Купец прикинул недолго, после ответил: — Думаю, можно найти за пару десятков гривен. — После переспросил: — Ты себе?
— Да, Горан. Я женился недавно, хочу обзавестись своим двором с хоромами. Думаю, такую сумму осилю. Сможешь найти?
— Хорошо, Варяжко, переспрошу у людей. Когда тебе надо?
— Мне не к спеху. Пока мы с женой устроились в княжеском дворе. Но если решится скоро, то буду рад. Дать тебе заклад?
— Не надо. Если потребуется, сам отдам.
Варяжко, довольный состоявшимся разговором, в наступающих сумерках выехал на гнедом из двора купца и отправился к своей любимой с доброй вестью. Горан же стоял в задумчивости, глядя вслед отроку. Предчувствие подсказывало ему, что этот юноша повлияет на скорое будущее, его и других, только к худу или добру — не знал.
Глава 5
В первые дни, пока наместник не занял Варяжко службой, молодые объехали на возке весь город — сначала восточную часть, по правому берегу Волхова, а потом, переправившись по льду — западную. Новгород, собственно, представлял собой три поселения, или гнезда, как называли их сами жители. Со временем они слились воедино на обеих сторонах реки — Словенский на правой, Людин и Неревский с детинцем между ними на левой, огораживались общей бревенчатой стеной. Каждое гнездо выстраивалось на своем холме, между ними проходили овраги, местами засыпанные, и ручьи с мостиками через них. Мост через Волхов еще не построили, люди и повозки переправлялись через реку в летнюю пору на плотах, челнах и ладьях.
Богаче всех выглядело Словенское гнездо — здесь проживали боярская знать и служилые люди, купцы. Широкие мощенные улицы — сани и повозки разъезжались свободно, двух— и трехъярусные хоромы, просторные подворья — все говорило о достатке этого края. Да и встречались здесь по пути люди явно не бедные — в нарядных шубах и шапках, кожаной обуви. Много было саней — их могли позволить себе в эти времена редко кто из простого люда. В других гнездах обстояло заметно скромнее, но все же достаточно ухоженным и без особой нужды. Во всяком случае землянок и совсем уж развалюх среди изб молодые не видели, даже на окраинах. Не зря поговаривали о богатстве северного города, одного из первых на Руси, соперничавшего красотой и значимостью с Киевом.
Познакомились с обитателями двора — дружинниками, вольным людом, челядью. Вместе с боярином пришли в Новгород полсотни гридней и отроков. Большая их часть жила здесь, в княжеских хоромах, кто-то из старших обосновался в городе — в снятых избах или в примаках у вдовых молодиц. Они узнали Варяжко — подходили к нему, называли по имени, а тот, невольно смущаясь, признавался, что не помнит их. Некоторые с пониманием отнеслись к случившемуся с ним, называли себя, как бы вновь знакомясь. Но немало нашлось тех, кто не захотел вестись с ним, особенно, когда узнали, что Варяжко изгнали из дружины. Они не скрывали отчуждение, даже презрение к бывшему отроку, так что отношения с ними едва ли не с первого дня сложились трудными.
На второй день юноша в буквальном смысле сцепился с одним из отроков, на год старше себя. Возможно, что и прежде между ними не было лада, теперь же Орлик — так звали недруга, принялся изводить бывшего товарища по дружине. Несколько раз как бы невзначай толкал плечом или наступал на ноги, презрительно сплевывал в его сторону, а сейчас при всех обозвал выпоротком и колобродом. Варяжко не хотел устраивать на новом месте конфликт, но оставить безнаказанным прямое оскорбление не мог. Внешне спокойно, сдерживая бушевавшую в душе злость, произнес:
— Орлик, ссориться с тобой или кем-то иным я не намерен. Проси прощения за свое невежество — и разойдемся с миром.
— А то что, пойдешь жаловаться боярину? Пресноплюй! — не унимался наглец, явно напрашивавшийся на мордобитие. Он еще гоголем осмотрелся вокруг, показывая сверстникам и оказавшимся рядом слугам, как он измывается над изгоем.
Начинать первым драку, тем самым давать повод для каких-либо обвинений, Варяжко не стал, решил спровоцировать недруга:
— Пустобрех! Молодец против овец, а против молодца сам овца!
Выдержкой противник не мог похвалиться, тут же набросился с кулаками. Упал кулем на припорошенную снегом землю после броска Варяжко, соскочил, по-видимому, не поняв — что тот сотворил с ним, вновь полез драться. Когда же третий раз грохнулся, весьма чувствительно — рассвирепел, подбежал к любопытствующему в круге зрителей гридню из охраны, выхватил у того из ножен меч и, занеся над головой оружие, понесся к Варяжко. Тот пропустил шагом в сторону и сбил подсечкой, после подобрал упавший меч и вернул хозяину. Орлик же, не вставая с земли, вопил во весь голос: — Убью! Тебе не жить, паскуда! — а потом от бессильной злобы замолотил по снегу кулаками.
В тот же день наместник, прознавший о произошедшей драке, вызвал обоих на свой суд. При разборе, кроме видоков-отроков, был еще тот гридень, у которого Орлик забрал меч. Суд много времени не занял — после слов свидетелей и гридня боярин объявил свою волю: — Отрока, посмевшего поднять меч на товарища, взявшего у воина без его согласия оружие, отправить в Киев к князю для решения его судьбы.
Упоминать драку наместник не стал — за такую провинность сажали в холодную. Но преступление с оружием грозило гораздо большей карой, вплоть до смертной казни. Распоряжаться же жизнью княжеского отрока должен сам князь, с тем и отправил Орлика в тот же день под конвоем двух гридней. Урок с зарвавшимся отроком в чем-то послужил на пользу Варяжко — явные нападки других недоброжелателей — коих хватало, прекратились. Но, с другой стороны, вызвал большее напряжение между ним и дружинниками, даже с теми, с кем он до сей поры ладил. Для многих он стал в действительности изгоем, лебезить же перед ними, как-то заглаживать отношения юноша не стал — время само покажет, кто прав, друг он им или чужак.
Первое дело, которое поручил наместник Варяжко, связывалось с распрей между жителями двух гнезд — словенами и кривичами из Людина. Нередкие конфликты между этими племенами шли с прошлого века, когда они вначале сплотились между собой и с чудью против норманов с севера, обложивших их данью. После же, изгнав общего врага, ввязались в междоусобные войны, пока их не усмирили силой призванные словенами варяги — Рюриков род. Те, одолев кривичей и чудей, убили своих нанимателей — словенских старейшин, взяли власть в Новгороде и всем крае в свои руки. Так закончилось время независимых племен и началась эпоха новой Руси — отсюда, на севере, после на всех нынешних землях. Прежние же распри между племенами продолжали тлеть еще не один век, с вызванной ими тяжбой пришлось столкнуться Варяжко.
На торгу, занявшем площадь на словенской стороне, произошла драка стенка на стенку — кривичи против словен. Не обошлось без покалеченных с обеих сторон, хорошо еще, что не до смерти. Городская стража сумела разнять дерущихся, едва ли не в полусотню человек, дюжину из самых задиристых забрала в холодную. С чего началось, кто зачинщик — на первом суде у наместника не удалось выяснить. Каждый обвинял другую сторону в причинении какой-то обиды — от обсчета или обмана на торгах до порчи и навета в колдовстве, а об участии в драке пояснял, что лишь отвечал на удары. Получалось, что все они пострадали невинно и требовали виру с уроком — штрафом от других за причиненный телесный и материальный урон.
Боярин Истислав уже хотел махнуть рукой и наказать всех подряд, но побоялся — недовольства сразу обеих сторон тогда не удалось бы избежать. Впрочем, примерно так же, если не хуже, обстояло бы, вздумай он отпустить драчунов безнаказанно — в первую очередь, пострадало бы уважение, пусть и ничтожное, к княжеской власти и самому наместнику. И тут вспомнил о бывшем отроке, когда-то помогшему Ярополку Святославичу в розыске татей. Объявил, что ему нужно время обдумать и отправил драчунов обратно в холодную, после отправил посыльного за Варяжко. Тот оказался во дворе, занимался учебным боем с Ратко, одним из отроков, не чуравшимся его. Так что долго ждать не пришлось, вскоре юноша стоял перед боярином и слушал о случившейся потасовке между новгородчанами из двух племен.
Из того, что рассказал наместник, Варяжко понял — искать в этот конфликте виновного не имеет смысла. Люди излили в нем свое озлобление, а поводом могло стать что угодно — даже небольшое недоразумение. Можно найти зачинщика, первым начавшим драку, сделать его крайним, но ведь и другие вели себя не лучше, по справедливости должны нести не меньшее наказание. А это приведет к большому недовольству — не только среди тех, кто прямо участвовал в мордобое, но и обеих племенных общин. Нужно найти компромиссное решение, хоть как-то устраивающее стороны — над такой задачей Варяжко надолго задумался.
Единственно, что пришло в голову — привлечь к суду сами общины. Пусть их старейшины решат, с кого взыскать виру и урок. А до тех пор пусть буяны посидят в каталажке, почувствуют -почем фунт лиха, остерегутся в следующий раз встревать в подобные разборки. Высказал свою мысль наместнику, тому она понравилась — судя по довольной улыбке на его лице, только спросил: — Сколько же требовать от каждой общины?
— Виру можно посчитать по пострадавшим в этой драке — пусть придут к нам, мы их учтем, а потом выплатим им из полученных от общин сумм. А урок наложить по десять ногат на каждого, кто был замешан тогда. Деньги немалые, но все же посильные. А пойдут они на городские нужды, на ту же стражу, к примеру, — о том объявить старейшинам.
Боярин согласился с Варяжко и отправил в того в городскую стражу — выяснить, кто же, кроме задержанных, поучаствовал в той драке. А чтобы память у той просветлилась, велел пообещать всю поуроченную сумму. Много времени на получении этих сведений не ушло — стражники назвали всех замеченных ими драчунов, причем кривичи — словен, словены же кривичей. Назвать же самим кого-то из своих не решились, так вместе и разобрались — набралось больше четырех десятков бедолаг с обеих сторон. К концу дня Варяжко передал наместнику написанный на бересте раздельный список — слева словен, справа кривичей, первых оказалось немногим больше.
На следующий день Истислав позвал к себе юношу и велел быть рядом неотлучно — скоро должны прийти старейшины, вызванные еще вчера на межплеменной разбор. Собственно, какого-либо вмешательства от него не понадобилось, так и простоял за спиной наместника, внимательно слушая идущие переговоры. Они прошли со сложностями — старейшины едва сами не сцепились между собой, обвиняя в происшедшем другую сторону. Тут проявил твердость боярин — осадил разошедшихся старцев, довел совещание до нужного конца. Назвал поименно всех бузотеров, огласил сумму урока, добавил насчет виры и предупредил, что их люди будут сидеть в холодной до тех пор, пока община не внесет указанную сумму.
Старейшины уже в лад подняли голос, лукавя: — Не по правде так, выпускай сейчас! — хотя правда была на стороне княжеского посадника, такое право давалось за нарушение порядка.
Не добившись нахрапом своего, удалились в вотчины решать всем миром возникшую обузу и скорее выручать из неволи сородичей. Оставшись наедине, боярин удостоил бывшего отрока добрым словом:
— Да, не зря князь хвалил тебя. Ну, что же, думаю, тебя можно пристроить к важному делу, хоть ты и молод годами. Нужен мне на торгу свой человек — следить за порядком, разбирать споры на месте, решать с зарвавшимися купцами. Мне не раз говорили, что не ладно там, да все руки не доходили. Ты сам видишь, что случилось в этот раз. Купцы же творят что хотят — могут по сговору придержать товар, а потом поднять цену, не пускают чужих на торг или затирают их, насылают лихих людей. Однажды чуть не запалили город — подожгли лабазы. Дошел слух, что не обошлось без злого умысла от кого-то из недругов их хозяина. Вот и бери дело в свои руки, разберись с ними. Только не перегибай — не хватало вызвать недовольство в городе, а купцы могут.
Варяжко слушал наместника с подобающим почтением, а у самого мысли были далеки от того. По сути, боярин пихал его змеиное гнездо практически с голыми руками. Не имея реальной власти в городе, вознамерился повлиять на могущественную купеческую мафию. Да она скорее раздавит любого, покусившегося на ее волю, будь то даже Великий князь, что уж говорить о его наместнике. Тем более, когда весь Новгород в ожидании возвращения прежнего князя, время ставленника Ярополка на исходе. Единственно, что удерживало Варяжко от немедленного отказа под каким-нибудь важным предлогом — его собственные планы.
Он уже продумал первые шаги в скором будущем, когда только собирался обосноваться в этом городе, теперь шла речь о конкретных действиях — готовить почву для предстоящей борьбы против Владимира. Отчетливо понимал, что народ Новгорода в подавляющем большинстве поддерживает беглого князя, видит в нем защитника своих интересов в великокняжеском государстве. То, что Владимир робич — сын рабыни, нисколько не отвращало новгородцев. Напротив, убеждены, что поддержав сейчас в войне за власть, могут рассчитывать в будущем на особое его отношение к их городу, как к своему оплоту. И каким же горьким станет их разочарование, когда спустя годы, став Великим князем, Владимир обманет их надежды, мечом и огнем будет наводить новые порядки.
Никогда прежде Мезенцев-Варяжко не считал себя идеалистом. С самой юности твердо знал, что ему нужно и шел к своей цели, невзирая на трудности. В этом же мире вдруг вознамерился идти путем, где не было никаких гарантий на успех, а его ожидали нелегкие испытания и опасность. Можно, конечно, найти себе подходящее дело и жить припеваючи, не заморачиваясь какими-то планами ради блага других. Но неуемная душа требовала другого — если в его силах хоть что-то изменить в скорых трудных для Руси временах, то он должен вмешаться, даже в ущерб себе. Поражался себе — с чего бы такое подвижничество, но что-то из самой глубины толкало его, заставляло идти в буквальном смысле на подвиг, как с голыми руками на амбразуру.
— Исполню твою волю, боярин, — ответил наместнику послушно, — когда приступать?
— А что тянуть, вот завтра и начнешь. Зайдешь ко мне поутру, дам тебе грамоту к старшине торга и еще отрока в помощь — будет у тебя на посылках.
Первую неделю Варяжко входил в жизнь торга, не вмешиваясь в нее. Постарался поладить с Видогостом, старшиной торга — почтенным служилым, избранным на это место местными купцами. По предписанию наемника тому обязывалось всячески содействовать юному соглядатаю — так боярин обозвал своего представителя на торгу, подчиняться его указаниям. Но текущие дела и непосредственное управление торгом оставались за старшиной, так что без согласия с ним нельзя было обойтись. Обошел каждый угол просторной торговой площади, свел знакомство с некоторыми купцами — их представил Горан, имевший здесь свои лавки. При первой встрече на торгу тот даже не удивился новому назначению юноши, принял если не дружественно, то по крайней мере радушно — наверное, посчитал полезным для себя.
Торг в Великом Новгороде
То, с чего начал Варяжко на торгу, казалось мелким, но принялось почти всеми нужным — занялся наведением чистоты на захламленной его площади. С приходом оттепели мусор и отходы, накопившиеся за зиму и скрытые прежде снегом, обнажились неприглядно, смешались с грязью в противной каше. Убедил старшину — без принуждения, как имел на то право, — пойти на небольшие расходы, заказать у местных мастеровых урны и ящики для отходов, нанять уборщиков. Добавили отхожих мест в каждом углу торга, поставили там рукомойники. По его настоянию старшина обязал всех торговцев следить за чистотой вокруг своих лавок и в рядах, а покупателей — не разбрасываться сором, складывать в урны. Договорились с купцами на будущее замостить всю площадь, те согласились вложить нужные деньги.
