблескивающая металлом пыль — восстановленный титан и алюминий. Отобрали пробы — металлами планировали заняться попозже. Дождались ночи, начали процесс сжижения. И вот тут-то возникла проблема. Где-то что-то недооценили. Утечка тепла через неприкрытые ЭВТИ элементы конструкции была выше, чем ожидалось. Энергии не хватало не то что на сжижение, но и на обогрев базы. Оба космонавта готовы были геройствтать и спать в ушанках — фигурально выражаясь, конечно, но Земля в геройстве отказала. Личное распоряжение Устинова — обстановка была сложная, и вероятная при таких раскладах смерть экипажа, да еще международного, могла поставить точку на слишком уж многом. Опустошая аккумуляторы, пол-литра залили в многослойный дьюар, рассчитанный на 10 литров, законсервировали станцию, установив внутри температуру плюс пять, чтоб только вода не замерзла, и стартовали. Ну, хоть что-то — первые трое суток ночной вахты и первый ночной старт.

По приземлении начали разбор полетов. Выяснилось — чтобы переждать лунную ночь при такой утечке тепла, аккумуляторный блок должен был быть вчетверо больше — то есть весом с саму станцию. Такое расточительство позволить себе не мог никто. Мог помочь реактор — благо как раз ночью охлаждать его одно удовольствие — но "Буки" и "Топазы" работали пока не совсем чтобы надежно, да и ресурс у них был максимум год — даже если глушить их на ночь. Ну и безопасность, само собой. Решили выбросить на посадочном блоке "Севера" дополнительную батарею и дополнительную ЭВТИ для элементов конструкции. Однако же дополнительный пуск сокращал количество экспедиций в 78-м до одной — выделить дополнительную тяжелую ракету на фоне намечавшихся проблем не было возможности.

В привезенной "поллитре" кислорода обнаружили существенное количество хлора, использовавшегося в технологическом процессе. Дышать им было нельзя, да и хранить было стремно — благо везти было недалеко, дьюар выдержал. Немцы рвались на Луну, пощупать установку в работе. Французы согласились. Двое из разработчиков аппарата прошли медкомиссию и готовились к полету 78 года.